Глава 22
Старый Мбопо уже готовился скоро встречать свой сороковой год жизни. Он был патриарх семейного клана бушменов, в количестве 12 человек, для которых он был признанным вождем и авторитетом. Его племя издревле кочевала по бушу, полупустыням и велду Южной Африки, иногда пересекая весь континент от одного океана до другого. Когда то, давним давно, на этих пустых пространствах у них не было конкурентов, однако сперва и черные захватчики а потом и с недавних пор и белые, не считаясь с мнением хозяев бушменов, стали селиться на этих землях. А бушмены никак не могли противостоять им, так как они были очень малочисленны. Конечно, что и они бы могли бы быстро нарастить свою численность, но тогда бы и им пришлось бы трудиться. Работать? Не за что на свете, боги бушменов не одобрят этого. Сам Мбопо, считал неудачным любой день, когда он на охоту и на хозяйственные дела, тратил больше трех часов, иначе на отдых оставалось всего двадцать с небольшим часов, а это тяжкое бремя. Пойти утром к водопою подстрелить антилопу, пройтись запастись свежим ядом, кое что собрать по дороге- зачем трудиться более? Тем более животные умны и через пару недель уже будут более осторожны, так что гораздо легче откочевать за десятки километров, туда где животные еще не так напуганы. Ну а в пути сам Мбопо всегда, как настоящий мужчина, шел налегке, только сжимая в руках свой верный лук с отравленными стрелами. А как же иначе, мужчина должен защищать свою семью, а вдруг нападут враги или дикие звери- нужно быть осторожным. Ну а жена всегда тащила на руках ребенка, ребенок до трех лет не способен идти долго пешком. Ну а ребенок от 3-х до 7 лет хорошо, если будет идти сам, и не попадет по дороге в неприятности. Ну а вещи? Какие вещи, кто их понесет? Мбопо на своих временных стоянках всегда бросал почти все свои вещички, зная, что на новом пристанище обзаведется себе новыми. Так сказать под каждым кустом у него был и стол и дом. Конечно, что дети могут рождаться чаше чем раз в три года и тогда бы Мбопа не смог вести привычную кочевую жизнь, ну так что из этого? Мбопо готов заниматься сексом менее раза в год, когда этого захотят духи. Сейчас у Мбопо был, по его мнению, очень многочисленный клан-12 человек как их всех прокормить? Правда некоторые бушмены такой толпой могут загонять антилопу, так что бы она выбилась из сил- и им не нужно было даже оружие, но лично сам Мбопо считал, что это просто баловством. Пока одно животное загоняешь, сколько ты распугаешь в округе. Глупцы. Сам Мбопо предпочитал варить свой собственный яд из смеси змеиного яда извлеченного из мешочков желез убитых змей и ядовитых растений. Для густоты и клейкости яда, что бы тот хорошо держался на острие камышовых стрел, он добавлял в него растительный клей и смолу. Прекрасный яд, достаточно лишь оцарапать любое животное- даже льва что бы он через пару минут издох в страшных муках. Конечно львов, а тем более слонов или носорогов Мбопо трогать опасался- пока яд подействует, жертва может и порвать охотника, но травоядные — они и вкусны и безопасны. Кто-то может сказать, что убивать животных ядом, что бы затем есть их не слишком умно, но Мбопо знал, что его яд абсолютно безопасен для желудка. Еще бы, каждый раз, когда он его готовил, он определял готовность варева с ядом на вкус, и этот жуткий яд, убивающий через царапину, был безвреден при применении его во внутрь. Так что Мбопо даже в нынешние нелегкие времена, когда животных становилось меньше а охотников все больше, мог прокормить свой многочисленный клан. Еще бы трое взрослых мужчин (вместе с Мбопо), сын, зять, жена, дочь, невестка и шестеро малолетних детей. Большой клан, очень большой и его возглавляет мудрый Мбопо. Одно не хорошо — везде появились чужаки, они захватывают его охотничьи угодья. Клан Мбопо, бушмены- люди буша- как звали их чужаки, сам Мбопо называл своих родных — сан- люди, кочевал и охотился на просторах размером с небольшую европейскую страну, и воспринимал эту территорию так же как европейцы воспринимают свою квартиру. Если же Мбопо, замечал у себя на земле чужаков, то он реагировал на это так же как житель Техаса, реагирует на проникшего в его дом взломщика, а именно пытался их убить. Вчера Мбопо продвигаясь, заметил в одной из своих долин таких чужих людей, и сегодня он с утра послан сына и зятя проследить за ними, а сам тем временем обновлял свои запасы яда. К вечеру вернувшиеся лазутчики доложили, что чужаков всего четверо и оружие только у одного из них у белого, да и то постоянно стоит у его шалаша. К тому же, днем один из них уходит рыть большую нору, и ничего не видит, то есть абсолютно беспомощен. Несомненно, что этих чужаков можно будет убить в качестве примера для остальных. Мбопо сосредоточенно размышлял, обдумывая план предстоящего нападения. Ночь отпадала сразу- чернокожие не любят воевать ночью, во-первых ничего не видно, а во-вторых это время охоты для хищных зверей и вполне можно наткнуться на них. Утро — холодное время, земля в Южной Африке остывает, и негры в основном в это время мерзнут, забившись по углам и норам и пытаясь согреться. Недаром же зулусы слыли непобедимыми в этих краях, так как в основном нападали внезапно по утрам, когда никто из чернокожих не хотел сражаться. Мбопо то же не любил утренний холод. И вот Мбопо решил- пойдем днем, когда чужаки будут заняты своей работой, подкрадемся к их лагерю и убьем тех троих, что находятся там, осыпав их ядовитыми стрелами. После чего убьем того, что в норе, даже если он и сбежит, то у него нет оружия, и мы втроем догоним и прикончим его.
Глава 23
Все утро за порцией своей надоевшей каши меня терзало какое то смутное беспокойство, наверное перемена погоды к дождю, решил я. Ну что ж, испив утренний кофе я распределил работников- Носорог — копать, Бык и Птица дробить породу, я же принялся за свою обычную промывку. Но и спустя пару часов, беспокойство так и не отпускало меня, и я решил пару минут передохнуть и отложил свой таз в сторону. Тут резко заверещал моя умная обезьянка Юнга. Она скакала на месте и верещала увидев что то на востоке, тут же возбудился и залаял и мой пес. Я попытался присмотреться в ту сторону, щурясь от солнца, которое било мне прямо в глаза. Боже мой, из травы выскочили трое мелких коричневокожих лучников и быстро побежали к нам. Ну вот и расслабились. Секунду я стоял застывший и потом крича бросился к ружью стоящему рядом с моим шалашом. Краем глаза я увидел опешившего Быка, он вытаращил глаза и открыл в изумлении рот, в то же время сжимая в руке молоток. Между тем лучники за эти мгновения пробежали уже метров десять. Стометровку бегают за 10–11 секунд, через 5 секунд они уже будут рядом с нами, мне схватить ружье и выстрелить три, четыре секунды, но ведь они лучники и сейчас в нас полетят стрелы, не успеваю! Но тут посыпались стрелы. Я увидел, что Бык увернулся от одной стрелы, но следующая попала ему в плечо. Маленькая камышовая стрелка- но Бык рухнул вниз и забился в судорогах. Тут другая стрела прилетела и в меня, и я инстинктивно отмахнулся от нее рукой, а так как я придерживал этой рукой на голове шляпу, то и шляпа упала на землю. Так схватить ружье, выстрел — кажется, что попал и в следующее мгновение, я рухнул в укрытие за шалаш. Прошло всего пара секунд. Так вижу, что Птица тоже здесь, сжимает в своей руке нож — мне нужно перезаряжаться быстро, быстро. Бумажный патрон, надорвать зубами, высыпаю содержимое в дуло, бумагу туда же, примять шомполом, неудобно тянутся полусидя, капсюль, успеть! Тут с обоих боков шалаша появились бушмены, впрочем не приближаясь к нам- они похоже разделились и обошли наш шалаш. Так быстрее- выстрел и пуля буквально снесла мелкого бушмена, попав ему куда то ниже живота. Что со вторым? Птица воспользовался одеялом — в качестве щита и стрела бушмена запуталось в нем, затем Птица бросил в бушмена нож — не попал, далеко, но тот потерял пару мгновений. Тут жизнь кому-то из нас спас мой верный пес Ворюга, он подбежал к бушмену пытаясь того напугать или укусить и лучник пустил стрелу в собаку. Потом бушмен сообразил что диспозиция складывается в нашу пользу, двое на одного и развернувшись побежал обратно. У нас с момента нападения не прошло и двадцати секунд, а сколько всего произошло. Бык еще корчится в судорогах но уже явно умирает от действия яда, ну естественно, что стрелы отравлены, пес жалобно скулит, но похоже что и он тоже при смерти. Раненый бушмен пытается отползти и спрятаться в траве, оставляя кровавую дорожку в пыли. Птице похоже повезло, он уцелел под градом стрел, жив ли я? Точно помню, что в меня выстрелили, и увернуться я уже не успевал, может и получил царапину? Ладно, на это сейчас нет времени нужно перезаряжать ружью. Осторожно выглядываю, так бушмены похоже улепетывают со всех ног, причем одного я конкретно зацепил, он бросил лук и убегает прижав свое искалеченное запястье к груди из которого хлещет кровь. Выстрел — мимо, или нет немного зацепил в ляжку раненого, но стрелял то я в лучника. Ничего и то хорошо. Так, вижу вдали, из канавы вылез Носорог, и