– Как это? – возмутился Мар. – Чушь собачья! Семён, нас тут за лохов держат! Из пентаграммы никогда никого не прикроешь, тем более на расстоянии, это я уж точно знаю, сталкивался с такими делами. Семён, я понял – наш профессор решил себя лично обезопасить! Себя одного. Ох, нечисто он играет… То ли из мавзолея что-то может на волю рвануть, то ли тебя он решил убрать, безопасно и с комфортом. По выполнению работы. А что, запросто! – медальон зло и непонятно выругался. – Вон, не зря же этот спец по могилам с собой убивательные жезлы приволок! Бывали у меня такие случаи, бывали… Предлагаю действовать так: открываешь вход, ждёшь. Если ничего из той белой хренотени не выскакивает, тогда входим. Если выскакивает – я тебя отсюда уношу, а этот умник пускай сам разбирается! Далее – когда войдём, не торопись снимать защиту, надо сначала разобраться, что там к чему. Может, и не мавзолей то вовсе…
– Посмотрим, – вполголоса отозвался Семён. – По обстоятельствам поглядим.
– Да-да, – Лео Шепель, услышав слова Семёна, поднял голову. – Действительно, Симеон, сходите пока к мавзолею, поглядите, что там да как. А я тут быстренько, – и принялся раздвигать телескопические трубки, ловко цепляя их друг к дружке крючками-петельками; вскоре на земле обозначились части небольшой пентаграммы. Особой, защитной. Индивидуальной.
Семён ничего не ответил, повернулся и пошёл вокруг мавзолея – говорить с Шепелем ему больше не хотелось: высказанные Маром опасения весьма походили на правду. Весьма.
– Значит, таким образом, да? – сердито бормотал Семён себе под нос, медленно обходя мавзолей по кругу и рассеянно меряя его невидящим взглядом, – значит, использовать меня гражданин Шепель хотел? Попользоваться как следует, а после контрольное заклинание в голову… или куда там ещё… и опаньки дурачку Симеону? Ну-ну… Да где же эта дверь-то! – Семён в негодовании остановился и с ненавистью уставился на мавзолей. – Дверь где, спрашиваю?!
И тут он её увидел. Дверь.
Вернее, один из её кусочков.
Глава 3
Сокровищница Легионеров, Или Мавзолей Павших
Мавзолейная дверь была разбита на множество разновеликих фрагментов, наподобие известной Семёну нерусской игры «паззл»: кусочки входной головоломки темнели на стене мавзолея словно приклеенные к ней осколки чёрного стекла.
Было тех осколков ровно двадцать пять штук, Семён не поленился их сосчитать, прежде чем приступил к делу; все фрагменты двери оказались разбросаны по обратной стороне мавзолея, противоположной от того места, где Шепель сейчас собирал свою трубчатую пентаграмму.
– Как будто кувалдой по двери стукнули, – заметил Семён, еле-еле прикасаясь подушечкой пальца к одному из осколков. – Стеклянная такая дверь была, непрочная… Ну-ка, – чёрный фрагментик, размером с ладонь, легко скользнул по стене, следуя за указательным пальцем Семёна.
– Отлично, – Семён отошёл на шаг и, что-то прикидывая в уме, оглядел россыпь чернильных осколков. – Принцип ясен: надо сложить кусочки вместе, тогда мы и получим то, что получим. Надеюсь, что дверь, а не суровую надпись: «Выхода нет».
– Входа, – учительским голосом поправил Семёна медальон. – Выход, это когда выходят. А вход – это когда входят. Понятно?
– Не может быть! – притворно изумился Семён, подходя к стене поближе, – а я и не знал… Ты, Мар, в нашем метро не был, – Семён принялся деловито передвигать чёрные осколки, подгоняя их друг к другу, – там на станциях когда-то таблички с такими надписями висели… Много народу, начитавшись тех надписей, под колёса побросалось! От жизненной безысходности. Нет, мол, выхода и точка… Сняли потом те таблички, чтобы людей зря не губить. Сообразили.
– А-а, – с пониманием протянул Мар, – письменное эхо, колдовство через беззвучное чтение… Знаю, встречался с такой магией, было дело! Попали мы как-то с одним из моих очередных хозяев, Уриком Шмыгой, в Эбонитовый Мир – надо было спереть у тамошнего погодного шамана дождевую книгу. Между прочим, заказал ту книжку тоже шаман, но из другого Мира, он там министром по мелиорации работал… Заказал и строго-настрого предупредил – в книгу ни в коем случае не заглядывать!
