Перевод: Dinny
Коррекция: София, Elisa
Редактирование: Dinny
Худ. оформление: Elisa
Эдит Лэйтон
Рождественский вор
За день до Рождества майор Максвелл Эверс по привычке проснулся рано, умылся, тщательно оделся и отправился воровать рождественский подарок.
Он никогда ничего не воровал раньше, но рассудил, что это не могло быть слишком трудно. Все знают, что воры плохо образованы, дурно воспитаны и аморальны. Он не мог похвастаться ни одним из этих качеств. В действительности, Максвелл обладал их точными противоположностями. Следовательно, подумал он, со своеобразной логикой, которая помогла ему пережить многие военные компании, он справится с этим лучше, чем многие другие. За исключением той проклятой, причиняющей ему неудобства совести, конечно.
Совесть удержала его от того, чтобы на самом деле пойти и сделать то, что он был вынужден сделать. А теперь Рождество наступало так же быстро, как падал снег, и больше не осталось времени сражаться со своими моральными принципами. Ему следовало или сделать это, или забыть об этом. А Макс не мог позволить себе забыть об этом, как и о том, что у него нет возможности купить подарок.
Он расправил плечи и зашагал по заснеженным улицам. Снег начинался как дождь, но сейчас похолодало, и на тротуарах стало скользко. Дороги покрылись ледяной коркой, снегом и брошенной на них соломой, чтобы сделать булыжник более безопасным для лошадей, поэтому там также было полно и того вещества, которое оставляют лошади, благополучно проезжая мимо. Все это стало праздником для метельщиков улиц. Со своими метлами они были готовы к работе на каждом перекрестке. Один из них улыбнулся и поклонился, когда увидел приближающегося Максвелла.
Максвелл нахмурился, обошел парня и зашагал прямо по улице. Он поморщился, когда ощутил, как под ногами хлюпает грязь. Его сапоги будут испорчены. Но у него не было лишнего полпенса для метельщика. Макс потратил добрую половину часа на то, чтобы начистить сапоги этим утром. Он упорно продолжал идти. Тяжелая работа не стоит ничего, кроме времени. Он опять нахмурился. Время тоже заканчивалось.
Завтра наступит Рождество. Он мог бы подарить подарок на второй день Рождества, но девочка приедет завтра. И они покинут Лондон немедленно после того, как она приедет. Значит, сегодня у него был последний шанс раздобыть подходящий подарок. Почему его племянница не оказалась племянником? — подумал майор с раздраженной грустью. У него было множество разнообразных вещей, которые могли бы понравиться пареньку. Или, по крайней мере, поправил он себя, у него осталось кое-что, что он еще не заложил, и эти предметы могли бы прийтись мальчику по душе. Вроде всех этих бесполезных медалей, которые Максвелл получил за то, что служил своей стране. В ломбарде за них не давали достаточно денег, поэтому не имело смысла оставлять их там вместе с остальной экипировкой. В их лавках и так уже накопилось слишком много медалей. Англия оказалась переполнена нищими солдатами, которым нужны деньги, чтобы есть — ведь теперь они выиграли войну и больше не нужны, так же, как и их медали.
Итак — подарок для девочки, оставшейся без отца и матери, которая приедет, чтобы жить с ним. Девочка из провинции, одна-одинешенька и, без сомнения, волнующаяся по этому поводу. Нет, она не одна, вспомнил Максвелл. Еще одна проблема, связанная с тем, что у него есть племянница. Ее гувернантка. У нее есть наставница, и ему нужна она для племянницы, потому что он знает о воспитании девочек? Но на это уйдут все оставшиеся у него деньги.
Эти оставшиеся средства, подумал он, поморщившись, когда передернул широкими плечами и сжал покрытые мозолями пальцы в изношенных перчатках, очень малы и это несмотря на то, что ему потребовалось трудиться на укладке кирпичей в предместье города всю прошлую неделю, чтобы заработать их. Потому что майор Максвелл Эверс, в недавнем прошлом — из драгунского полка Его Величества, не мог допустить, чтобы знакомые увидели, как он работает. И уж точно не руками и спиной. Поэтому он испортил перчатки, пытаясь сберечь руки, и отворачивался от Лондона, чтобы не было видно его лица, пока брался за черную работу, которую ему удавалось найти.
У Макса не было других денег. Ни одному человеку не станут платить только за то, что он дышит — если только ему не повезет и какой-то богатый и здравомыслящий человек не оставит тому состояние. У него не было ничего подобного. Состояние досталось его старшему брату, но он безрассудно растратил большую часть средств, которые унаследовал, и потерял остальные. Все, что брат сумел удержать в своей короткой жизни — это те вещи, которые не смог продать, поставить на кон или заложить: фамильное имя, поместье и особняк, жену и маленькую дочь.
