К счастью, дверь оказалась незаперта, но от волнения новоявленной шпионке показалось, словно прошла целая вечность, пока она добралась до огромного рабочего стола своего мужа. При первом взгляде на это бумажное безобразие Амелии захотелось в голос застонать от досады. То был полнейший хаос рабочего процесса! Книги, декоративные подставки, папки с листами, несколько чернильниц и перьев, а также бессчётное количество всевозможных деловых бумаг — всё смешалось на дубовом столе хозяина. Некуда было даже подсвечник поставить. Поворчав немного об этом беспорядке, девушка принялась рыться в бумагах и перелистывать скреплённые лентами документы. Казалось, поиски длились вечность. Поглядывая порой в сторону двери, Амелия торопилась отыскать нужный документ и бормотала мольбу, чтобы Господь и удача этой ночью оказались на её стороне. Наконец, под тонкой книжицей в багровом кожаном переплёте, она заметила то, что искала. Дабы лучше запомнить написанное, Амелия прочла и повторила несколько раз:
— Шхуна «Гранд Вейв» и люгер «Вавона» выходят из Порт-Эррол, в заливе Краден, двадцать шестого марта после полудня, в Ставангер, Норвегия… Шхуна и люгер, двадцать шестого марта из залива Краден — в Норвегию…
Долго испытывать удачу было опасно, Амелия намеревалась поскорее убраться из чужого кабинета, но не сумела пересилить себя и заглянула в записную книжку, попавшуюся ей на глаза. Почерк был знакомый. Писал Томас, разумеется, и как всегда ровно, чётко, слегка размашисто, но по-мужски абсолютно очаровательно. Амелия тут же вспомнила непривлекательный почерк Диомара и хмыкнула.
Перелистнув несколько страниц, девушка бегло прочла от ранних записей до последних:
«Всё ещё мечтаешь обрести голос? Словно руку протяни и возьми — и он твой? В чём вообще смысл мечтать, когда ты лежишь, недвижим, на постели, и всё, на что ты горазд — стонать от боли?»
«Если бы он действительно обо мне беспокоился, если бы не смотрел на меня с едва скрытым презрением каждый раз, стоит мне войти в комнату, возможно, я бы поверил, что со времени болезни ничего не изменилось. Но это не так. Ничто уже не будет прежним».
«Меня тянет в море, и я не знаю, чего желаю больше: уплыть за горизонт или просто утопиться!»
«Узнав о кончине отца, я спросил себя: насколько это ужасно — не ощущать печали? А ведь он был прав, обзывая меня мстительным подонком. Моё сердце не откликается, а разум скрыт в тумане, как и далёкие берега Гаити. Я стал тем, кем видел меня собственный отец».
«Всё в этом мире сводится к деньгам и золоту. Золото и банкноты — вот истинное человеческое счастье! Мысли об этом мне столь омерзительны, что просто тошнит! Но не правда ли то, что за деньги и золото ты можешь купить что угодно и кого угодно? И если моё собственное счастье зависит от очередной богатой девицы, отступать я не собираюсь».
«Я снова видел её в библиотеке: она восседала на подоконнике с грацией королевы, с книгой в руках. Длинные волосы, аккуратно причёсанные и распущенные по спине — как всегда очаровательны; и её любимое домашнее платье из голубого муслина — словно вода в озере Сеэнн на западе острова… Я вижу её, но не могу поговорить, а она меня не замечает, будто я пустое место, и от этого как камень на сердце».