бежит к нам размахивая топором. Ну там почти с километр, еще будет бежать минуты 4, ждать не будем. Хватаю боеприпасы перезаряжаюсь на ходу, тем временем вижу, что Птица схватил выпавший из рук Быка молоток и подбежал к раненому бушмену, взмах другой — похоже о раненом можно не беспокоиться. Нужно бежать за нападавшими, а то еще подкараулят нас в другой раз может так не повезти. "Птица иди сюда" зову я своего подельника. Итак бушмены стреляют своими отравленными камышовыми стрелами метров с тридцати и их у них похоже немного в колчане меньше 10 штук, а скорее 6 или 8. Впереди два врага, один абсолютно здоров, а второй ранен в руку. Конечно скорее всего раненый этого не переживет, ни ампутации кисти не стерильных бинтов ни хирургов здесь нет, а вокруг сплошная антисанитария, явно загнется в течении месяца. Но ждать мне этого совсем не хочется, не будем ждать милостей от природы, тем более что десяток отравленных стрел у них на двоих явно наберется. Вроде бы местные негры матабеле- длинные щиты прекрасно защищаются от этих отравленных стрел своими щитами из бычьей кожи. Так щиты — а это мысль — я смотрю на брошенное Птицей одеяло в котором запуталась бушменская стрела. Вот и необходимый щит, у меня в шалаше есть латунная проволока, и мы быстро с Птицей приматываем одеяло к длинной жерди из шалаша, теперь вперед. Я Кричу Носорогу — "Давай, догоняй", и мы вдвоем с Птицей бежим. Пробегая замечаю шляпу в которой торчит стрела, смотрю на свои пальцы сжимающие ружье- вроде никаких царапин нет- опять повезло. А где у нас бушмены? Растворились в буше, но ничего скрытно у них убежать не получиться мы увидим, а затаится у них тоже не выйдет — раненый оставляет капли крови. Главное бежать по данному направлению, указанному кровяными пятнами, укрываясь вместе с Птицей за нашим импровизированным щитом. Бежим, Птица указывает направление, издалека замечая приметы, вот так зрение, а сзади уж слышны крики Носорога, мы явно в большинстве, от нас не уйдешь! Так из кустов вылетает стрела запутывается в одеяле, мой ответный выстрел, кажется, кого-то зацепил, теперь можно не торопиться. Подождем Носорога, а пока перезарядим оружие, затем осторожно приближаемся, укрываясь за одеялом. Еще стрела, так же неудачно — мой выстрел похоже, что бушмен серьезно ранен, Птица бросается к нему что бы прирезать горло ножом. Ну вот и этот бушмен готов, но что это? Птица похоже, на что-то наступил, раздался вскрик, и начинаются его судорожные движения. Наверное бушмен разбросал вокруг себя отравленные колючки и Птицу уже не спасти. Прощай Птица. Подбежавший Носорог уже не рвется вперед, но не оставлять же раненого в руку бушмена живым. Говорю Носорогу, смотри под ноги и тащи щит-одеяло, и мы осторожно вдвоем ищем нашего врага. Так похоже он в той густой траве- капли крови тянуться туда- а далее открытое пространство., а далеко бы он не убежал с двумя ранами. Делаю выстрел- мимо, а если попробовать дробью-? Еще выстрел, ага похоже зацепил, не нравиться? Нам теперь лучше не торопиться- еще дробью- ага вот ты где, голубчик. Голубчик лежит скрючившись, у него в руке отравленная стрела, а может он еще вокруг и разбросал отравленные колючки, я хотя и в сапогах но приближаться как то нету охоты. Но тем не менее осторожно подхожу ближе, выбирая каждый раз место, куда поставить ногу, словно на минном поле, выстрел- похоже конец бушмену. Еще чуть поближе — контрольный выстрел- все кончено, с такими ранами точно не живут. Все победа, а мы живы. Живы правда не все — Бык, Птица, Ворюга- мы сегодня понесли огромные потери. Если бы не звериный нюх нашей обезьянки Юнги, нас бы всех положили сегодня на этом месте, да и так везение было сегодня на нашей стороне, можно сказать, что прошли по самому краю. Если бы я инстинктивно не отмахнулся шляпой, в которой запуталась ядовитая стрела, если бы я оцарапал о нее пальцы- то лежал бы и я сейчас холодный под жарким африканским солнышком. Молча возвращаемся с Носорогом обратно в лагерь. Там я ему сказал: "Мбежане, с завтрашнего утра начинаем собираться обратно в дорогу. А сегодня будем хоронить в нашей канаве погибших товарищей". Остаток дня прошел в делах и хлопотах. На следующий день Носорог уже с утра приготовился в путь, но я сказал, что два три дня ему придется зарывать ранее вырытую канаву. Носорог забастовал и лишь только еще одно обещание подарков и дополнительной оплаты, заставили его приняться за работу. Конечно я и так собирался закругляться через три дня, но у меня выбыли почти все мои работники и теперь явно не хватало рабочих рук. И тем не менее, я продолжал в оставшееся время дробить и мыть заготовленную золотоносную породу. Пока руки были заняты, я продолжал размышлять. Конечно же, нападение это трагедия, но в целом я и так в общих чертах выполнил намеченный план работ. А мне желательно оставить это золотое месторождение втайне. Как там говорят немцы" Что знают трое- знает и свинья?". Или же там говорилось о двоих? Сейчас нас как раз двое, у меня есть немного золота, и есть мой ослик- для перевозки. Инструменты- лопаты, молоток, ступку с пестиком подносы и таз, я могу и закопать здесь. Однако я просто трусил опять оставаться один в африканских пустынях. Ну же, признайся себе, что ты решил избавиться от этих негров с самого начала, и для того взял с собой свой яд стрихнин. Так что нападение сыграло мне на руку, но я все не мог решиться. Тем не менее, отравленную бушменскую стрелу, я аккуратно достал из шляпы, измельчил наконечник молотком в пыль и собрал эту пыль в кожаную тряпицу, которую связал в узелок и припрятал. Ну вот Носорог свалил большую часть земли в яму, и оставшаяся выемка оплывет в сезон дождей и не будет слишком бросаться в глаза. Я же в то время извлек все золото из породы и просто сплавил его ложке на костре подобно свинцовым грузилам для донок. Мне некогда было возиться со слитками, и по моим расчетам золота у меня скопилось на 70 фунтов стерлингов. Инструменты я зарыл возле нашего шалаша. Мы собирались последний раз переночевать в нашем временном лагере. За ужином я постарался подпоить Носорога, что бы он расслабился и потерял концентрацию." Мбежане великий воин, для меня было честью сражаться рядом с таким воином" — говорил я ему, подливая остатки капбренди. "Мбежане великий воин — он убивал много и черных и белых" — хвастался захмелевший Мбежане." Мбежане порубит всех бушменов топором и заберет их женщин"- ну вот героя понесло уже не туда. К моему сожалению стрихнин-яд который выделяется из рвотного ореха, я не могу его быстро растворить в воде или алкоголе. Нужна горячая вода, и я наливаю нашему разбушевавшемуся черному герою чашку кофе. " Мбежане за его храбрость нужно много, много сладкого"- говорю я размешивая стрихнин, в чашке вместо сахара. Белые кристаллики порошка стрихнина легко растворяются в горячей воде, а горький вкус кофе замаскирует горечь яда. Мбежане хватает чашку обеими руками и сразу выпивает ее. Спустя полминуты его начинают бить судороги, голова запрокидывается назад, дышать ему становится сначала трудно а потом и совсем невозможно, еще несколько секунд и его тело застывает. Врач констатировал бы смерть. Но врача здесь нет — и поутру я оттаскиваю тело Носорога на одеяле к нашей яме и бросаю его туда, засыпая землей. Прощай Мбежане — береги нашу с тобой тайну. А я же поспешу на юг, через два дня уже наступит декабрь, а у меня еще масса не начатых дел. Давай шагай Серый, шевели своими копытами нас с тобой и Юнгой ждут великие дела.
Глава 24
И вновь ставшее уже привычным четырехнедельное путешествие по бушу, опять африканская природа- как же она мне уже надоело- когда же я осяду в своем городе, который мне еще предстоит построить, да еще и не один. Но день за днем я уходил все дальше на юг, и вот снова здравствуй БлумФонтейн. Особых приключений по дороге уже не было за исключением переправы через Вааль, через которую мне пришлось тащить Серого, который опять упрямился. Слава богу, что река еще более обмелела, так что переправа прошла хотя и с мучениями, но вполне успешно. А то я уже собирался оставить это серое и длинноухое блюдо для гиен- на том берегу. Как бы то ни было, но в аккурат после западного Рождества я вернулся в город и расположился в знакомой гостинице к радости ее хозяина Яна. На следующий день я наносил визиты сперва к Питу, а затем разменяв пару соверенов и к заждавшемуся меня ростовщику Градскому. Его еврейская душа не очень была рада видеть меня живым и здоровым и тем более с деньгами и золотыми слитками. Наконец после долгих расчетов и торгов, он выдал мне мои часы и обменял мой остаток золота на фунты стерлингов. Денег у меня оказалось опять в обрез -27 фунтов с мелочью. Но и на эти деньги сейчас я могу купить ферму и кое-какой скот- что бы честно трудиться. Но трудиться мы всегда успеем, так что нужно торопиться- алмазы откроют уже в новом 1866 году. Оставив у Пита деньги моих злополучных носильщиков, для передачи их семьям, их смерть я объяснил нападением бушменов на наш лагерь, я опять стал готовиться в путь теперь уже на запад страны.