У Максвелла была его карьера. Он отправился служить своей стране, как это делают все вторые сыновья, если церковь им не подходит. Ему не подошла. Макс любил движение. Так же, к несчастью, как и его брат. Но брату нравилось движение, которое он находил в быстром беге коней, в крутящемся колесе рулетки и переворачивании карт. Максвелл пытался не думать обо всех тех задранных юбках, которые, по утверждению невестки, тоже предпочитал его брат.
Из-за многочисленных пристрастий брата Максвелл оставался на службе дольше, чем планировал — после того, как его ранили в битве при Сен-Пьер и даже после удара пикой в плечо под Тулузой. Каждый пенни, зарабатываемый на службе королю, который он мог сэкономить, отправлялся обратно к его брату, в ответ на страстные мольбы.
Макс, писал его брат, этого больше не случится. Но пойми! Нельзя потерять поместье. Нельзя покрыть позором наше имя. Наши предки были советниками у королей. Член семьи Эверс не может попасть в долговую тюрьму. Ради Бога, Макс, помоги!
Макс посылал деньги. Потом это случалось снова. И снова.
Избалованный с рождения, оставшийся сиротой в молодости и слишком рано получив власть, его брат так и не сумел понять, в чем состоят его обязанности. В отличие от Макса. Может быть потому, что он являлся сторонним наблюдателем, Макс видел их с большей ясностью. Или потому что, как смеялся его брат, Макс был слишком серьезным парнем, причем с самого рождения. Брат ни к чему не относился серьезно. Поместье утекало сквозь его пальцы. Макс зарабатывал недостаточно, чтобы содержать его и себя. В конце концов, он додумался до идеи инвестировать те малые средства, которые смог наскрести.
Макс написал письмо старому боевому товарищу, которому когда-то оказал услугу. Бывший капитан Дэниел Меррик был умен и извлекал преимущество из возможностей, которые предлагал новый век, когда классы общества начали смещаться со временем и периодами войны. И он рад был помочь. Вскоре Макс владел долями в сахарных плантациях и заводах по производству рома на Карибах, компаниями, торгующими мехами в Канаде, и в предприятиях на Востоке, поставляющих благовония и специи. К тому времени, когда война закончится, и Макс будет готов продать офицерский патент, он должен стать, по его расчетам, богатым человеком даже со всеми расходами его брата.
У него будет достаточно денег, чтобы отправиться домой и зажить как состоятельный человек. Что более важно, у Макса были все причины надеяться, что он сумеет превратиться и в самого счастливого человека на земле тоже. Он уехал из Англии пять лет назад. Но он писал своей даме сердца каждый день из этих пяти лет. И она писала ему в ответ.
Теперь, наконец-то, у него будут средства, чтобы попросить Лизабет выйти за него замуж.
Ей исполнилось всего семнадцать лет, когда они виделись в последний раз. Господи, как давно это было! — печально подумал майор. Почти целую жизнь назад, жизнь, закончившуюся для многих друзей, которые не вернутся домой, так что он знал, что не должен слишком сильно сокрушаться. Но Макс стремился к ней, с того самого вечера, когда покинул ее.
Лизабет была стройной, но хорошо сложенной, с лицом в форме сердечка, таким милым, что у него дыхание застревало в горле. Воздушные, изогнутые брови — как странно, что сейчас он вспомнил о ее бровях, когда жаждал прикоснуться к ее роскошным губам. Волосы ее переливались всеми оттенками меда, как и глаза, и аромат ее тоже напоминал янтарь. Его возлюбленная обладала белой и чистой кожей; у нее была всего лишь одна маленькая родинка возле губ, этих губ…
Макс любил ее остроумие и сострадание, ее интеллект, которым она делилась с ним в каждом письме. Но именно поцелуй Лизабет заставлял его хранить обет безбрачия все эти годы. Потому что если она может отвергать других поклонников, если она может жить надеждой и подавлять те же самые желания, которые мучили их в те украденные часы, проведенные вместе, то и он сможет вытерпеть ничуть не меньше. Макс вспомнил, как он уходил от нее, когда они встретились в последний раз. И почему.
Платье Лизабет было таким тонким, что он мог ощущать ее напрягшиеся груди, прижавшиеся к его груди, его ладони обхватили ее небольшие округлые ягодницы, чтобы притянуть ее ближе к собственному телу, в то время как его рот, прижавшись к ее губам, стремился вкусить невероятно сладкого огня…
Макс отстранился, потому что если бы не сделал этого, то вполне мог бы не суметь остановиться позже. Но он не собирался брать Лизабет в ее собственной гостиной, в доме его лучшего друга, против ясно выраженного желания ее отца.
— Больше не надо, не теперь, — сказал он ей, заглянув в глаза и увидев там вопрос. — Ты очень молода. Твой отец прав. Он отверг мое предложение о браке… и я не виню его. Я не стану злоупотреблять твоей юностью и доверчивостью.
