На острие истории - Влад Тарханов 3 стр.


— Похоже. Когда удастся отпочковать веточку в междоузлии мы и получим линию, в которой ТЕОРЕТИЧЕСКИ время буде течь по другому. А мы, мы должны в этом убедиться.

— Так Модуль — 2 это сканер новой реальности?

— Именно. Чтобы туда проникнуть, у нас на планете таких энергий нет, и не будет! Но подсмотреть, даже не в замочную скважинку, а в тоненькую такую дырочку… это да, это мы попытаемся.

— Так что займись делом, лейтенант…

— Папа, так все штатно произошло. ОН там. В объекте. Совмещение произошло без накладок.

— Тут я тебе не «папа», а товарищ полковник. — вздохнул.

Часть вторая

Глава четвертая

Подстава

Не обманули! Голова болела так, как будто на нее надели обруч из раскаленного железа. Стон! Как же мне погано! И такое ощущение, что реципиент накануне много и плодотворно пил… во рту словно эскадрон гусар ночевал, мама дорогая! Обстановка… купе вагона, первая половина… нет, сороковые роковые, форма командира красной армии без погон, на мне белье: нательная рубаха и кальсоны, значит, попал в нужную эпоху, мне говорили, что разброс может быть в пару дней (не обманули), а вот по личности, в которую меня подселили, никакой гарантии не было. Система подкидывает несколько вариантов, но в кого из доброго полтора десятка личностей совершается перенос, никто точно понять не может. Дверь купе осторожно приоткрывается…

— Товарищ комбриг, вам плохо?

Адъютант? Ординарец? А, не важно, сейчас не важно… Делаю неопределенный жест рукой. Удивительно, что рука слушается… Комбриг? Это где-то генерал-майор? По краю — полковник. Командир отдельной бригады, дивизии, иногда и корпуса.

— Воды… Нет… Чаю три стакана. Сладкого. — уточняю, вспоминая инструктаж. После переноса необходима глюкоза для мозга и много воды. Оптимально — апельсиновый сок, свежевыжатый, но где его взять? Так что чай тоже сгодится. Сейчас сладенького попью, а потом начнет приходить информация из моего нового тела, кто я там, комбриг? Так это что-то типа генерал-майора, командир, как минимум, бригады, а по тем временам от дивизии до корпуса могло перепасть. И все-таки, кто я и где я… Нет, кто Я, я знаю, а имею в виду кто Он, который теперь я… Смотрю в небольшое зеркальце. Ничего вроде, не старый еще, черты лица волевые, даже приятные. Волосы гладко причесаны, пробор слева, небольшие залысины, даже чуток седина мазнула по волосам. Не писаный красавец, но ничего себе. Физически развит хорошо, тугие мышцы перекатывают под рубахой… О! Чай! Сейчас нахлебаюсь горяченького и начну вспоминать. О! Руки работают, махи махают, ноги сгибаются, могу и присесть…

Наверное, у меня был совершенно идиотский вид, когда ординарец принес три стакана чая. На подносе кроме чаю было несколько сушек, которые, скорее всего, мой реципиент обожал. Поднявшись, стал пить обжигающий чай из стакана с латунным подстаканником, размешивая сахар ложечкой. На сушки обратил внимание только после второго стакана. Какое счастье! Самому! Размешать сахар в стакане, самому пить горячий чай, пусть обжигаясь, пусть! Но ведь это все делаю сам, без посторонней помощи и без усилий! Это было торжество! Как захотелось крикнуть, как в паршивеньком водевиле, в самом конце: «Шампанского»!

И тут случился ОБЛОМ! Так круто меня еще не подставляли! СССУКИИИ! БББББЛЛЛЛЛЯЯЯЯЯЯЯЯДДДДД…. ППППИДДДАААРРРР…ы. Стала поступать информация из реципиента! Итак, Я… меня… вселили в Я теперь… Виноградов Алексей Иванович! Комбриг! Мне сорок лет! Командир 44-й стрелковой дивизии! И жить мне осталось около месяца! Потому что двигается дивизия на Финскую, где ее разобьют на Раатской дороге! А меня вместе с комиссаром дивизии и ее политруком расстреляют перед строем 11 января 1940 года (подсказала услужливо фотографическая память)… Вот, блядство! От ярости и от всего, что на меня нахлынуло, непроизвольно сжались кулаки и жахнули по столику, да так, что стаканы слетели на пол… Заглянул испуганный ординарец.