И снова те же самые заботы- пополнить боеприпасы, набрать мелкого товара для мелочной торговли с черными для прикрытия, а так же бумаги, пороха и свинца для уважаемых бурских фермеров. С неграми слугами я решил пока больше не связываться, лучше возьму себе еще одного мула- на западе вроде нет местностей пораженных сонной болезнью и мух "цц". Один фунт стоили боеприпасы, полтора фунта мул, далее я приобрел алкоголь, лекарства, еды, товаров на 10 фунтов, и у меня оставалось в поясе еще 7 золотых монет, плюс в кошельке серебра еще почти на 4 фунта. Расплатившись с хозяином гостинице Яном и подарив золотой соверен Питу, за все его хлопоты, я опять был готов двинуться в дорогу. Операция внедрения прошла успешно — теперь за дело, Юнга, забирайся, маленький проказник, ко мне на плечо и двигаемся в путь.
И вновь разгар жаркого сезона, зной и не скончаемая дорога. Теперь работы у меня прибавилось, нужно было следить за своими ушастыми и четвероногими вонючими друзьями. Что бы они не съели какой-нибудь ядовитой травы или не потеряли подковы, не сбили ноги, не растерли спину, были всегда сытыми и имели всегда вдоволь воды. Наверное если бы меня привлекала карьера скотника, то я бы уже давно занимался этим делом. Когда уже наконец этот период безденежья закончится и я разбогатею и свалю всю противную работу на слуг, а я буду заниматься только интеллектуальным трудом? К счастью теперь я в качестве мелкого торговца совершал свой тур по бурским фермам, поэтому мой путь пролегал по обеспеченным водой и населенным местам — сперва вдоль притока Вааля речки Рид, потом вдоль самой "Серой реки" а затем и далее, вдоль уже Оранжевой реки- конечной цели моего путешествия. По этому это путешествие совсем не походило на предыдущее. Мне нужно было много и много общаться с фермерами и ненавязчиво собирать информацию. Так что на этот раз я проводил под открытым небом меньше половины своих ночевок, а по большей части гостил на бурских фермах пользуясь гостеприимством их хозяев. Ну что Вам сказать общаться мне с ними было очень и очень трудно- меня считали чужаком, не буром, а таких здесь никто особенно не любил. Эти фермеры были очень набожны, даже слишком, на мой свежий взгляд они напоминали мне каких-то упертых сектантов, также они глубоко невежественны, тупы, упрямы, нетерпимы, грязны и нечистоплотны, но при этом по своему гостеприимны, честны во взаимоотношениях со мной как и со всяким белым, но жестоки по отношению к своим чёрным слугам…И им было при этом совершенно всё равно, что творится вокруг в остальном мире. Как там говорил Марк Твен о бурах: "… бур, белый дикарь. Он грязен, живёт в хлеву, ленив, поклоняется фетишу; кроме того, он мрачен, неприветлив и важен и усердно готовится, чтобы попасть в рай, — вероятно, понимая, что в ад его не допустят". Но мне эти люди (буры) были очень нужны и я старался сделаться для них своим парнем, я был весел, и находясь в гостях постоянно шутил с хозяевами, рассказывая им древние анекдоты. К примеру: "приходит маленькая фермерская девочка к торговцу в лавку и просит продать ей бочонок крепкого бренди, а торговец ей говорит девочка а тебе бочонок не слишком большой будет? А девочка ему в ответ И я так же думаю, наверное сейчас половину мне придется сразу выпить". Нужно сказать что местный бурский юмор был мне почти совсем не понятен- это было нечто промежуточное между тонким английским юмором- когда всем непонятно, где же здесь нужно наконец смеяться. К примеру Дворецкий объявляет наводнение — "Темза, сэр!" и скандинавским — когда змеятся нужно везде и всюду после каждого слова: "много корова дает молока? А корова говорит: много.." Рассказывая подобные шутки местные загорелые и краснощекие бурские фермеры начинали хохотать уже в начале и уже буквально захлебывались смехом после пары слов. "Ха-ха-ха- ты понял корова ему говорит? ха-ха-ха". Я тоже звонко смеялся, но внутри недоумевал, что же тут такого смешного. В общем, шутки здесь были крайне примитивные, и я со своими анекдотами быстро стал всеобщим записным весельчаком. На каждой ферме я замечал, что из за продолжающейся войны с басутами, на фермах ощущалась нехватка молодых мужчин, которые проводили свои бесконечные рейды и набеги в поисках все новых чернокожих слуг. Зато здесь наконец были женщины, иногда довольно молодые женщины. Я же уже более четырех месяцев был лишен женской ласки, и поэтому мне было крайне тяжело было сдерживать свои порывы плоти. Но приходилось еще и еще раз терпеть, еще было не мое время. Начну с того, что лишних и свободных женщин здесь просто не было. Старшее поколение бежало более тридцати лет назад из Капской колонии в неизвестность зачастую без женщин, и если бурские мужчины проигрывали битву чернокожим, вдов не оставалось, негры в случае победы просто вырезали белых женщин и детей. Среднее поколение покинувшее колонию еще малолетними детьми, уже то же разменяло как минимум свой четвертый десяток, а многочисленным детям, которых буры заводили после обретения независимости двенадцать лет назад нужно было еще подрасти, хотя бы несколько лет. Впрочем, я заметил, что много белокурых девочек должны были через 4–5 лет превратиться в настоящих красавиц. Но сколько мне будет тогда лет самому? К тому же я не член лютеранской церкви, да и буры здесь все сговариваются о браках своих детей буквально с малолетства. Так что мне здесь ничего не светит, даже редкие вдовы сразу вступают во второй брак что бы вести хозяйство и могу спорить что кандидат на замену у них готовиться уже при жизни мужа. И хотя я так продолжал себя уговаривать, но мои голодные глаза украдкой рассматривали пленительные изгибы бурских женщин. Не знаю, откуда сложилось мнение, что русские женщины намного красивее иностранок, так как у тех постоянно инквизиция сжигала красивых в качестве ведьм. Природа всегда найдет себе обходной путь. И здесь на лоне природы, на свежем воздухе, где рацион питания почти полностью состоит из экологически чистых продуктов в основном мяса и молока, бурские девушки в молодости расцветали словно экзотические цветы пересаженные в другую почву. Что бы вы имели представление скажу, что белокурая южноафриканская киноактриса Шарли Терон, представляет собой характерный тип бурской женской красоты. Ладно скоро я разбогатею и буду весьма конкурентоспособен в качестве местного жениха, а я собираюсь быть крайне просто до ужаса богатым, самым завидным женихом на юге Африке. Этаких будущий Сесил Родс, но только этот англичанин был воинствующим гомосексуалистом, и увольнял любого из сотрудников своих многочисленных предприятий, а он брал на работу только мужчин, если узнавал, что работник имел наглость жениться. Кстати, изъяв алмазы, я планирую скорую поездку в Европу для их продажи, и уже там я буду очень богат, а с женщинами там проблем нет, как и с их количеством. А впрочем, снова мимо, мне крайне необходимо сродница с бурами через брак, так что нужно еще терпеть и терпеть. В таком состоянии я стал засматриваться даже на негритянок. Местные черные служанки еще не совсем привыкли к навязываемой им одежде, и у них были такие соблазнительные для меня арбузные груди и здоровенные задницы. Черные, но то же женщины, а так как по пути я всегда старался расспросить белых мальчишек и чернокожих о красивых камешках которые я собираю и меняю на деньги или другие вещи то я охотно поначалу общался с ними. Для затравки разговора я спросил чернокожую красавицу на одной из первых ферм, из какого она племени: "Финго! — сказала она, — мозамбик, — закричала потом, — готтентот!" После чего начала громко хохотать, видно она решила, что это классная шутка. Не раз случалось мне потом слышать, этот наглый хохот черных женщин. Если пройдете мимо — ничего; но спросите черную красавицу о чем-нибудь, например, о ее имени или о дороге, она соврет, и вслед за ответом раздастся хохот ее и подруг, если они тут есть. "Бичуан! Кафр!" — продолжала кричать наглая баба. В самом деле баба. Одета, точь в точь как наши деревенские бабы: на голове платок, около поясницы что-то вроде юбки, как у сарафана, и сверху рубашка; и иногда платок на шее, иногда нет. Я внимательно посмотрел на ее лицо — толстые губы, выдавшиеся челюсти и подбородок, глаза как смоль, с желтым белком, и ряд белейших зубов. Улыбка на черном лице имела что-то страшное и злое. Спасибо, но не надо- мне все понятно. Но мне все равно нужно было тесно общаться с местными неграми, только теперь я предпочитал беседовать с мужчинами. Я не чурался под предлогам того что мне крайне интересна местная жизнь — посещать пляски, праздники и балы чернокожих фермерских слуг. Там я под звуки местных барабанов, дудок и каких то еще инструментов смотрел на неистовые пляски чернокожих. Наблюдая их черные тела и гримасы пьяных танцоров, я тем временем угощался местным кислым пивом из сорго и угощал сам авторитетных негров своим заветным бренди и вел завлекательные неспешные разговоры о том, что мол я люблю собирать красивые камешки и охотно их покупаю. За хороший камешек умный черный может получить денег на которые он сможет купить козу, или же получить кусок материи или латунной или медной проволоки для колец, серег, или даже браслетов. Поднабравшиеся негры, показывали мне свои находки, они подбирали все блестящие, красивые и необычно окрашенные камешки — агаты и кварц, полевой шпат и горный хрусталь, яшму и цирконий. Я конечно же не геолог но знал две вещи: первое- алмаз отталкивает воду, так же как гусиные перья, поэтому если его полить из фляги то он останется сухим, и второе алмаз режет стекло, и потому я царапал камешком стеклянный флакончик, который я носил в кармане для этих целей. Пару раз мне попались, и маленькие алмазики, и я выкупил их у хозяев за пару шиллингов каждый (1/10 фунта). Остальное меня не интересовало, и я говорил что такого добра и у меня самого завались, но я обещал на обратном пути все равно посмотреть что нового удастся им мне показать. С детьми все было гораздо труднее- здесь бурский мальчишка уже в 12 лет имеет свое ружье и занимается или охотой или работой на ферме ухаживая со скотом. Забавно было посмотреть, как такой вот мальчишка уже пытается лечить скот и увлеченно рассказывал мне какие лекарства существуют от коровьих болезней. Завелись черви — намазать рану дегтем, пока личинки не высыплются, как рис. Глаза больны — промыть их лекарственным настоем из трав. Сибирская язва — пуля и костер для туши. Но я все равно терпеливо слушал подобную муть, по ходу сворачивая разговор на интересующую меня тему. Но пока что все было мимо. Но ничего все свои неудачи и с женщинами и с алмазами я старался заглушить красотами южноафриканской природы. По утрам, в лучах восходящего солнца вершины лысых холмов сияли, напоминая мне драгоценные камни: мягкие, задумчивые рубины, нежные сапфиры и блестящие жемчужины всех цветов радуги все они раскинулись перед моими глазами, точно павлиний хвост. Эти холмы простирались до самого горизонта, в долинах кое-где виднелся девственный лес, а перед ними раскинулись необъятные пастбища, рядом с которыми было вдосталь воды. Да здешние места были изумительно красивы.
