— А чем вас собственно ассигнации не устраивают? — Удивился ювелир.
— Да, тем, что ни я, ни мои друзья ничего не понимают в качестве этих бумаг. А значит возможно там не настоящие деньги, а фальшак. — С улыбкой пояснил Николай. — И гоняться за вами приводя к повторному согласию у меня нет никакого желания. А вот чековая книжка, и свидетельство об открытии счёта на банковском бланке. Это куда надёжнее. По миллиону на три счёта и остаток на ещё один счёт.
— Да, хорошо. — Подвигав тонкими губами сказал ювелир. Четыреста десять тысяч, это наш процент, и итоговая сумма составит четыре миллиона шестьсот девяносто тысяч. Но как же насчёт документов? — Мужчина которого назвали Афанасием Егоровичем, заинтересованно посмотрел на Николая. — Мы же должны внести в реестр банка вашу фамилию и имя согласно паспорту?
В ответ, Николай открыл боковой карман саквояжа и достав пачку паспортов раскрыл их веером словно карты.
— Выбирайте.
Евно Азеф, известный московским ворам под кличкой Калита, любил работать с документами в большой комнате, что при жизни прошлых хозяев особняка была дамским салоном, а после того как здание перекупили, стало огромным кабинетом с широкими панорамными стёклами, выходящими на Москву — реку, и небольшой, но уютный сквер.
После утери девяноста процентов архива его приходилось срочно восстанавливать, но теперь все документы собирались в комнату, превращённую в настоящий сейф, с железными стенами и мощной тяжёлой дверью.
Многое уже удалось восстановить, а многое уже утеряно безвозвратно, и лишь чёрт ведает, где всё это всплывёт.
— Господин. — Быстро вошедший мужчина в скромном деловом костюме, поклонился держа шляпу-канотье у груди, и замер, ожидая разрешения говорить.
— Что у тебя?
Колган, потомственный вор в третьем поколении, снова поклонился.
— Взяли лошадников. Всех взяли. Красавчика, Рубаху, и Быка со всеми мужиками.
— А эти-то как там оказались?
— Так деньги же. — мужчина вздохнул. — Он, ну Красавчик сам позвонил, и сказывал, что какие-то залётные должны привезти ему рыжья на пять лимонов. Баял что рыжьё с Востока, и попросил ребят чтобы на подхвате были. Видать кинуть хотел залётных. А сейчас Глашка прибежала, криком кричит что махом набежали солдаты из Охранных сотен, да так, что никто и вякнуть не успел, и повязали всех. Она-то опоздала к ночной, и видела всё, и как грузили в воронки16, и как легаши там всё обнюхивали.
— Говорили ему, что жадность доведёт до цугундера. — Калита стукнул по столу тяжёлым кулаком так, что подскочил тяжёлый бронзовый письменный прибор. — Куда их повезли?
— Того не знаем пока, но Аглая сказывала, что Миньку вослед послала, чтобы проследил. Так что вскорости знать будем.
— Ежели их прямо на золоте взяли, то совсем плохо. — Калита скрипнул зубами. — Статья тяжёлая.
— Да нам-то что? — Колган пожал широкими плечами. — Мы по его делам никак не замазаны, а бега без хозяина долго стоять не будут. Найдём человечка.
— Да что ты понимаешь, дурья твоя башка. — Калита с ненавистью посмотрел на помощника. — Красавчик же возил деньги в банк. И не свои возил. Наши. Общаковские. А Рубаха тот и вовсе в банке работает. И ежели он запоёт, то нашему благодетелю никак не отбиться. А ну как их за эту ниточку потянут? А там такие деньги, что нас с тобой Матушка просто закопает заживо. — Калита медленно успокаивался, продолжая думать над решением проблемы.
— Значит так. Куда бы его не посадили, узнай где, кто и как. Дай денег вертухаям, да не скупись. Много дай. Пусть они Красавчика, да Рубаху, втихаря придавят. Будут они молчать, не будут, всё одно. Нет человека — нет заботы.
— А как с Быком и его людьми?
— Ну, тем как положено. Подогрей им шконку, да на дорожку кинь. Бык честный вор, так что к нему со всем почтением. У него же вторая ходка? Пригодится ещё.
К вящему огорчению Калиты, директора ипподрома повезли не в следственную тюрьму на Троицкой заставе, и даже не в центральную тюрьму коллегии внутренних дел, а в камеры следственного отдела Тайной Канцелярии, о которых было известно только то, что они есть и находятся где-то на территории зданий Канцелярии.
