Стоило омнибусу затормозить у тротуара, как цивилизованная на первый взгляд очередь превратилось в сущее столпотворение.
Мне случалось участвовать в пьяных драках, организованных обеспеченными кутилами, и публика там собиралась куда менее благородная — проигравшиеся в пух и прах виконты могли и ножичек достать в пылу сражения… Я не особо вглядывался, кому и как раздаю тумаки, просто наотмашь бил руками, следя, чтобы никто не задел прижатого ко мне Малька. Он, не размениваясь на ругань, маленьким тараном вклинивался в толпу, находил промежутки среди неплотно подогнанных тел и просачивался в них, сокращая расстояние до вожделенной повозки.
Таким способом мы оказались в омнибусе. Нам неимоверно повезло — ближе к хвосту осталось незанятое место. Поймав мой одобрительный взгляд, Лукам уселся и перевел дух. Тем, кому повезло меньше, остались стоять. Остальным бедолагам пришлось лезть на второй этаж, расположенный на крыше.
Я встал рядом с ним и приготовился наслаждаться долгой и занимательной поездкой. Открытия не заставили себя долго ждать — оказалось, жизни все еще есть чем меня удивить в плане низменных удовольствий. Слева, справа и даже сзади ко мне прижимались незнакомые люди — в основном, мужчины (многие из них кидали на меня гневные взгляды, потирая ушибленные места). При каждом резком движении или неровности на дороге они терлись о меня, и ни капли энтузиазма по этому поводу я не испытывал.
Что ж, хорошая новость: с ориентацией у меня по-прежнему все в порядке. А влечение к Мальку — временное помрачнение рассудка; ошибка организма, вызванная долгим отсутствием женщин. Просто так получилось, что с самого нашего знакомства я был непозволительно близок к назойливому журналисту. Перед глазами, как по щелчку, встала картина: мы стоим под дождем в подворотне бедного района, и я крепко обнимаю Малька, желая защитить его, спрятать от преследовавших нас бандитов.
Я до сих пор помнил ощущение правильности и гармонии, которое возникло, стоило мне прижать его к себе: несмотря на большую разницу в росте, стоять впритирку к Мальку оказалось очень удобно. Будто он именно для того и был создан — чтобы заполнять своими выпуклостями мои промежутки, и сглаживать своей мягкостью мои собственные неровности…
Но уже на следующей остановке наше мирное путешествие было нарушено: по скоплению тел в омнибусе прошла волна, и на свет рядом с нами вынырнула сгорбленная пожилая дама. Осмотрев сидящих пассажиров, она моментально вычленила самое слабое звено — Малька, и безапеляционно заявила:
— Ишь, расселся тут… Вставай, малец. Уступи место бабушке.
Юноша пристыженно закивал и поддался вверх… Я опустил руку ему на плечо и усадил обратно.
— Сиди.
Малек вскинул голубые глаза, полные испуга и непонимания. Ох, какие огромные… Старушенция тоже на миг потеряла дар речи, но голос быстро вернулся к ней — куда быстрее, чем хотелось бы.
— ХАМ! — провозгласила она, глядя на меня с негодованием. — Где ваше уважение к старшему поколению? Где сострадание?! Я прожила на свете втрое больше, чем он!
Лукас побледнел и попытался встать, но у него опять не получилось этого сделать.
— СИДИ, МАЛЕК, — строго сказал я секретарю, а потом со всей любезностью обратился к даме. — Вот именно, милая старая леди. Вы живете так давно, что уже не можете принести обществу никакой пользы. А этот молодой человек трудится не покладая рук на славу Британии. Вы что, не видите, как он худ и слаб? У него ведь рахит!
Весь омнибус слушал нашу перепалку. Казалось, еще чуть-чуть, и старушка растворится в облачке возмущенного дыма.
— Вы — страшный человек! — пропищала она.
— Даже не представляете, насколько, — вкрадчиво подтвердил я и навис над ней. Темная челка упала мне на глаза, а на губах заиграла зловещая ухмылка.
— Такой и убить может!.. — еще более неуверенно выдала пожилая леди.
— Не сомневайтесь в этом.