Глава 25
Но в целом я не огорчался, все свои надежды пока я возлагал на две фермы — Дютуа-Пен, и ДеКалк принадлежавшие господам Дютуа, и Якобсу соответственно. Там их детишки уже игрались блестящими камешками, которые мне были необходимы позарез. И вот наконец то и первая цель ферма Дютуа-Пен. Известно, что, когда был отменен Нантский эдикт о веротерпимости к гугенотам- французским протестантам, множество гугенотских семейств вынуждены были эмигрировать в Капскую колонию. Французы смешались с бурами и стали жить их жизнью, которая протекала в стороне от прогресса и цивилизации. Некий господин Дютуа, потомок французских эмигрантов, спокойно жил у себя на ферме, которую в округе называли Дютуа-Пен, потому что неподалеку находилось небольшое круглое озеро. Слово "пен", собственно, означает сковороду, но так стали здесь называть и круглые водоемы. В разговоре с мало гостеприимным хозяином, мне скоро стало понятно, что несмотря на свою фамилию господин Дютуа очень мало думал о Франции, стране своих предков. Как настоящий белый дикарь, он даже не подозревал, что эта страна существует на свете. Он был счастливым обладателем чахлой фермы, и прекрасного фургона для путешествий. Справедливости ради мне стоит все же признать что в здешних условиях деревянные строения мало долговечны, из-за вездесущих термитов, поэтому особо стараться фермеры над деревянными строениями не желали. Но тем не менее я старался понравиться хозяину и его многочисленной семье изо всех сил. Мне ведь потом нудно будет выкупить его ферму как богатую алмазами. Поэтому я предлагал ему свои торговые мелочи со скидкой, охотно шутил, и делал комплименты всем в семье Дютуа, и заставлял свою обезьянку Юнгу корчить забавные гримасы. Вечером мы даже с хозяином немного напились, так что на утро мне удалось заслужить некоторое доверие этого недоверчивого человека. Но в главном я пролетел, у детей хозяина был всего лишь один небольшой камешек мыльного цвета который мне удалось сменять на четыре шиллинга (1/5 фунта)и я явно при этом переплатил, но сделал вид что просто подарил эти деньги детям своего нового друга в обмен на хороший прием, а камушек всего лишь повод. Так что мы расстались довольными друг другом. До свиданье моя будущая ферма, а я знал что скупой хозяин слупит за нее в дальнейшем целое состояние в другой истории он продал ее за 5200 фунтов, а это почти стоимость фермы братьев Де Бирс на территории которой находилось драгоценное Кимберли. Будем надеяться что сейчас мне удастся купить эту ферму намного дешевле, кстати не посетить ли мне и эту ферму на обратном пути, так как пока у меня всего лишь три алмазика ценой фунтов в пять если попытаться продовать их здесь и сейчас, так что я пока в убытке. Ну ладно посмотрим что там у Якобсов, надеюсь их ферма меня вознаградит за все мои труды.
Ну вот и ферма Якобсов, привольно раскинувшаяся на берегу реки Оранжевой, красиво обрамляемой так знакомыми мне серебристыми или плакучими ивами. Впрочем возле самой фермы деревьев почти не было- там был пологий спуск к воде, весть истоптанный домашним скотом, который водили в этом месте на водопой, это конечная точка этого маршрута. Похоже что у хозяев фермы достаточное количество этого скота, судя по сухим коровьим лепешкам усеивающим склон. к тому же здесь несмотря на пологий спуск к воде, глубина реки достаточна, что бы животные могли пить не нагибаясь. Далее мне виднелись строения фермы, крыши которых были покрыты связками камыша и загородка для скота — так называемый крааль. А впрочем эта ферма для покупки мне не интересна, в отличии от фермы Де Бирс. А здесь всего примерно 2–3 дня пути от будущего Кимберли и может быть на обратном пути я заверну и туда. Ну а пока мне предстоит подружиться с хозяевами фермы, где под видом бродячего торговца заполучить так необходимый мне алмаз при этом не привлекая к нему внимания. Я уже рассказывал как у Якобса и его сына 15 летнего мальчишки-пастуха Эразмуса в настоящей истории был бесплатно выпрошен алмаз Эврика. А ведь судя по радости, с которой тот вскричал "Нашел"(Эврика) при виде алмаза, можно было предположить, что он был для мальчишки относительно дорог. Ну ладно я не Ван Никерк, я не буду обижать ребенка. Семья Якобсов мы показалось вполне обычной бурской семьей, многочисленной и трудолюбивой. Рассказав им, что я бродячий мелкий торговец я стал прелагать им свои мелочные товары и немного боеприпасов, которые были необходимы фермерам для зашиты их стад от хищных животных. В этой местности больше всего докучали скоту гиены и гиеновые собаки — симбры. После того, как мои уже невеликие запасы изрядно усохли и часть из них перешла к новым хозяевам, владелец фермы Якобс- коренастый загорелый бур пригласил меня за стол, подкрепиться… Хлеба на столе было мало, для овощей с огорода был пока еще не сезон; поэтому основным блюдом на столе было вяленое или жареное или вареное мясо, в особенности же баранина, которая приготовлена была самыми различными способами и при этом очень вкусно; и вообще кухня буров ни в коем случае не заслуживает пренебрежительного отношения и мне очень нравилась, особенно по сравнению с тем какие однообразные кулинарные "шедевры" получались у меня самого. В беседе за столом я принялся рассказывать, что приехал в Африку не так давно вместе с братом, что брат у меня резчик по камню и изготовляет разные небольшие поделки из горного хрусталя, или нефрита или яшмы или других полудрагоценных камней. К сожалению, здесь, на новом месте у брата пока мало материала для поделок, поэтому я торгуя разыскиваю местные образцы, может быть, найду что-либо подходящие. Как я и ожидал, хозяева заглотали наживку и подросток Эразмус показал мне свое сокровище. Да алмаз был уже у него, и пока что еще не попал в загребущие руки Шалька Ван Никерка, и теперь уже явно не попадет. Ну что сказать камень пока действительно не впечатлял — просто красивый небольшой камешек, размером с небольшую гальку которые часто можно найти на кромке воды с галечного пляжа, весом менее 5 грамм. Мне проверять этот камень было не надо, я и так знал что это необходимый мне алмаз. Поэтому я деланно равнодушно сказал что я не мой брат, слишком не разбираюсь но могу показать ему, к тому же образец небольшой, кто знает что можно из него сделать. Но лично мне семья Якобсов очень понравилась, особенно, как они ведут хозяйство на ферме, и как ухаживают за своей скотиной. У меня же есть мой четвероногий друг — мул стоимостью 1,5 фунта стерлингов, которого мне бы хотелось оставить в хороших руках. Так что я был бы рад подарить своего мула непосредственно Эразмусу, так как вижу, что из него получится прекрасный фермер-скотовод. Ну а на память возьму себе для брата этот камушек. Да кто же фермеров откажется заключить такой прекрасный обмен! К тому же я всучил еще подростку 3 серебряных шиллинга, что бы он разведал в округе есть ли еще такие камушки в качестве сырья для брата. Ну а если все будет хорошо, то я буду рад сотрудничать с семейством Якобсов, и закупать для них сырье для своего брата. Вот так ловкость рук и обмен произошел к полному удовольствию сторон, к тому же мне удалось немного запутать фермеров, что бы не поднимать ажиотаж по поводу камней. Да обмен, даже скорее обмен под
Последняя, третья атака зулусов длилась почти час. Яростный штурм зулусов натолкнулся на ещё более яростный отпор буров. Ндлела слишком поздно бросил в бой свой резерв, допустив ещё одну ошибку. Этот ход уже не мог спасти зулусов от поражения. Между тем, бульшая часть боеприпасов коммандо была израсходована, но и напор воинов Дингана уже прошёл свою наивысшую точку. Их силы постепенно стали иссякать. Когда натиск зулусов заметно ослабел, Преториус, у командо которого осталось совсем мало боезарядов, через один из проемов между фургонами пустил в бой кавалерию и обратил врага в бегство. Элитные части Дингана, включая зулусский "спецназ" (Отряды Белого и Чёрного щита), были разгромлены. Буры преследовали противника (остатки тех полков, что перешли реку Инкоме) несколько часов; в ходе этого преследования был ранен копьём в левую руку и сам Андрис Преториус. За всё время ожесточённой битвы буры не потеряли ни одного убитого, лишь трое были ранены, в то время как потери зулусов составили не меньше 3000 человек. Воды Инкоме были завалены трупами и от крови окрасились в бурый цвет, после чего река получила своё второе название — Кровавая река.