Вот мой хозяин и отправился дождевую книженцию тырить. А надо сказать, что Урик отродясь ни читать, ни писать не умел…
Семён кивал, слушая рассказ Мара, и продолжал состыковывать фрагменты, изредка отходя от стены подальше и любуясь своей работой: всё же получалась дверь, а не что-либо другое. Не запрещающая надпись.
Дверь была уже собрана более чем наполовину, верхняя её часть, – и своим обозначившимся контуром определённо напоминала Семёну то ли веретено, то ли кошачий зрачок… Занятная такая дверь получалась. Не стандартная.
– …и, значит, пока Урик с книгой добрался до заказчика, то штаны на нём уже начали дымиться. Снизу, от ботинок до колен. Хорошо, что обувка добротная была, – Мар хихикнул. – Ботиночки-то арестантские, крепкие, они у Шмыги ещё с последнего срока в Исправительном Мире осталась! Им сносу не было. В Исправительном Мире у начальства принцип железный: арестанта дешевле обуть один раз, но качественно, чем много раз, но абы как… Эк я скаламбурил, – изумился медальон, – ай да я!… М-м, сбился… О чём это я говорил? А, вспомнил – о молниях, бьющих из земли. Так вот: молнии трещат, штаны дымятся, обувь постепенно обугливается… Кошмар, одним словом. Ну, отдал хозяин книжку заказчику, а сам рыдает и просит: мол, хрен с ней, с оплатой, только молнии убери!
Шаман-министр посмеялся, рукой эдак над дождевой книгой поводил, словно пыль с неё стёр, и всё, не стало молний. А после спросил: «Что, в книгу заглядывал?» – добродушно так спросил, без злости. Ну а Урику куда деваться, – да, говорит, чуть-чуть, как же без того… Глянул на обратном пути под обложку, из любопытства. Тут оно всё и началось.
В общем, оказалось, что на первой странице было написано одноразовое, но мощное проклятье типа: «Кто книгу сопрёт, того молния убьёт!» А так как мой хозяин читать совершенно не умел, то его лишь пощипало теми молниями. Но пощипало чувствительно. Эффект письменного эха, стало быть, – так шаман Урику сказал. Ему, шаману, виднее…
Кстати, после того случая мой хозяин всем своим друзьям-книгочеям настоятельно рекомендовал разучиться читать. Мол, один вред от той грамоты в нашей работе! Дескать, был бы он грамотным – так однозначно сгорел бы от молнии, к едрене-фене, вякнуть бы не успел. Впрочем, Урик всё же потом сгорел, даже я спасти его не смог, не зарядил меня Шмыга вовремя нужными противопожарными заклинаниями… хорошо, что сам не расплавился! Но это случилось гораздо позже и вовсе не от молнии, а от драконьего плевка.
Это, помнится, произошло когда Урик Шмыга, гуляя по имперскому зоопарку, поспорил спьяну со своим корешом, тоже вором, что сможет попасть камнем в драконьи яйца с первого раза. Уточняю: яйца были не те, из которых могли вылупиться дракончики, а те, которые у дракона-самца между…
– А почему молнии снизу-то били? – не удержался от вопроса Семён, присоединяя очередной кусочек черноты к почти собранной двери. – Молнии из земли… Странно.
– Ничего странного, – Мар расхохотался в полный голос. – Он же книжку вверх ногами держал, когда под обложку заглядывал!
– Понятно, – сказал Семён, медленно перетаскивая пальцем последний фрагмент головоломки к нужному месту. – Мар, готовься. Сейчас откроется, – и, поставив кусочек на место, сразу отпрыгнул в сторону. На всякий случай.
Ничего не произошло – не покачнулась земля, не взревели трубы, не высунулась из входа зубастая пасть: из открытого мавзолея даже сквознячком не потянуло.
Семён медленно-медленно, останавливаясь на каждом шагу и чутко прислушиваясь к любым звукам, направился ко входу.
– Думаю, сообщать Шепелю о том, что мавзолей открыт, пока не стоит, – негромко сказал Мар. – Действуем по плану: зашёл, увидел, покумекал.
– Разумеется, – шёпотом ответил Семён. – Только так и никак иначе.
Окончательный вариант входного проёма напоминал по своей форме лезвие грузинского кинжала, направленного остриём вверх: прямой низкий порог и плавно смыкающиеся над головой, под острым углом, высокие боковины входа вызвали у Семёна именно такую ассоциацию; проём был настолько узким, что человек крупной комплекции, пожалуй, мог бы в нём и застрять.