Последняя запись поразила Амелию до глубины души, и она удивилась тому, какой отклик в ней вызвали эти строки. Он писал о ней, и то было бесспорно. После всего прочитанного Амелия ощутила укол совести, ей вдруг стало по-детски стыдно. Однако же, пролистав до последней страницы, она прочла:
«Всё происходит, как я того желал, я — хозяин и господин положения. Многие годы попыток и неудач закалили меня, и теперь я почти достиг цели. Так откуда эти сомнения? Откуда во мне эта неуверенность? Не из-за неё ли? Теперь я не боюсь, если в конце ничего не получится. Мне страшно, если мне это всё-таки удастся…»
Где-то вдали скрипнула коридорная дверь, раздались тяжёлые шаги. Положив записную книжицу на место, Амелия вскочила, забрав подсвечник, и бросилась к двери. Сердце её колотилось во всю, руки дрожали от волнения, но она рассчитывала добраться хотя бы до кладовки. Однако тут ей не повезло. За поворотом коридора она чуть не налетела на своего мужа. В танцующем сиянии свечи его строгое лицо показалось ей застывшей маской. Разумеется, он был удивлён, увидев её здесь, в дальнем уголке замка, да ещё и в столь поздний час. Пришлось моментально импровизировать и напустить на себя вид заблудшей овечки:
— Ах, сэр, это вы! Вы меня жутко напугали! — едва не пискнула девушка, тут же попытавшись собрать всю волю в кулак. — Я как раз искала вас! Я подумала, что вы, возможно, заняты в своём кабинете, но и там вас не было… Какая радость, что мне не придётся более бродить тут, в темноте, ведь вы отыскались…
Она беспечно лепетала глупости с блуждающей улыбкой, не отрывая взгляда от потемневших серых глаз мужа, и старалась убедительно играть свою роль.
— Видите сами, я просто долго не могла заснуть! Всё лежала и ворочалась… Понимаете ли, эти посиделки в замке мне немного наскучили, как и Магдалена с её вечными упрёками! И я всё никак не решалась обратиться к вам с просьбой… возможно, это покажется полнейшей глупостью, однако я давно хотела спросить… не желаете ли вы провести несколько дней в гавани? Представьте только, как хорошо было бы остановиться в небольшом домике где-нибудь на берегу Северного моря! Разумеется, если вас ожидает работа, я пойму… но, согласитесь, неплохо будет устроить маленькие каникулы в каком-нибудь живописном заливе, поближе к цивилизации?
Если бы тут же между ними неожиданно возникло приведение, со стонами и воем гремящее цепями, он не удивился бы более, чем теперь, услышав её девичий лепет. С опасением и тревогой Амелия следила за его реакцией, и то, как этот строгий мужчина растерялся перед её просьбой, немного её позабавило.
— Послушайте, я знаю, что мы не слишком хорошо ладили в прошлом… я имею в виду, как далеки мы были раньше, но мне кажется, что эта поездка пошла бы на пользу и вам тоже, — настаивала Амелия с милейшей улыбкой. — Всего лишь пара дней на берегу моря, не более! Вы ведь не планируете отбыть для службы в ближайшее время?
Её пальцы, державшие подсвечник, похолодели, как и ноги в тонких домашних туфельках. Она не собиралась пасовать перед собственным мужем, он был всего лишь мужчиной, таким же, как и все остальные, как и Диомар, который более не внушал ей страх. И она с облегчением выдохнула, когда этот серый взгляд, смеривший её с ног до головы, смягчился, наконец. Стерлинг кивнул пару раз, выдав нечто наподобие ухмылки, и Амелия, наскоро пролепетав слова благодарности, резво поспешила прочь.
Вернувшись в свою спальню, она оставила подсвечник на столике, бросилась к постели и закуталась в тёплое одеяло с головой, будто малое дитя в поисках уюта и защиты. Ей показалось в ту ночь, словно она только что вынырнула из глубин ледяных вод океана.
***
Приятно было покинуть на время осточертевшую болотную серость окрестностей замка и оказаться в оживлённых местах у берега бухты, где всё кругом зазеленело и пропиталось весной. Для себя и супруги Стерлинг снял на три дня небольшой домик на окраине Сторновей. Стоило гостям расположиться на новом месте, Магдалена с едва скрываемой радостью заметила, что настроение у лорда Стерлинга изменилось в лучшую сторону.