— Убери тут, я покурю…

Вот! Реципиент курил, курил часто, пользовался сигаретным перекуром, чтобы что-то обдумать, как он говорил «обмозговать»… Ага, ага! Выйдя в тамбур (а ножки-то слушаются!) затянулся крепким табачком что это я курю? Беломор-канал! Ух-ты, в это время папиросы из дорогих. Ну, не самосад, и ладно… А рука-то болит! Не хватало еще перелом или трещину какую заработать…

Боль неожиданно помогла собраться, курение чуток прояснило мысли. Почему меня закинули сюда и именно в этого реципиента? Почему не в Сталина или Берию? Тут интересный феномен. Он называется волевым порогом. У большинства людей на вершине власти или около нее воля как психологический феномен — более чем развита. Типа, вижу цель — не замечаю препятствий. Подавить волю такого реципиента и подсадить ему сознание донора теоретически возможно, а на практике, увы! Простой выход — донора выкинут за несколько секунд в никуда, худший вариант — с телом реципиента случится удар — инсульт или инфаркт, может быть еще какое-то расстройство психики и даже летальный исход. Если взять волю обычного человека за единицу, в такой объект подселить донора вполне науке по плечу. У военных по-разному, вот у генерала Жукова волевой порог о-го-го какой! Зашкаливает! А вот у моего комбрига, видимо, с порогом все было на уровне обычного обывателя или, даже ниже. Так? Собраться! Бля! Собраться!

Я курил и крыл матом — себя, согласившегося на эту авантюру, сволочей-ученых, которые меня подставили под расстрел, эту войну, которая нах… никому не нужна была… В общем, высказался (но в мыслях). А вот когда перекурил, тогда и возник главный вопрос: «Что делать»?

В голове стали крутиться мысли, две из них сумел выделить и собрать воедино.

Глава пятая

Где-то в горах Баварских Альп (интерлюдия)

Этот домик в горах кто-то когда назвал замком. Это был замок очень бедного рыцаря, который достаточно быстро пришёл в упадок. С концом эпохи рыцарства дом переходил из рук в руки: им владели и австрийские аристократы, сбежавшие сюда от гнева монархов, и новые немецкие помещики, быстро жиреющие на выкупленных землях, и еврейские банкиры, которые старательно выдавали себя за коренных немцев, и прусские военные, чьи не самые большие доходы позволяли жить в не самых роскошных условиях. У домика была странная карма: мало кто владел им более десяти лет. Обычно через 3 года, пять лет максимум, он перепродавался. На границе двадцатого века обитателями замка стали военные в морской форме. И вот почти полвека этот дом хозяев своих не менял.

В зале с неизменным камином было тепло — в камине горели дрова, на небольшом столике стояла выпивка — без роскошества и варварского великолепия: бутылка французского конька, немецкого шнапса и красного греческого вина, все они были початыми, что не мешало наслаждаться их содержимым. В зале у камина расположились двое. Они оба были в штатском, но никого это смущать не должно было — они чаще носили форму военно-морского ведомства, чем гражданский «прикид». Оба господина пили коньяк, закусывая тоненькими ломтиками сыра, вот этой странной традиции русских закусывать коньяк лимоном оба не разделяли.

— Вилли, всё-таки фюрер утвердил план?

— Фридрих, вы понимаете, что утвердил, это не определение, он торопит всех этим планом, как будто боится куда-то опоздать. Ему говорили, что война на два фронта — это безумие, но он слушать никого не хочет.

— Это обычное его упрямство или за этим стоит кто-то еще?

— Фриц, вы же стояли у истоков нашей организации, пусть не в самом начале, вы не настолько древний, хотя род ваш насчитывает семь столетий, если я не ошибаюсь.

— Если я доживу, в сорок третьем перевалит за восемь столетий, Вилли.

— Вот, Фриц, мне ли тебе объяснять, конечно, фюрера подталкивают. И не только люди Круппа, которому как воздух нужны ресурсы России, сколько можно платить за это золотом и оборудованием, если есть возможность взять всё и даром! Фюрера привлекает бакинская нефть. Знаете сами, каково сейчас не иметь своей нефти.

— Почему не Ближний Восток? Не получается сейчас решить вопрос с Островом, Геринг обосрался, почему же не насыть Африку, взять Мальту, перекрыть путь английским караванам из Индии, в конце концов, выйти сухопутными силами на канал. А там Иран, Ирак — запасы нефти не ограничены.