– Пошли, да? – полуутвердительно спросил медальон.
– Слушай, а вдруг там есть блокировка против перемещений, как в гостинице? – предположил Семён, нерешительно топчась перед входом. – А если вход закроется, что тогда делать? Мар, у меня плохие предчувствия.
– Ну, если как в гостинице, тогда ничего, пробьёмся, – уверенно сказал Мар. – Гостиничная блокировка для меня не проблема! Такое колдовство лишь для стандартных жетонов непреодолимо… Ты вот что – ты давай поменьше каркай да побольше действуй! Решил входить – входи, чего заранее убиваться-то… Там видно будет. Кстати о «видно будет» – свет зажечь? У меня есть фонарное заклинание. Яркое!
– Включай, – вздохнул Семён и, на всякий случай выставив вперёд руки, решительно шагнул в чернильную темноту.
…Внутри мавзолея было светло. Ярко как в солнечный день. И это застало Семёна врасплох, он-то как раз настроился на темноту. Невольно прикрыв глаза ладонью, Семён огляделся по сторонам сквозь щелку между пальцами.
Бестеневое освещение давали стены и потолок – свет был солнечным, с лёгкой желтизной. И не такой уж яркий, это Семёну лишь показалось после разноцветных уличных сумерек.
Перед Семёном находилась блестящая металлическая конструкция, похожая на скелет какой-нибудь дозорной башни: стальные диски-ярусы – все без ограждения – были нанизаны на толстенную, тоже стальную, ось-трубу. Нанизаны с равными промежутками между собой, где-то в рост человека; ярусы, начиная со второго и выше, были плотно уставлены в один слой большими серыми коробками. На первом, нижнем ярусе, коробок не было: там имелся лишь один длинный стол, наружным кольцом обхватывающий весь ярус. Стол, разумеется, тоже был металлическим: тусклая бронзовая столешница поддерживалась частоколом тонких бронзовых ножек; на столе лежало множество разных предметов, каких именно – Семён не стал разглядывать. Успеется.
Широкая винтовая лесенка без перил, обвивая стальную ось башни как медицинская змея ножку фужера, проходила сквозь все диски, то и дело ныряя в широкие отверстия входов на ярусы; башенная конструкция была высокой, аккурат до светящегося потолка мавзолея.
Возле нижних ступенек лесенки, на чугунном столике-грибке, стоял хрустальный ларь размером с приличный телевизор. Стенки и крышка ларя были покрыты многочисленными хрустальными каплями-подтёками, и потому разглядеть, что находится у него внутри, не представлялось возможным. Впрочем, Семён и без того знал, что там лежит.
– Похоже, моя подсветка здесь не требуется, – верно решил Мар и в зале мавзолея сразу стало чуточку темнее. То ли от этого, то ли от того, что глаза у него уже привыкли к мавзолейному освещению, но Семён за ненадобностью перестал прикрывать лицо ладонью.
– Да, как там вход? – спохватился Семён и обернулся.
Входа не было. Чернильные осколки вернулись на свои прежние места, и сделать с ними что-либо изнутри было невозможно: фрагменты колдовского паззла остались снаружи. Теперь их закрывала прозрачная плёнка, твёрдая как камень – Семён потыкал в неё пальцем для пробы, но безрезультатно – плёнка осталась целой. Или это было очень сильное колдовство, или Семён попросту делал с ней что-то не то и не так.
– Эх, заборонили-таки демоны, – с досадой воскликнул Семён, – наглухо заборонили! И крест животворящий не поможет…
– Демоны? – всполошился Мар. – Где? Семён, прижмись к стене и укажи мне цель! Сейчас я их в пыль, в зубной порошок… – медальон тонко зажужжал, словно заряжающаяся фотовспышка.
– Отставить в порошок, – невесело усмехнулся Семён. – Пошутил я. Кино одно вспомнил. – Жужжание стало понемногу утихать.
– Ты так больше не шути, – слегка задыхаясь потребовал Мар. – Заклинание больно сильное, его назад запаковывать целое дело! – внутри медальона что-то сухо щёлкнуло и наступила тишина.
– Ладно, пойдём посмотрим для начала, что здесь хранится, – Семён миновал хрустальный ларь, даже не взглянув в его сторону. – Начнём с верхних этажей, – и бодро зашагал по гулким ступенькам.