Невинно убиенные Пит Ретиф и его соратники (а также множество бурских женщин и детей) были отомщены в полной мере! Через четыре дня победоносные коммандо вошли в столицу зулусов, но она уже была покинута и подожжена. Неподалеку были обнаружены останки Пита Ретифа и его людей, а также его договор с Динганом.
Глава 29
Спустя полчаса, я покинул лагерь торговца, в кармане у меня прибавилось еще пять фунтов, зато мое оружие с боеприпасами и ослик остались у торговца. Ничего, здесь в Капской колонии, деньги мне будут намного нужнее. Больше мне здесь делать было нечего и подсадив Юнгу на плечо я заспешил к расположенному впереди городишке мне сказали, что он называется Колсберг. Ничего пошагаем напоследок, а от Трех Сестер уже поеду на омнибусе как белый человек. В пути я вспомнил, ч то зачем то до сих пор таскаю с собой свой смартфон, который мне было жалко выкинуть. Но и носить его с собой в английских владениях мне было тоже явно ни к чему, и вот заприметив вдали от дороги приметную раскидистую акацию, я побрел к ней. Да есть дупло, правда лезть неудобно, из-за колючек. но неудобно мне, так и другие не полезут, и я кое-как чертыхаясь про себя забрался и засунул в дупло узелок с завернутым в тряпицу смартфоном. Слава богу в дупле не было ни змей ни скорпионов, ни какой еще гадости. Ну вот и все, дело сделано, надеюсь он меня дождется, а нет потеря не велика, и мне можно следовать дальше.
А вот и первый встречный британский город и я внимательно рассматриваю его, впитывая его своеобразие. Город выстроен весьма правильно и чистота в нем доведена до педантизма. На улице не увидишь ничего лишнего, брошенного. Канавки, идущие по обеим сторонам улиц, мостики содержатся как будто в каком-нибудь парке. При постройке города явно не жалели места: улицы так широки и длинны, что в самом деле, без густого народонаселения, немного скучно на них смотреть.
Впрочем, это только слава, что велик город. Будет велик, когда в черту его войдут целые поля! Одних площадей, или скверов, здесь больше 20; каждая площадь имеет до 500 соток. В городе теперь пока, вместе с его округой, около 5000 жителей. Он еще ждет народонаселения, как и вся колония. Проходя эти пространства, где на далекое друг от друга расстояние разбросаны фермы, невольно подумаешь, что пора бы уже этим фермам и полям сблизиться так, чтобы они касались друг друга, как в самой Англии, чтоб соседние нивы разделялись только канавой, а не степями, чтоб ни один клочок не пропал даром… Но где взять народонаселения? Пока здесь нет золота, и толпа не хлынет сюда, как в Калифорнию и Австралию. Жители занимаются земледелием почти во всех видах. До сих пор мало было сбыта, потому что трудно возить продукты в порт через Капские горы. Здесь довольно и черных. Для них есть особая церковь, которых всего две; обе английские, голландской нет. Я стал разыскивать себе гостиницу, прохожий показ направление. В конце улицы стоял большой двухэтажный, очень красивый дом с высоким крыльцом и закрытыми жалюзи. Я постучались: негритянка отворила мне двери, и я вошел почти ощупью в темные комнаты. Негр открыл жалюзи и ввел меня в чистую большую гостиную, убранную по-старинному, в голландском вкусе, так же как в БлумФонтейне. Через минуту явился хозяин, в черном фраке, в белом жилете и галстуке. Он молча, церемонно подал мне руку и заговорил по-английски о том, что же мне угодно. За шиллинг я договорился переночевать и воспользоваться плодами его кухни. Пока мне готовили комнату, Хозяин повел меня в свой сад: это был лучший, который я пока здесь видел. Сад довольно старый, тенистый, с огромными величавыми дубами, исполинскими грушевыми и другими фруктовыми деревьями, между прочим персиковыми и гранатовыми; тут были и шелковичные деревья, и бананы, виноград. Под громадным фиговым деревом, могло поместиться более ста человек. Под тенью его двор спрятался от солнца. Хозяин предложил попробовать крупные выглядывающие кое-где между ветвей фиги, но предупредил, что, может быть, они не совсем спелы. Попробовал и правду еще не поспели, не соврал. Ладно, похоже, что здесь в старой колонии быть обеспеченным человеком быть совсем не дурно, особенно далее к побережью, за горами. Теплый средиземноморский климат, влаги вполне достаточно, все обжито цветут сады, прекрасные дома, многочисленное общество. Жаль что пока у меня в кармане совсем мало наличных и это пока мне все не по карману. Но иногда себя побаливать можно, тем более что я тут уже пять месяцев и почти всегда в скотских условиях. Перед ужином, так как жара уже спала, я решил немного пройтись нагулять аппетит и посмотреть городишко. Ну что ж довольно миленько, но смотреть совершенно нечего, от скуки я набрел на церковь черных, и от нечего делать вошел во внутрь. Проще ничего быть не может: деревянная, довольно большая зала, без всяких украшений, с хорами. Вдоль от алтаря до выхода в два ряда стояли скамьи грубой работы. Впереди, ближе к алтарю, было поставлено поперек церкви несколько скамеек получше. "А это для кого?" — спросил я. "Это для белых, которые бы вздумали прийти сюда". — "Зачем это отличие в церкви? — заметил я. — "С черными нельзя вместе сидеть: от них пахнет: они мажут тело растительным маслом, да и испарина у них имеет особенный запах". Поблагодарив миссионера за пояснения я вышел из церкви. да действительно, когда с совершал свое первое путешествие за золотом с носильщиками, где меня окружали черные, то пахло не совсем хорошо, так что может быть система апартеида и имела под собой основание, до момента повсеместного распространения дезодорантов и духов. К ужину в гостинице я увидел еще несколько человек за обеденным столом, похоже у хозяина здесь нечто вроде местного клуба. Ужин был чисто английский, но с упором на мясо — суп, цыпленок, баранина, фаршированное мясо, сосиски, зелень. Вполне неплохо, я попросил слугу обслуживающего гостей попробовать все и мне показалось все довольно таки вкусным После ужина гости не расходились а сидели попивали капское вино и курили сигары. Ну что ж, господин Кшиштоф Квасневский готов общаться и не зря, один из гостей оказался владельцем здешней фермы, который завтра собирался проехаться в нужном мне направлении по своим коммерческим делам и согласился меня подвезти. Как все удачно!