— Наш ефрейтор не смотрит так широко. Он боится таких размашистых операций. Точнее, боится английского флота. Кроме того, партнеры из-за океана настойчиво подталкивают фюрера в Россию.

— Хм… Это означает, что триумф над Островом откладывается на неопределенный период.

— Верно. Партнеры будут набивать себе карманы, торгуя с нами и помогая кузенам. Наши источники утверждают, что Остров выстоял только благодаря помощи из-за океана.

— А… да, затягивание им на руку. Страшно представить, какую цену они снимут с Острова.

— Крах империи неизбежен. И они снимут все сливки, оплаченные кровью наших ребят.

— Фриц, мне нужна ваша помощь в другом вопросе.

— Мой контакт в России?

— Да. Мы договаривались, что я куплю его, когда придёт время. Оно настало.

— Что вас интересует, Вилли?

— Готовность СССР к войне, его военно-экономический потенциал.

— Думаю, этот вопрос вы сумеете рассмотреть достаточно детально. Позвольте старику не вставать с кресла, оно чертовски удобно. В верхнем ящике стола конверт с маркой. Подайте мне его, если нетрудно.

— О, Фриц, это ведь «Желтый трескиллинг»? Откуда у вас эта редкость? Я даже представить себе боюсь, сколько это стоит!

— А! Ерунда. Всё равно вы заплатите мне по двойному аукционному номиналу.

— ? — адмирал Канарис удивленно поднял брови вверх.

— Он страстный собиратель марок. Получив этот экземпляр, он поймёт, от кого и ответит на все ваши вопросы. А как добиться его дальнейшего сотрудничества, вы догадаетесь сами.

— Она того стоит, Фриц, я согласен.

— Мне осталось всего ничего, Вилли, так что до нашего поражения я не доживу. Не удивляйтесь. Я всё-таки аналитик, хотя чаще мне приходилось заниматься организационными вопросами. Война на два фронта — это гибель Германии. Даже при благожелательном нейтралитете Острова, которым русские тоже как кость поперек горла. Нам останется только выбрать, кто оккупируют бедную Германию.

— Фриц, скажу откровенно, я свой выбор сделал.

Глава шестая

Начало пути

— Витя, где мы сейчас?

— Час как от Киева отъехали. Вы из штаба округа вернулись такой расстроенный, да…

— Скажи, Витя, дивинтендант тут?

— Так точно.

— Давай его сначала, а потом начштаба ко мне. Уяснил?

— Так точно, товарищ комбриг… А… можно вопрос: вам врача не надо? Вам плохо было…

— Было да сплыло. Уже не больно. Выполнять!

И ординарец рванул…

Через несколько минут в купе вошел, нет, даже так, влился главный снабженец дивизии Зашкурный Матвей Тимофеевич, крупный пятидесятилетний мужчина с обрюзгшим лицом, огромной лысиной, стыдливо прикрытой тремя прядками волос, да узкими колючими глазками в тонких щелочках глаз на заплывшем от жира лице.

— Алексей Иванович! Приветствую! Как здоровьице? Вроде бы приболевши, слухи, знаете ли, слухи…

Произошел небольшой дисконнект… Это, наверное, рефлексы еще старого реципиента сказались, наложенные на мое эмоциональное восприятие… надо бы усилить линию контроля, а то… въехал по толстой морде да со всей дури… начальник снабжения сидит в недоумении и ртом воздух глотает… умник, бля, сейчас тебя буду прессовать по-другому. Чтобы не рассиживался, а то разъел харю, говнюк! Знаю, что он почти подмял под себя все начальство дивизионное, все может достать, все у него есть, все что надо и не надо, особенно для гешефтов. Настоящий куркуль. И все потому, что с самим Никитой Сергеевичем в каких-то родственных связей. И, заметьте, комдив в звании комбрига ходит, а этот получил должность пару месяцев назад и уже дивинтендант! Из всего командирского состава дивизии один не застрелится и не будет расстрелян, выйдет сухим из воды. Думаю, помогут ему сухим из воды выйти.

— Что, ССССуккка, — почти змеиным шепотом давлю на оппонента, — решил, что буду и тут твои делишки прикрывать… Ублюдок. Ты вообще осознаешь, куда мы идем? На войну, блядь, на войну!

Назад Дальше