Старушка сникла и как-то быстро растворилась в толпе. Стоящие вокруг люди стали смотреть на меня с куда большим уважением: места в повозке было мало, но они умудрились дополнительно сгруппироваться, и вокруг нас с Мальком образовалось свободное пространство. Журналист громко дышал, покрываясь пОтом от стыда и волнения. Он расслабил шейный платок, оголив кусочек тонкой шеи: яркий румянец на щеках, опускаясь, переходил в белую кожу — нежную, тонкую, словно у молочного поросенка…
Так… Я тоже взмок и с усилием оторвал от него глаза, тупо уставясь в окно. Сначала — галчонок, потом — котенок, теперь вообще поросенок… Что за звериный беспредел творится у меня в голове?! Может, завести домашнее животное?.. Маленькое, трепетное, преданное; чтобы можно было тискать его и оберегать — так, как хочется оберегать Малька…
— Мда, лорд Кавендиш… — только и сказал мой спутник, когда через полчаса мы наконец добрались до места назначения.
Если для проживания я выбрал себе тихий район, то с работой дело обстояло совсем иначе: бордель под названием "Ретивые всадницы Клиффа Кавендиша" располагался почти в самом центре города. На шикарном четырехэтажном здании красовалась вывеска — девушка с распущенными волосами и в струящихся полупрозрачных одеждах гордо восседала на огромном жеребце.
— Ну что, готов познакомиться с моей самой темной стороной? — спросил я, наблюдая за реакцией Лукаса.
— Неужели в вас есть нечто еще более ужасное, чем то, что вы продемонстрировали в омнибусе? — слабо спросил он.
— Конечно. Я ведь и правда страшный человек, — подмигнул ему и распахнул входную дверь.
Затем с промежутком в доли секунды случилось сразу несколько событий. Гул женских голосов внутри здания стих, затем раздался дружный визг: "Лорд Кавендиш! НАКОНЕЦ-ТО!!!". А потом сразу с десяток девушек подхватились с мест и бросились обнимать меня, чуть не повалив при этом на растерявшегося секретаря.
Пора вывести тебя на чистую воду!
Соскучившиеся куртизанки кинулись ко мне, и я позволил им обволочь себя и поглотить. Те, что стояли ближе всех, заключили меня в объятия, остальные прильнули к ним и тянулись к тем моим частям тела, до которых могли достать: гладили по голове, плечам, рукам. А я… Я нырнул в их мягкие, нежные тела, желая спрятаться от волнующих и подозрительных перемен, происходящих в моей душе. И буквально с каждой секундой, проведенной в их компании, мне становилось легче. Я снова ощущал себя Клиффом Кавендишем — прежним легкомысленным любителем слабого пола.
— Знаешь, что мне нравится в женщинах больше всего, Лукас? — вдоволь напитавшись их мягкостью, я поднял голову и наткнулся на взгляд Малька.
— И что же? — он смотрел на нас со смесью удивления, отвращения и… зависти. Неужели?..
— Это, — я потрепал одну из девушек за грудь, а потом переместил руку ниже, ухватив ее за крепкую задницу. — И вот это. У мужчин нет ни того, ни другого!
Малек скривился. Не представляю, как можно остаться равнодушным к прелестям моих девочек — они в моем борделе лучшие из лучших — но он и здесь решил покичиться своей индивидуальностью. Протиснувшись мимо нас в дверь, журналист первым проследовал в холл, робея, но стараясь выглядеть самоуверенно.
Как по мне, внутри было весьма приятно. Горел камин — больше для уюта, чем для тепла, на стенах сияли газовые светильники в виде раскидистых канделябров, висели кнуты, уздечки и стремена. На многочисленных картинах были изображены галопирующие лошади — они яростно взмахивали гривами и словно пытались прорвать холст и ворваться в помещение — а также развязные, полуобнаженные девы. Некоторые из них были рыжеволосыми: моей невесте наверняка бы польстило, что свой бордель я посвятил не кому-нибудь, а именно ей.
Виснущие на мне девушки галдели все разом, интересуясь моими делами и дружно рассказывая о своих успехах, но я все же расслышал потрясенный голос Малька:
— Почему здесь так много лошадей?
Я вырвался из назойливых объятий проституток и поспешил к нему.
— С некоторых пор эти животные очень интересуют меня… Знаешь, я ведь чуть не сделал карьеру жокея. Даже участвовал в скачках однажды.
— Вы?!