Глава 30
На следующее утро он заехал за мной в гостиницу, не знаю, как это сейчас называется бричка или пролетка, но мой новый знакомый называл свою коляску экипажем. Всегда считаю, что даже плохо ехать намного лучше, чем хорошо идти, и я забрался во внутрь, и мы поехали на юго-запад. Мелькали поля, фермы мой попутчик Сэм Ричарсон, узнав, что я в Африке новичок, дорогой показывал мне местные диковинки. Так он заметив в поле, большую белую птицу, видом напоминающую аиста, которая величаво шагала по траве. "Смотрите, секретарь!". Заметив приближающихся экипаж, птица начала учащенными шагами описывать круги по траве, всё меньше и меньше, и когда мы подъехали настолько, что могли разглядеть ее, она взмахнула крыльями и скрылась. Да мы уже один раз встречались, спасибо тебе птица, ты однажды меня уже здорово выручила. Так мы продолжали дальше трястись по неважной дороге, под неторопливые рассказы Сема, которые я признаюсь, стал пропускать мимо своих ушей и только иногда поддакивал и кивал ему. Впрочем, иногда мы останавливались, что бы посетить придорожные кусты. Да такое путешествие выглядело намного комфортнее моих обычных странствий, да и двигались мы намного быстрее. Здесь уже были довольно таки обжитые места, поэтому на обед мы остановились в придорожном трактире, а ужинать и ночевать остались в попавшейся гостинице, где я развлекался, рассматривая развешенные литографии. Следующим днем Сэм высадил меня в полдень в очередном городке в котором у него и намечались его коммерческие дела, но пообедав в придорожном трактире я нашел себе другого попутчика который смог подвезти меня дальше, правда уже за деньги. Но ничего не тащится же опять пешком. Правда в оставшиеся пять дней пешком мне пришлось походить, не всегда я находил желающих меня подвезти, а ждать очень не хотелось, да и деньги нужно было экономить. Но впрочем, мы с Юнгой к пешим странствиям уже привычные. Как и к ночлегу под открытым небом, правда здесь на природе полно змей, но и в придорожных гостиницах полно разной живности — мышей и клопов которые не давали мне спать по ночам. К тому же был уже март месяц и лето уже заканчивалась, жара постепенно спадала, но зато все окрестные фермы и сады ожидал большой урожай. наступала прекрасная осенняя пора. В придорожных гостиницах, где я останавливался поесть, я себе ни в чем не отказывал. Ростбиф, бифштекс, ветчина, куры, утки, баранина, с приправой из горчиц, перцев, сой, пикулей и других отрав, которые страшно употребить и наружно, в виде горчичников и компрессов, и которые англичане принимают внутрь, и фрукты виноград, фиги, орехи, миндаль все это вызывало мое одобрение, к тому же все было крайне дешево, и стоило какие то пенсы. Но впрочем, пенсы складываются в шиллинги, шиллинги в фунты, а последних у меня немного, но в предстоящем длительном путешествии в Европу, меня наверное будут кормить сухарями да мерзкой солониной, или чем там сейчас кормят? так что нужно пользоваться моментом. Но вот 17 марта я наконец таки достиг и желанного городка Три Сестры, который являлся перекрестком Южноафриканских дорог, и конечной станций омнибусного маршрута из Кейптауна. Дальше дело пойдет намного быстрей. А давно ли сюда ездили на волах, в сопровождении толпы готтентотов, на охоту за львами и тиграми? Теперь за львами надо отправляться километров за 700 от побережья: города, дороги, отели, омнибусы, шум и суета оттеснили их далеко. Но тигры и шакалы водятся до сих пор везде, они рыскают на окрестных к Кейптауну горах. Так нахожу контору омнибусов- те ходят в Кейптаун два раза в неделю по понедельникам и четвергам, прекрасно как раз завтра очередной рейс, буду на месте через 13 дней, хорошо, но стоимость поездки 3 фунта, включая стоимость багажа весом до 6 кг, так багажа у меня нет, только Юнга, можно с ним? он совсем ручной и никого не побеспокоит, да можно, беру билет. Однако из моих 6,5 фунтов у меня остается чуть больше двух -42 шиллинга, придется опять переходить на скудную диету из хлеба и воды. И продавать по большей части нечего. Часы здесь уже в залог не оставишь, могут возникнуть вопросы, все же прямые связи с Европой. Нахожу дешевую гостиницу, что бы переночевать и молча съедаю свой скудный ужин. Не пошикуешь, мне еще полмесяца нужно как то жить, небольшой алмаз я могу продать только в Кейптауне, что бы не вызвать подозрений, да и то хватит ли денег на билет до Англии? К стати не узнать ли мне что в мире твориться- я видел в гостинице газету не более чем недельной давности. Что там произошло Ташкент уже давно взят армией генерала Черняева, чем британцы крайне озабочены, русские приближаются к их индийским владениям. В Британии издан новый роман Льюиса Кэрролла "Приключения Алисы в Стране чудес" от которого все просто в восторге. Отставка премьер-министра Испании, назначение нового. Англичане, совместно с французами, покоряют вершину в Альпах, в Центральной Америке череда восстаний и переворотов, в Сальвадоре, в Доминиканской республике, все это ерунда. А вот продолжаются Великая война в Парагвае с ожесточенными боями, и такая же кровопролитная Мексиканская война, и назревает война с Данией с немцами- пруссаками и австрийцами, это уже серьезно. В Бельгии умер король Леопольд и на престол взошел его сын, то же Леопольд. Ну вот и все новости. Ну предположим, крупные события я знаю как будут развиваться- например, Мексика при помощи США, отобьется от европейцев и останется американским вассалом, а в Парагвай несмотря на то что его население будет почти полностью уничтожено в результате "Великой войны", сохранится как государство, и даже сохранит большею частью своею территорию, опять же по требованию тех же США, но как мне сейчас заработать на этом денег. Никак, разве, что по примеру Остапа Бендера, разъезжать по городам в качестве предсказателя индийского жреца брамина-йога, да и то основные вопросы боюсь, будут на тему цен на шерсть и другие сельхозпродукты, так что много на этом не заработаешь. Ладно, нужно ложиться спать, утро вечера мудренее.
Глава 31
На утро я занимал место в омнибусе, кроме меня среди пассажиров не было мужчин, старый толстяк лет пятидесяти с лишком, и еще более старый чопорный старик миссионер таковыми считаться явно не могли. Другими пассажирами были женщина средних лет, на вид лет около сорока, закутанная несмотря на жару в свое хлопчатобумажное платье, со шляпкой с вуалью на голове, ее дочь лет двенадцати, и толстая рыжая ирландская бонна девочки лет сорока пяти. Да похоже, здесь среди мужчин омнибусы в не в почете и голландский (да и английский) фермер готов целыми днями трястись верхом на своей лошадке по жаре, лишь бы не покупать билет на омнибус, кстати очень таки дорогой. Так что основные пассажиры последнего- женщины, дети и старики. Мы разместились в омнибусе, кучер занял свое место на облучке, и мы тронулись в путь. Мужчина англичан оказалось был местным столпом общества, богатый фермер и по совместительству чиновник на общественных началах, и отвозил свою семью- жену и младшею дочь на лето в Кейптаун к родственникам (напомню, что лето здесь зимний период). Два его взрослых сына на этот период остались у него на хозяйстве. Он несколько раз попытался заговорить на темы: виды на урожай, цены на скот, на шерсть, местные политические дрязги и т. д. Но я не мог поддержать разговор, сказав что приехал недавно к родственнику, но, узнав, что на родине мне досталось небольшое наследство возвращаюсь уже обратно. Он обиженный, сперва замолк, но потом начал свои нескончаемые беседы с женой. Мы же продолжали трястись по неровной дороге дальше, и поднятая лошадьми красноватая пыль окутывала облаком наш экипаж. Чахлая трава вдоль обочины дороги была так же покрыта этой пылью, вдали проплывал однообразный африканский пейзаж пастбища и редкие фермы, окруженные полями и садами с которых черные работники уже кое-где начинали снимать урожай. С одной стороны меня сидела бонна, напротив девочки, которая наблюдала за ужимками Юнги, напротив меня англичанин, с другой стороны миссионер и последнее место занимала дама. Читать было нечего, пейзажи слишком медленно ползли перед моими глазами(скорость нашего передвижения не была высокой) и я понял, что что-то нужно делать, или это путешествие превратится в пытку. Я волей неволей стал беседовать с миссионером. Нужно сказать, что от буров я набрался предубеждения против этих людей. Судите сами — пребывает такой человек, вернее его централизованно посылает британское миссионерское общество, в Африку и говорит- кушать не могу, как хочу помогать неграм, приобщать их к господу и цивилизации, едет куда его пошлют, строит миссию, за пару лет крестит кого-нибудь, в основном пару своих наемных работников, перед выдачей им зарплаты, и вроде мирно живет. Но через какое- то время в британских газетах появляется из этого места обращение. Якобы тамошний вождь обращается к королеве Виктории — у меня есть мечта войти в состав Британской империи. "Какой-то царь в такой-то год вручал России свой народ". Только здесь не России, а Британской империи, и естественно, что этому обращению тут же идут навстречу и включают местность в состав колонии. А вождь тем временем даже и не догадывается, что он куда то обращался, все его заботы вкусно есть и сладко спать, желательно с новыми женами, пить- желательно спиртные напитки и ублажать своих колдунов. Все остальное оставляет его совершенно равнодушным. Недаром же буры приходя в какую то местность первым делом сжигают эти миссии и прогоняют миссионеров, даже знаменитый путешественник доктор Лингвистон, когда он был миссионером не избежал такой участи. А нечего народ обманывать. Миссионер рассказал что едет к своему начальству в Кейптаун с планом организовать одну а лучше несколько миссий дальше на север от реки Лимпопо. Ну давай, дерзай. Еще он рассказал, что за годы жизни в Африке он выучил несколько языков, в основном негритянских диалектов банту. Но голландский африканский, он то же знал неплохо, вот мне и занятие в дорогу, я буду заниматься изучением языка. Конечно, за полгода я начал уже кое-что понимать, но нужно практиковаться. Голландский очень похож на немецкий, но к сожалению с немецким у меня плохо, этот язык я не учил, только то что смотрел фильмы про Великую отечественную войну и знал несколько слов. К тому же под влиянием англичан слова еще больше искажаются. Например, немцы говорят монета- талер, голландцы уже далер, а англичане уже и доллар. В общем, нужно учиться и учиться. Ночевали мы в придорожных гостиницах, есть останавливались там же. За накрытыми столами — миски и тарелки разнокалиберные; у графинов разные пробки, а у судков и вовсе нет; перечница с отбитой головкой — сплошная бедность и радушие. Зато кормят отлично мясо, зелень, фрукты- но увы мне приходилось жестко экономить. Выручали уже поспевающие арбузы, продолговатые, формой похожие на дыни, они были и красны, и сладки, так что мы даже заказали себе их на дорогу. Через несколько дней, пейзажи начали меняться. Но они были вполне живописны: всё холмы и долины. Почва состояла из глины, наносного ила, железняка и гранита, но данная местность славилась своей зеленью, фруктами и здоровым воздухом. Похоже, что горы уже недалеко.