— Вам давно нужно было провести время вместе, чтобы вспомнить былые времена, — деловито сказала Магда после того, как служанки приготовили хозяйскую спальню. — Он ведь вовсе не плохой человек. Пора бы вам перестать игнорировать друг друга…
Она всё болтала о домашнем уюте, о супружеских обязанностях, но Амелия её не слушала. Она стояла у окна, с тревогой разглядывая городские улочки. День был пасмурный, но жители гавани во всю готовились к празднику Девы Марии, поэтому Амелия надеялась незаметно проскользнуть в таверну «Бычья голова», едва все в доме лягут спать. Благо сам Стерлинг не стал возражать против раздельных спален, поскольку Амелия заранее попросила уединения для чтения и молитв. И вот, едва последняя прислуга заперла за собой дверь, и стихли чьи-то полуночные шаги, Амелия оделась и вышла через чёрный ход подвального помещения. До таверны — благих пятнадцать минут пешком, но и они показались девушке бесконечностью; приходилось то и дело прятаться в тёмных уголках и подворотнях, любой подозрительный прохожий оборачивался в её сторону, несмотря на мужской костюм и длинный плащ с капюшоном. Амелия не знала, имела ли она право прикрываться покровительством Диомара в случае, если её решат ограбить или хуже того… Но беспокойный путь был преодолён. Наконец она толкнула дверь под знакомой скрипучей вывеской.
В эту ночь в зале таверны было не протолкнуться. Отовсюду звучали смех и гогот, да пошлые шуточки морских вояк, усадивших к себе на колени очередную подвыпившую девку. Проскользнув мимо одной такой компании, ютившейся возле центрального столика, Амелия с удивлением, но не без любопытства, пригляделась, как полураздетая девица с уставшим лицом, но красивыми чёрными волосами разместилась на каком-то здоровенном мужике, похожем больше на вышибалу, чем на моряка. Притом девица без зазрения совести позволяла ему ласкать свою внушительных размеров грудь прямо на глазах у остальных посетителей, половина из которых, впрочем, занималась тем же.
Кто-то резко дёрнул Амелию за руку и потащил в сторонку, к столикам, находившимся чуть дальше от всеобщего оживления.
— И долго ты собиралась глазеть на них? Неужто хотела присоединиться? Смотри у меня! Чуть зазеваешься и окажешься на коленях у одного из этих милых джентльменов!
Амелия ничуть не смутилась замечания Мегеры, которая провела её к уже знакомой компании лиц. Здесь также расположились и старик Скрип, и лоцман Брунель, и даже француз де Бревай. Остальных мужчин она не знала, но видела их либо на палубе пинаса, либо среди развалин лагеря пиратов.
— Надеюсь, ты не против нашей большой и дружной компании. Кстати говоря, мы позвали кое-кого из своих сухопутных приятелей, — с ухмылкой произнесла Мегера. — Не бойся их, они всего лишь цыгане — старые друзья и осведомители нашего капитана.
— А капитана сегодня не будет?
Среди пиратов послышался дружный хохот. Мегера усадила Амелию рядом с собой и сделала большой глоток чего-то горячительного.
— Нет, дорогуша! Запомни раз и навсегда! У капитана есть дела поважнее, чем сидеть в этой дыре. Или ты хочешь, чтобы самый разыскиваемый пират Шотландии восседал тут во всей своей экипировке?
— Он мог бы и снять свой шлем, — пробормотала слегка разочарованная девушка.
— Я говорила это раз, скажу снова: если вдруг капитан решится показать тебе своё лицо, то на это найдётся весьма веская причина, пташка. А не одно лишь твоё хотение. А сейчас лучше расскажи мне, что же ты узнала от своего драгоценного муженька…
Амелия ощущала себя уже не столь уверенно, слишком много было вокруг любопытных глаз: чёрных, голубых, карих, пьяных, весёлых, суровых, возбуждённых… Несмотря на то, что Мегера похвалила её за ловкость и смелость, Амелия почувствовала себя более, чем паршиво.
— Что такое, пташка? — спросила пиратка, глядя, как девушка насупилась среди всеобщего веселья. — Ты не этого хотела? Быть, как мы! Ты сделала важное дело, Диомар будет доволен. Через два дня мы уведём у короля из-под носа его жалкие судёнышки и скроемся без следа…
— Видимо, пострадают люди, да?
На её вопрос Мегера странно сверкнула глазами и ответила не сразу:
— Безусловно! — и она сплюнула на пол. — Или нет, тут уж как карты лягут!