Мавзолей всё же оказался именно мавзолеем: серые ящики были ни чем иным, как урнами с прахом. Гробами. О чём сообщали выгравированные на них именные пояснения: Мар был немного знаком с древними письменами и потому мог делать более-менее внятный перевод.
– Легионер такой-то, – бубнил медальон, едва Семён останавливался возле очередного ящичка, – пал смертью храбрых при защите города такого-то… а этот легионер пал смертью героя при взятии того же города… хм, у них у обоих даты смерти совпадают! Любопытно… А вот этот пал, геройски спасая принцессу такую-то… что за принцесса, понятия не имею… а этот…
– Ладно, не надрывайся, – махнул рукой Семён, – все они тут павшие, все герои. Наёмные. Пошли-ка лучше на первый ярус. Там, кажись, будет поинтереснее, – и без излишней суеты принялся спускаться вниз, держась поближе к стальной оси башенки: это легионеры могли позволять себе убиваться почём зря, работа у них была такая, а вот Семёну жить нравилось. И в серый именной ящик он пока не торопился.
На столе первого яруса было разложено множество любопытных предметов – вещи сохранились на удивление неплохо, хотя чувствовалось, что ими всеми когда-то пользовались, и пользовались в сражениях: на многих предметах были глубокие царапины, подпалины или вмятины. Скорее всего, эти вещички когда-то принадлежали тем, кто нынче лежал на верхних ярусах. Легионерам-контрактникам. Профессионалам.
Семён медленно шёл вдоль изогнутого стола, держа руки за спиной, чтобы ненароком не зацепить рукавом какую-нибудь вещицу и тем самым случайно её не включить; шёл, часто останавливаясь и внимательно разглядывая очередной экспонат посмертной выставки, ломая голову над тем, для чего мог служить тот или иной предмет.
Ну, предположим, с кинжалами и мечами всё было более-менее понятно: оружие как оружие, пусть и с некими особыми магическими возможностями, но привычное, можно сказать – понятное. А вот как можно было объяснить, предположим, небольшую кожаную мухобойку с серебряной витой ручкой, лежавшую возле коллекции крылатых метательных ножей?
Кожаная хлопалка на витой ручке была густо покрыта чёрно-багровыми пятнами, глянцево блестевшими словно сырая киноварь; багровые пятна были усеяны крупными белыми точками. Ну вылитый мухомор на серебряной ножке! Только плоский.
Семён нагнулся, чтобы рассмотреть мухобойку поближе и тут же с воплем отпрянул от неё: белые точки оказались налипшими на кожаный квадрат хлопалки полураздавленными скелетами. Человеческими скелетами. Микроскопическими.
– А, легендарная хлопушка Оттерега! – обрадовался Мар. – Как же, слышал, слышал… Одним махом сотню врагов побивахом. Вон она, оказывается, где находится! Значит, и герой Оттерег где-то поблизости должен быть. В одном из ящиков наверху, несомненно. – Медальон тяжело вздохнул. – Вот так, ёлки-палки, и проходит мирская слава… Тебя, рано или поздно, в ящик засунут, а твои ценные шмотки на общий стол выложат, для всенародного осмотра. В назидание, так сказать. Эх-хе-хе…
– Ого! – обрадовался Семён. – Выходит, ты и с легендарным оружием знаком? Чего ж ты раньше молчал-то?
– Так ведь ты меня о нём никогда раньше и не спрашивал, – несколько удивлённо ответил Мар. – Да и чего о том оружии было говорить – легендарное, оно и есть легендарное! То есть все о нём знают, но реально никто его не видел. Оружие, пропавшее без вести.
– Я – не все, – отрезал Семён. – Ничего я об этом легендарном оружии не знаю! Слыхом не слыхивал. Оно, небось, родом из разных Миров и попало сюда вместе с их покойными владельцами… хотел бы я знать, кто о них так позаботился?
В общем, если что из вещей опознаешь, сразу рассказывай. Договорились?
– Конечно, – охотно согласился Мар. – Я много легенд знаю! Вот, например: видишь шлем? Золотой, с наушниками? Это чародейный шлем дальновидения. Никакая магическая преграда ему нипочём, всё видит и слышит! Так, во всяком случае, говорится в легенде о чокнутом великане Додо. Суть легенды вот в чём: жил-был в Выгребном Мире кровожадный великан Додо, который ещё в детстве сошёл с ума, увидев своё отражение в луже, и…