— Что, не читал об этом в газетах? — мстительно усмехнулся я. — Тот заезд окончился для меня бесславно… Отец постарался, чтобы в прессу не просочилось ни слова.
При упоминании герцога и семейных тайн глаза Малька жадно блеснули. Он явно готовился набросится на меня с новой порцией вопросов, но нас прервал женский голос — низкий, резкий, но необъяснимо приятный.
— Маркиз собственной персоной! Нечасто же вы посещаете своих подопечных, лорд Кавендиш…
На верхней ступеньке лестницы, ведущей на второй этаж, стояла невысокая крепкая женщина в черном бархатном платье с кожаными вставками.
— С тех пор, как их взяла под крыло сама леди Гамильтон, я совсем не волнуюсь об их благополучии, — откликнулся я и слегка поклонился.
Если Армстронг был правой и левой рукой (и всеми остальными конечностями сразу), то Лидия Гамильтон была мозгом, извлеченным из моего тела и заправлявшего борделем в мое отсутствие — хватким, деятельным и целеустремленным. В общем, тем, которого так не хватало мне самому.
— И зря! Некоторым клиентам приходится постоянно напоминать о правилах хорошего тона, — Лидия спустилась вниз, держась рукой за ажурные деревянные перила. — Не женское это дело, знаете ли, разбираться с буянами.
— Не верю, что вы не справились бы с развоевавшимися аристократишками, еще и выпившими к тому же… Кстати, а где охранники? — я оглянулся по сторонам, ища глазами ребят, нанятых двумя неделями ранее.
— Я их прогнала, — непререкаемым тоном заявила главная куртизанка "Ретивых скакунов".
— И этих тоже?!
— Да, — пожала плечами она, подходя ко мне и протягивая руку для поцелуя. — Мало кто из мужчин сможет нормально работать в такой обстановке. Разве что, евнухи…
— Даже не знаю, что вам на это ответить, леди. Похоже, вам так и придется собственноручно устраивать взбучку драчунам.
— Стара я уже для этого, — рассмеялась женщина. Она и правда была немолода — лет сорок, не меньше, но энергичностью и харизмой заткнула бы за пояс любую красотку вдвое младше. — Так и придется идти на покой… Можно вас на пару слов, лорд?
— Конечно.
Мы отошли к окну, занавешенному толстой бархатной портьерой. Ни один лучик света не проникал через нее с улицы. Все, что происходило в "Ретивых наездницах", было тайной, недоступной для взора случайного прохожего. У нас здесь царила своя атмосфера, стать частью которого можно было, только заплатив немалую сумму денег. По пути Лидия деловито провела пальцем по каминной полке, проверяя ее на наличие пыли и подкинула полено в потрескивающее искрами пламя.
— Мне звонил твой дворецкий, Клифф, — стоило нам уединиться, управляющая моментально отбросила вежливо-отстраненный тон, обратившись ко мне неофициально. — Сказал, ты завел себе нового питомца…
И она, не поворачивая головы, кинула взгляд на забившегося в угол Малька, наблюдавшего за нами с отчаянным интересом.
— Прямо так и сказал? — поразительно, но Гамильтон была единственным человеком на всем белом свете, с кем Армстронг умудрялся общаться посредством голоса, а не красноречивой мимики. На мгновение я даже пожалел, что провел телефонный провод не только домой, но и в бордель. С другой стороны, уж кого-кого, а Лидии стесняться не стоило. Она не только нашла общий язык с молчуном Армом, но и знала все, что происходило со мной до и после ареста. И информацию черпала не из газет, раздувающих сенсационные статьи из высосанных из пальца фактов, и не из злословных сплетен других старожилов высшего света — а из первоисточника. То есть, из моих уст.
— Не совсем так… — она достала серебряный портсигар, взяла длинную тонкую папиросу и неспеша закурила. — С его слов, ты носишься с этим парнишкой днями напролет. Одеваешь, подвозишь до дома, кормишь, заботишься. Даже позвал его жить к себе… Хотя он еще никак не проявил своей компетенции в вопросах вашего, кхм, "взаимовыгодного сотрудничества".
Я пропустил мимо ушей скепсис в ее голосе. Отпираться бесполезно. Именно так все и было.
— Выглядит странно, да? — волнуясь, спросил я.