Прибыли в очередное местечко. Поев в трактире, я вышел размять ноги во двор Хозяйство было небольшое, но полное у этой африканского фазендейро. Свиньи и домашние птицы ходили по двору, а рядом зеленел сад. Яркая зелень банана резко оттенялась на фоне темно-зеленых фиговых и грушевых деревьев. Из-за забора выглядывали красные цветы шиповника.
Прошелся погулять на улицу. Везде зелено; всё сады да аллеи. Дошел до конца улицы и уперся в довольно большую протестантскую церковь с оградой. Направо стоял большой дом, казенный: дом здешнего правления; перед ним росли дубы, вероятно, это ровесники местечку. Любуясь зеленью садов, повернул направо, в узенькую улицу, и неожиданно городок закончился. Это все? С одной стороны возвышалась холм, местами голый, местами с зеленью; кругом была любовно обработанная долина; вдали фермы. Пошел назад, возвратившись в город, и направился вдоль по узенькому ручью, в котором негритянки полоскали белье. По ручью стояли мазанки готтентотов и негров; кое-где увидел мелочные лавочки. Воротился на шоссе. У одного дома европейской наружности, заметил несколько карет и колясок; около них толпились путешественники обоих полов — всё англичане. Ведут себя как хозяева, а прошло только всего полвека как они захватили эти места. Ничего поживем увидим, кто тут будет хозяином.
Глава 32
Зовут садиться в омнибус, уже вновь в путь. Видно, что въехали в густонаселенную область. Бесконечные обозы тянулись к Кейптауну или оттуда, с людьми и товарами. Длинные фуры и еще более длинные цуги быков, запряженных попарно, от шести до двенадцати в каждую фуру, тянутся непрерывною процессией по дороге. Волы эти, кроме длинного бича, ничем не управляются. Важный от доверия, готтентот-кучер сидит обыкновенно на козлах, и если надо ему взять направо, он хлопает бичом с левой стороны, и наоборот. Иногда волы еле-еле передвигают ноги, а в другой раз, подгоняемые бичом, бегут крупной рысью. При встрече с нашим экипажем волы неохотно и довольно медленно дают дорогу; в таком случае из фуры выскакивает обыкновенно мальчик-готтентот, которых во всякой фуре бывает всегда несколько, и тащит всю упряжку в сторону. Смотрю, что попадается много пестро и нарядно одетого народа, мужчин и женщин, пеших, верхами и в фурах, всё малайцы, напоминающие наших цыган. Белые, черные, красные люди — прямо словно попал в новый Вавилон или Нью-Йорк.
В следующую ночь прошел дождь, славно, он прибьет дорожную пыль. Наутро в прекрасную погоду мы весело ехали дальше по холмам, по прекрасной дороге. Всё было свежо кругом после вчерашнего дождя. Песок не поднимался пылью, а лежал смирно, в виде глины. Показавшиеся горы не выглядели угрюмо или неприязненно, наверное они старались показать мне, себя с хорошей стороны, хотя хорошего, правду сказать, было мало, как солнце ни золотило их своими лучами. Немногие из них могли похвастать зеленою верхушкой или скатом, а у большей части были одинокие выветрившиеся, серые бока, которые разнообразились у одной — рытвиной, у другой — горбом, у третьей — отвесным обрывом. Хотя я и знал, что Африка, изобильна песками и горами, но мое воображение рисовало мне темные мрачные джунгли, приюты львов, тигров, змей. Напрасно, однако ж, я глазами искал этих джунгли: леса растут только на побережье, а внутри, начиная от самого мыса и до границ колонии, то есть на тысячу километров, почва покрыта мелкими кустами на песчаной почве, да искусственно возделанными садами около ферм, а за их границами, кроме редких оазисов, и этого нет. Но в это утро, в конце марта, даже эти кусты глядели веселее, зелень казалась зеленее., измучившая меня жара начинала отступать. Все не могу сжиться я с этими противоположностями: всё мне кажется, что теперь весна, а здесь готовятся к зиме, то есть к дождям и ветрам, попутчики говорят, что все фрукты скоро отойдут, все кроме винограда.
На следующий день опять стало жарко. Лошади ленивой рысью тащились по песку; колеса визжали, жар морил; все в омнибусе молчали, разговоры уже всем надоели, все темы были обсуждены. Еще бы уже больше недели в дороге, запертые как в купе на железной дороге, только без возможности прилечь. Кучер, от нечего делать, хлестал бичом по выползавшим на дорогу ящерицам, мне все это путешествие уже порядком надоело, а что же будет в океане?
Слава богу приблизились к горам, хоть какое то разнообразие, они всё ближе к нам; мы ехали по их отлогостям, то взбираясь вверх, то опускаясь. Дорогу, похоже, размыло дождем, так что по пути образовались глубокие рытвины, и экипаж наш уже не катился, а рывком перескакивали через них. Надо отдать справедливость нашему кучеру: он в искусно владел кнутом и вожжами. Вот гора и на ней три рытвины, как три ветви, идут в разные стороны, а между рытвинами значительный горб — проехать трудная задача. Как бы, кажется, не поломать тут колес и даже ребер и как самым мирным лошадям не потерять терпение и не взбеситься, карабкаясь то на горб, то оступаясь в яму? Может быть, оно так бы и случилось у другого кучера, но наш не тушуется. От его искусных маневров две передние лошади идут по горбу, а рытвина остается между ними; если же они и спускаются в нее, то так тихо и осторожно, как будто пасутся на лугу. Иногда им приходится лепиться по косогору налево, а экипаж спускается с двумя другими лошадьми в рытвину направо и колышется, как лодка на волнах, но на гладких, округленных волнах. И это поминутно. Как тут не пожаловаться на дорогу, похоже, что дороги проблема не только в России. Дорога еще некоторое время шла дурная, по размытым дождями оврагам и буеракам, посреди яркой зелени кустов и крупной травы. Потом выехали мы опять на шоссе и покатились довольно быстро. Так что нет, все-таки похоже, что за дорогами тут наблюдают власти колонии, кое-где проезжаем через мосты, где- то дорога пролегает через ущелье над которым видно что поработали с помощью пороха и кирок рабочих. так что деньги на поездку не зря дерут такие большие, иначе экипажем через горы было не проехать. Карабкаемся в основном все выше и выше вверх, громады гор всё росли перед нами, выставляя, одна за другой, дикие, голые вершины. Они, казалось, всё более и более жались друг к другу; и когда подъедешь к ним вплотную, виделось как они смыкаются сплошной стеной, через которую нельзя проехать. Но нет, на склонах гор виднелась извивающаяся серпантином тропа, она бежала кругом горы, пропадала, потом вдруг являлась выше, пропадала опять и так далее. Мы упорно стремимся вверх, наша четверка лошадей еле еле плетется, подгоняемая взмахами бича. Дальше дорога прорезана в глинистом сланце. Слева у нас глиняная стена отвесно стояла над головой, справа внизу зияли овраги. На дне их текли ручьи, росла густая зелень, в которой утопал глаз. Дорога не широка, еле могут разъехаться встречные экипажи, но никого не видно, на дороге никакого движения, нигде нет ни души. Справа — уже настоящая пропасть, упадешь костей не соберешь, края пропастей уставлены каменьями, расположенными близко один от другого, вместо придорожных столбиков. На высоте заметно становилось свежее, легко и отрадно было дышать этим тонким, прохладным воздухом. Солнце ярко сияло, но не пекло. Наконец мы остановились на одной площадке. "Здесь высота над морем около 2000 футов", — сказал кучер и пригласил нас выйти из экипажей. Прекраснейший вид — под нами слоистые покрытые зеленью горы, разрезанные пологим ущельем, на дне которого извивается голубая речушка, ближние склоны залиты ярким солнцем, а дальние покрыты густой тенью. Зелень свежа и ярка, но горы как торт, чередуют большие зеленые слои с узкими серыми и песчаннобелыми каменистыми. Выше вдали еще более высокие густо зеленые, почти темные горы, каменной стеной заслонившая часть неба. Над ними пелена белых облаков, сквозь большие разрывы между которыми видно пронзительно голубое небо и солнце щедрыми потоками направляет водопады света на горные склоны. Жаль, что у меня, при себе нет фотоаппарата.
Трудная часть дороги уже позади, мы начинаем спускаться вниз. Под нами пропасти, мы словно висим над бездной. Бесформенное нагромождение скал, дальше стены гор и всё разбросанные на них громадные обломки, похожие на монастыри, на исполинские надгробные памятники, словно следы страшного опустошения. Едешь по плечу исполинской горы и, несмотря на всю уверенность в безопасности, с невольным смущением глядишь на эти громады, которые как будто сдвигаются всё ближе и ближе, грозя раздавить нас. Взглянешь вниз, в бездну, метров на 100, на 200, и с содроганием отвернешься; а наверху, такие же бездны только опрокинуты над головой. Миссионер рассказал мне, что тут много гиен и шакалов, они водятся во множестве везде в горах, даже поблизости Кейптауна. Их отравляют стрихнином, которым я, кстати, тоже кое-кого отравил. "И тигров тоже много, — говорил он, — но здешние тигры мелки, с большую собаку". Скоро мы проехали каменный мост, сразу за которым расположился трактир, где мы, наконец, таки, смогли размять ноги и поесть. Да уж эту торговую точку при всем желании не объехать. Тут же мы и заночевали, так как в горах никто не ездит ночью.