— Я бы не хотела, чтобы Томасу причинили из-за меня вред…
— Ах, ты вся такая правильная! Обманываешь мужа, с которым вас ничто не связывает, кроме обещания покойнику и кольца на пальцах, а сама волнуешься, как бы ему не снесли ядром голову. Или же ты просто не хочешь нести груз вины за его смерть?
Не думая ни секунды, Амелия твёрдо воскликнула:
— Никогда я не пожелаю ему смерти, слышишь?! Он хороший человек, который отнёсся ко мне с пониманием и заботой! Вот и всё…
— Ха! Звучит так, будто он тебе дорог!
— Возможно, как друг, ведь мы когда-то…
И она осеклась, не пожелав бередить старые раны и делиться воспоминаниями с женщиной, которая всё равно её не поняла бы. Абердиншир и жаркое лето её четырнадцатилетия канули в небытие, их было уже не вернуть.
— Выпей с нами, красотка! Выпей за успех этих славных людей в море! — крикнул один из пожилых цыган, подав ей большую кружку пива.
Прочь, гнетущие мысли! Прочь, незваные гости! Амелия выдохнула и впилась в эту кружку, как в спасительную настойку, которая унесла бы её далеко-далеко отсюда. Было горько, но терпимо, она выпила почти всё и по-хозяйски утёрла рукавом пену с губ. Пираты и цыгане поддержали её смехом. Они все смеялись и прославляли ночь. Де Бревай пил вместе с остальными, но ничуть не веселел. Взгляд его был прикован к девушке, сидящей возле захмелевшей Мегеры и наблюдавшей, изучающей всё, что ранее было для неё запретным.
Время шло, вино и пиво не кончались, и кто-то из моряков затянул песню. Её подхватили и остальные. Женщины пытались танцевать, но мужчины не желали отпускать своих подружек далеко, позволяя им лишь ёрзать у них на коленях и возбуждать соблазняющими движениями. Амелия хотела спать, но держалась из последних сил, то прислушиваясь к разговорам Мегеры и пиратов, то к песням, заполнившим таверну. Когда настала очередь для печальных баллад — любимиц местных пьянчуг, замолчали все до последнего гостя.
«Жестокий буран метёт далеко, укрывая могилу о’Дональд!
Жестоким был враг, что пришёл в Гленко, зарезав весь клан МакДональд!»
Мелодичные строки подхватили и цыгане, их голоса слились в один быстрый, но скорбный поток. Даже подвыпившая Мегера, уткнувшись подбородком на руку, затянула вместе со своими приятелями:
«Кто умер в постели, доставшись врагу; кто ночью сбежал в самый снег и пургу,
Иные живут, планы мести тая, но нет больше клана МакДональд!»
Она не сразу заметила, что их маленькой рыжей шпионки не оказалось рядом. Мегера тут же вскочила, огляделась. Амелии не было видно в зале. Выбравшись наружу, Мегера с облегчением выдохнула: девчонка стояла у низкого забора недалеко от таверны. Подойдя поближе и грубо развернув её к себе лицом, женщина нахмурилась. Девчонка заливалась слезами.
— Я глаза прикрыть не успела, а ты уже рыдаешь! И чья же бессовестная лапа посмела шлёпнуть твой зад в этот раз?
Амелия молчала, утирая слёзы. Всхлипнув ещё несколько раз, она обернулась к таверне, откуда доносились пьяные голоса и фальшивое пение, и накинула на голову капюшон. Именно в тот момент пиратку словно осенило. Будто её с головы до ног окатило ведром ледяной воды, она даже протрезвела. Поначалу она рассмеялась, но затем взяла себя в руки, заметив, как нахмурилась девушка.
— Так вот, в чём всё дело! Расчувствовалась, несчастная пташка. Ну брось, прости меня! Как ты можешь судить, я не слишком хороша для утешений. Порой мне кажется, словно я вовсе не способна к жалости, — и она игриво потрепала Амелию по плечу. — Кто же знал, кто же знал!
— Что знал?
— Что ты из МакДональдов, принцесса! Тише, тише! Я никому не скажу, даю слово! — ухмыльнулась Мегера. — Надо же, я поверить не могу! Так твой папаша — тот самый Джон МакДональд?