В ее глазах вспыхнул гнев, и она открыла рот, чтобы заговорить. Макс приложил палец к ее губам.
— Когда я продам офицерский патент — когда я снова вернусь домой в Англию — тогда и только тогда, как твой отец сказал, он еще раз выслушает мое предложение. И он прав, любовь моя.
— Нет, он не прав! — воскликнула Лизабет, топнув ногой. — Ты тоже молод. Тебе всего двадцать два, и кто знает… — Она запнулась, и затем ярость в ее глазах сменилась слезами, — … когда ты вернешься домой.
— Ты имела в виду «если», — тихо ответил он. — Совершенно верно. Поэтому, как бы я не желал тебя, я не хочу, чтобы ты пришла ко мне из страха или жалости. Когда я вернусь, это уже не будет иметь значения. Вот увидишь. А ты, Лизабет? Если ты передумаешь, если встретишь того, кто понравится тебе больше — что ж, я должен предоставить тебе и эту возможность тоже. Тебе нужно еще несколько лет. У нас они будут, а потом мы посмотрим.
На самом деле ее отец сказал, что рассмотрит брачное предложение Макса, когда тот вернется домой и при этом сможет содержать Лизабет.
Сейчас он не может содержать и мышь. Не говоря уже о любви всей его жизни, женщине, ставшей причиной, по которой он так отчаянно сражался за жизнь все эти годы на войне.
Обет безбрачия не был таким болезненным, как раны, полученные в сражениях. Но это были вполне сопоставимые вещи. Ночи, полные боли, проведенные на кровати в полевом госпитале, казались достаточно скверными, но ее письма делали их сносными. Ночи, проведенные в кровати наедине с мучительным желанием, тоже не были приятными, а ее письма делали их еще хуже. Но одну жертву Макс приносил своей стране, другую — женщине, с которой хотел провести остаток жизни. Они пообещали быть верными друг другу, и он придерживался такого мнения, что если предаст это обещание и будет искать расслабления на стороне, то и Лизабет сделает то же самое. Ведь они были так близки по духу. У Макса были возможности купить себе облегчение, иногда — пофлиртовать и поухаживать ради него. У нее всегда существовал шанс ради этого выйти замуж. Он ждал.
Макс должен был знать, как непостоянна жизнь. Все может измениться в мгновение ока.
Его брат погиб в пьяной аварии, а невестка сбежала с распутным дружком, бросив свою дочь на попечение дяди. Макс оставил полк и направился домой. Он решил, что возьмет на себя ответственность. Он всегда так поступал. Теперь у него есть средства, чтобы делать это лучше. Макс написал Лизабет, надеясь, что она не станет возражать против того, что у него появится девочка, которую нужно растить. Она ответила, что он обидел ее, если посчитал, что у нее есть возражения. Майор был уверен всего лишь в нескольких вещах в своей жизни, но ее слово было одним из них. Он написал своему другу Дэну, попросив его послать слуг и новую обстановку в фамильное поместье, не жалея расходов, и отправить те же самое в городской дом в Лондоне, чтобы все было подготовлено к его приезду.
Хотя самым первым делом он планировал нанять лошадь, как только сойдет на землю, и быстрее ветра помчаться к Лизабет, схватить ее в объятия и…
Но на пакетботе, на котором Макс пересекал Ла-Манш по пути домой, он случайно подобрал газету, которую кто-то оставил во время предыдущего рейса. И увидел имя своего друга, Дэна Меррика, напечатанное крупным шрифтом. Кровь застыла у него в жилах, когда он прочитал, что Дэн стал жертвой растратчика и поставлен на колени — стал банкротом. Бедняком, у порога которого дрались друг с другом кредиторы и инвесторы — до такой степени, что караульный вызвал сыщиков с Боу-стрит, чтобы навести порядок. Все они искали Дэна. По слухам, он сбежал из страны. Они бушевали из-за своих денег… и из-за денег Максвелла, конечно же.
От потрясения Макс не мог двинуться с места. У него остались всего лишь пустой титул, куча долгов, ни занятия, ни перспектив. И племянница, которой нужно дать кров. Как он сможет просить Лизабет разделить с ним это?
Из Дувра Макс направился прямо в Лондон, а затем — в фамильный городской дом, где увидел толпу толкающихся, шумящих людей, расположившихся на парадных ступенях.
Они не узнали его. В Лондоне не видели его лица много лет, а сейчас майор был одет как любой другой джентльмен. Многие, а не только женщины, прежде всего обращают внимание на военную форму.
— Что там такое? — спросил он одного из мужчин.
— Встань в очередь, парень! — прорычал тот в ответ.
— Зачем? — спросил Макс.