Глава 33
Наутро пустились дальше. Дорога шла теперь по склону, и лошади бежали веселее. Ущелье всё расширялось, открывая горизонт и дальние места, какие-то птицы, щебетали и свистали где-то в вышине. Кругом горы теряли с каждым шагом угрюмость, и мы незаметно выехали из ущелья, переехали речку, мостик и в обед мы остановились на полчаса у маленькой гостиницы перекусить, похоже теперь уже скоро приедем на место. После ужина миссионер поговорил с хозяйкой, а затем рассказал сказывал мне, что, за несколько дней перед нами, восьмилетняя девочка, бывшая здесь проездом, сунула руку в нору ящерицы, как казалось ей, но оттуда выскочила очковая змея и ужалила ее. Девочка через полчаса умерла. Однако, еще не время расслабляться, Африка не дает забыть о себе.
На следующий день мы заехали ночевать в довольно таки крупный местный городок Стелленбош, и я уже заранее представлял себе все блага цивилизации- обильный ужин, виноград, арбузы, покойный ночлег и выразительные взгляды черноглазых служанок мулаток. Но гостиница оказалась занята: из Кейптауна ехали какие-то новобрачные домой, на ферму, и ночующие гости заняли все комнаты. Нам, однако ж, предложили ужин и фрукты, все кроме ночлега. Но хозяйка гостиницы не растерялась и для нас наняла комнаты в доме напротив, и мы все шумно отправились на ночлег, не зная, чей дом, что за люди живут в нем. Видел я только, что вечером сидело на балконе какое-то семейство. Что то отвык я от такого многолюдства, за полгода своих скитаний, и оно мне уже не нравиться.
На другой день мы рано уехали, и к обеду, то есть часов в пять, я, запыленный, загорелый, и небритый, с Юнгой на плече, вышел из экипажа омнибуса в Кейптауне. В кармане у меня осталось всего 15 шиллингов. Ну что Вам рассказать о Кейптауне? Прежде всего, на севере этого, расположенного у берегов бирюзового океана, города, доминируют над местностью громады гор. Еще задолго до въезда в город моим глазам открылись три странные массы гор, не похожих ни на одну из виденных мной прежде. Одна предлинная, довольно отлогая, с углублением в средине, с возвышенностями по концам; другая высокая, ровная и одинаково широкая и в основании, и наверху. Вершины нет: она как будто срезана, и гора оканчивается кверху площадью, почти равною основанию. К ней прислонилась третья гора, вся в рытвинах, более первых заросшая зеленью. Их называют Столовая гора, Львиная гора и Чертов пик. Столовая гора названа так потому, что похожа на стол, бока ее кажутся гладкими, между тем, если внимательно присмотреться, то видны большие уступы, неровности и углубления; но они исчезают в громадности глыбы. Эти три горы, и между ними особенно Столовая, недаром знамениты. Обливают ли их солнечные лучи, лежит ли густой туман на них, или опоясывают облака — во всех этих уборах они прекрасны, оригинальны и составляют вечно занимательное и грандиозное зрелище для каждого путешественника. Эти три странные горы, как три чудовища, облегали город. Столовая гора, мрачная, серая, как все горы, окаймляющие южный берег Африки, состоит из песчаника, почерневшего от солнца и воздуха. Кое-где зеленеет травка, да кустарниковые растения забрались в промытые дождем рытвины. По подошве кучками разбросаны рощицы и сады с дачами и виноградниками. С вида кажется невозможным войти в эту стену; между тем там проложены тропинки, и любопытные, туристы с проводниками, беспрестанно отправляются туда. Более близкая Львиная гора, отнюдь не похожа на лежащего льва: продолговатый холм, в самом деле напоминает хребет какого-то животного, но конический пик, которым этот холм примыкает к Столовой горе, совсем не похож на львиную голову. Наиболее удаленный от города Чертов пик, и вовсе мне показался просто крутой скалистой горой. Между горами и океаном и раскинулся зеленый цветущий город Кейптаун.
Однако я здесь по делу, а не любоваться видами, и спросив у конторы омнибусов недорогую гостиницу я отправился туда пешком в целях экономии моих небогатых средств. Найдя необходимый двух этажный дом я поднявшись на крыльцо, зашел в прихожую и сказав малайцу-слуге позвать хозяйку, осмотрелся. Окно выходило прямо на внутренний дворик. Около дворика кругом шла шпалера из виноградных лоз, и кисти ягод висели везде, зрелые и крупные, янтарного цвета. Двери направо и налево были отворены настежь, жалюзи и окна были полуоткрыты. Везде царили сумрак и прохлада. Вошедшая старуха-хозяйка сдала мне комнату на три дня и спросила, буду ли я обедать. Я с радостью согласился и заказал яичницу с ветчиной. Впрочем, предложенная мне малайцем чересчур жесткая солонина и слишком мягкая яичница, не сказать, что мне особенно понравилась. Все это я запил мутной бурдой с сахаром, который англичане называют чаем. Надо же так испоганить первосортный индийский чай, или он здесь еще пока китайский, и в Индии англичане его только собираются разводить, а впрочем, неважно. После ужина я узнав у хозяйки адреса местных ювелиров и портовой конторы, отправился отдохнуть, путешествие в омнибусе изрядно вымотала меня. Утром умывшись, побрившись и позавтракав неизменной яичниц ой с солониной, я вышел на улицу. Сегодня было 1 апреля, но мне было вовсе не до смеха, денег не было а за алмазы здесь дадут дай бог 1/10 европейской цены, а мне нужно было еще туда добраться. Утром я попросил хозяйку присмотреть за моей обезьянкой месяца на четыре, пока я съезжу в Европу к нотариусу, что бы получить деньги в наследство, но сейчас я в стесненных обстоятельствах. Хозяйка согласилась, ей Юнга будет обеспечивать местный колорит для приезжих. Между тем день был удивительно хорош: южное солнце, хотя здесь и осеннее, не щадило своих красок и лучей; улицы тянулись, дома стояли задумчиво и казались вызолоченными от жаркого блеска. Я прошел мимо большой площади, усаженной большими елями, наклоненными в противоположную от Столовой горы сторону, по причине знаменитых ветров, падающих с этой горы на город и залив. На площади с утра тренировались солдаты, их красные мундиры показались мне маскарадными костюмами. Вот вам и знаменитые "Реньи баас", красные куртки, как называли их буры (или красные господа, иногда красные шеи, за их способность сгорать под яркими лучами южного солнца). Вот они, мои основные будущие противники, какого будет с вами воевать. Конечно, проще всего было, подобно самим англосаксам, подбросить им бациллы оспы, я то был привит от этой болезни. Но в дороге я узнал от миссионера, что солдат и матросов англичане начали тоже обязательно прививать от этой болезни, еще в начале века, а сейчас в 60-е годы прививки стали массовым явлением и среди жителей капской колонии. Так что заражать оспой можно только каких-либо отсталых негров в глубинке. Ладно, у меня еще полно дел, и прежде всего я посетил ювелира, им оказался еврей по фамилии Гольдберг. Я приготовил жалостливую историю, что я мол поляк, еду из Индии на Родину получать наследство, а в Индии я купил небольшой алмаз, но денег на дорогу не хватает поэтому мне его нужно продать. Еврей, осмотрев заранее приготовленный мной небольшой алмаз, заявил что тому красная цена 5 фунтов и это еще он предлагает себе в убыток. Я обещал подумать и ушел. Второму ювелиру, кстати, тоже еврею я с порога сказал, что алмаз мне Гольдберг оценил в 6 фунтов, но я хочу еще прицениться, и крепя сердце, он накинул мне один шиллинг и стал счастливым обладателем моего сокровища. Пока еще здесь алмазы только привозные, издалека, из Индии или Бразилии, поэтому здесь они еще ценятся, то ли будет через десять лет, когда алмазы пойдут здесь килограммами, тогда за подобный алмаз на приисках будут давать максимум 5 шиллингов, а я выручил сейчас целых 121. Недаром в Европе после открытия алмазных приисков Южной Африки люди начали спешно продавать свои фамильные драгоценности, пока цена окончательно не упала. А так в сопоставимых ценах цена алмазов падала каждый год вдвое, за 500 лет они подешевели в 500 раз. Но хватит ли мне денег добраться в Европу? Судовая контора, находилось недалеко от здания биржи, — низенькое, не представляющее ничего замечательного здание голландской постройки. Я заглянул туда, там находилась большая зала, увешанная тысячами печатных уведомлений о продаже, о покупке, да множество столов с газетами. Рядом в комнате помещается и библиотека. Интересное место. В судовой конторе, порадовали меня, что послезавтра в Англию направляется подходящее для меня судно, пароход с грузом вина, шерсти и других предметов африканского экспорта. За проезд без удобств с меня заломили 12 фунтов, включая питание, плюс потребовали предъявить документы. Документы у меня были как у кота Матроскина, усы и хвост, то есть никаких, кроме паспорта РФ, который я