— Как будто ты не знаешь! Мы здесь, чтобы получить свои деньги, вот как.
— Деньги? — переспросил он, стараясь, чтобы его голос звучал незаинтересованным.
— Ага! Прошел слух, что новый барон возвращается с войны, и нам нужно то, что он должен нам. Рождество уже рядом и это наш последний шанс пополнить карман, пока оно не наступило!
Макс кивнул и зашагал прочь на нетвердых ногах.
Он не мог отправиться к ростовщикам. Ему нечего было предложить в залог. Поместье нельзя было продать, и оно, вероятно, было обобрано до нитки. У Макса не было никаких ценных вещей, кроме одежды в чемоданах и той, что была на нем. Так что он продал большую ее часть и снял себе комнату рядом с доками.
Макс не мог расплатиться со своими кредиторами, не мог занять денег. Он был слишком горд, чтобы пойти к друзьям… или к той, кого любил. Все, чем он располагал — это крепкая спина и план действий.
Проведя неделю в Лондоне — или всего лишь десять дней? — он потерял счет времени, майор написал письмо Лизабет, в котором тщательно изложил ситуацию. Макс попрощался с ней и попросил ее считать себя свободной. С его стороны это было порядочным поступком. Он не указал обратного адреса. Она попытается добраться до него, если сможет, встать рядом с ним, работать ради него, если придется. Он не позволит этому случиться. Затем Макс повернулся спиной к прошлому, оставив его в своих мечтах.
Его племянница приедет последним дилижансом завтра, в Рождество. Это уже не отменить. Он думал, что сумеет раздобыть немного денег к ее приезду, но ему это не удалось. Так что Максу придется ждать ее на остановке дилижанса и перехватить до того, как девочка прибудет в его осажденный городской дом. Затем он сразу отвезет ее обратно в деревню. Они будут жить в старой усадьбе и выживать в поте лица. Но ему нужно раздобыть подарок на Рождество для племянницы.
Каждый пенс был на счету. Средств хватит только на то, чтобы заплатить за его комнату, за поездку обратно и на еду в первые дни проживания в поместье. Максу нечего было больше продать, кроме крови в венах, а сделать это не представлялось возможным. Отдать даже пенни за дешевую побрякушку или убогую игрушку, которыми разносчики торговали на улицах, казалось слишком дорого — и оно того не стоило. Что-то внутри него восставало при мысли подарить ребенку его брата что-то дешевое или безвкусное.
Не существовало совершенно никаких способов добыть для нее приличный подарок, если только Макс не украдет его. Это шло вразрез с его воспитанием и всеми убеждениями. Но он не видел другого выхода.
Может быть, где-то в глубине сердца, куда он сейчас отказывался заглядывать, укрылось ожесточенная идея о том, что жизнь задолжала ему за всю его боль.
Снег колол его щеки, напоминая о текущих планах. Макс продолжал шагать. В сожалениях нет смысла. Все, что они дают — это боль в сердце и животе. Лучше боль в спине, чем это. По крайней мере, в этом отношении его совесть чиста. Он сделал все, что мог, но не имел ни одного лишнего пенни. Подарок для племянницы будет маленькой вещицей, небольшой кражей, едва заметной, и будет значить больше для получателя, чем для торговца, у которого Макс его возьмет. Он мысленно вернулся к тому, что предстояло сделать сейчас. Ни одна армия не марширует вперед без плана битвы. Конечно же, такой план имелся и у него.
Сначала он пойдет в самый заполненный людьми игрушечный магазин в городе. За последние дни Макс прошагал пешком полгорода, и не только потому, что не мог себе позволить нанять кэб. Он составлял карту местности с той самой ночи, когда придумал этот отчаянный план. Без сомнения, самым переполненным магазином игрушек будет «Маркем». Это место казалось настоящим дворцом игрушек. Магазин был дорогим, но это не имело значения — ведь он не будет платить. Самое важное заключалось в том, что торговое заведение преуспевало, а значит, вполне может позволить себе небольшую потерю. И еще и то, что магазин был большим и достаточно беспорядочным в суматохе последних рождественских покупок, так что человек с проворными руками сможет улизнуть оттуда с куклой.
С куклой! Майор подавил стон. В который раз он пожалел, что его брат не оставил на его попечение сына. Волчок или мячик, или оловянного солдатика было бы легко спрятать в карман. Но девочкам нравятся куклы. У него не было сестры, и он не мог придумать, что еще может привести девочку в восторг. Так что это должна быть кукла. Маленькая, которая поместится под его пальто. Но красивая. Нет смысла воровать что-то низкого качества. Если его поймают, то он будет опозорен. Еще больше, чем сейчас. Так что если такова будет его судьба, то пусть он хотя бы пострадает за что-то стоящее. Макс горько улыбнулся. Отлично. Он уже размышляет как преступник. Он продолжил путь.