Сам Василий Павлович Гинзбург известный среди московской уголовной публики как Красавчик, был относительно спокоен. Тюремных сроков у него раньше не было, так что он первоходом, даже по тяжёлой статье, получал пятерик каторги, да ещё пятёрку поражения в правах, что было в общем неприятно, но не смертельно. А вот Егор Никандрович Рубахин по кличке Рубаха, тот уже делал второй заход, и имел все шансы ловко, по-молодецки выхватить пятнашку, что, учитывая его возраст, означало смерть на каторге.
И именно поэтому, взвесив все нюансы дела, в кабинет следователя Василий Павлович входил спокойно, и уверенно. Занял место напротив стола следователя, и положил руки на колени.
Но вместо вопросов о фамилии, роде деятельности и месте рождения, всего того, что требовало имперское «Уголовно — Процессуальное Уложение, следователь — совсем молодой мужчина в лазоревом мундире с погонами капитана, положил на стол перед собой папку, оттуда достал невзрачную серо-коричневую школьную тетрадь, потёртую на углах и испачканную несколькими чернильными пятнами, после чего так же молча посмотрел в глаза теперь уже бывшего директора ипподрома.
Тетрадь эту Василий Павлович знал очень хорошо. Там были записаны все деньги, что воры, убийцы и жулики вносили в кассы ипподрома, чтобы позже превратиться в законные счета добропорядочных граждан. Книга была написана воровским шифром, но прочесть его мог любой мало-мальски грамотный сотрудник коллегии внутренних дел. И это был действительно конец. Отмыв денег в таких размерах это даже не Якутская подземная тюрьма. Это куда ближе к колесованию на площади чем он мог себе представить, и уж точно ближе чем он желал. И Василий Павлович Гинзбург, натурально «поплыл». Ведь он не был ни агентом разведки, ни офицером, исполнявшим свой долг по велению долга. Он был просто крысой, которая в темноте урывала кусочки от общего пирога.
Офицер, который так и не представился, раскрыл тетрадь, и бегло просмотрев первые страницы поднял взгляд.
— Давайте познакомимся. — Николай, закрыл папку. — Я — сотрудник особого управления Тайной Канцелярии. Фамилию не называю так как согласно указу, двести тридцать восемь, и Уложению о Тайной Канцелярии, могу не представляться при совершении процессуальных действий. А вы насколько я знаю, Соломон Израилевич Герш, сменивший в тысяча девятьсот пятом году паспорт и взяв фамилию убитого вами Василия Павловича Гинзбурга — торговца из Львова. В принципе вы мне не очень нужны. Шифр этот трёхкопеечный я уже прочитал, и почти всё что мне нужно узнал. Так что могу прямо сейчас написать на вас сопроводиловку и отправить в следственную тюрьму, где вас уже конечно ждут, чтобы закопать на тюремном кладбище. Вы слишком много знаете, и никто не станет рисковать, проверяя вашу стойкость к методам допроса.
Но если вдруг, вы решите, что у вас есть что-то кроме этой тетрадки и вы готовы поменять это на жизнь, то я вас очень внимательно слушаю. — Николай вытащил из жилетного кармана часы Лонжин, и нажав на кнопку, открыл крышку, закрывавшую циферблат. — У вас ровно пятнадцать минут.
Когда в комнату вошёл настоящий следователь, Василий Павлович Гинзбург уже закончил каяться в грехах начерно, и был готов к детальному разговору и полному безоговорочному сотрудничеству.
8
Радетельный хозяин земли Русской обязан привечать своих торговых гостей паче иноземных, ибо свой купец строит дом на земле отцов, а иноземный держит в голове только выгоду и выгода это чужая нам. Но как ревностный пахарь, взращивающий растения нужные, Государь должен полоть сорную траву, что мешает всходам добрым, и портит землю отравой беззакония.
Полоть твёрдо и уверенно, как истовый пахарь, полоть постоянно и неусыпно имея к том людей специальных, крови не боящихся, готовых изничтожить любых сорных людишек под корень, да так, чтобы иные убоялись судьбы лютой.
Из наставления преподобного Сергия Радонежского Государю Земли Русской.
Первая Всероссийская Промышленно-кустарная постоянная выставка-ярмарка открылась в Москве
На бывших полях Сельскохозяйственной Академии, которым выделено место дальше от столицы открылась первая постоянно действующая выставка-ярмарка, где можно не только ознакомиться с достижениями, но и приобрести технику, орудия труда, а ещё продукты и товары сельского хозяйства и многое другое, чем так обильна наша земля.
Крупнейшие купцы, и заводчики России, ряда зарубежных стран поддержали начинание установив свои павильоны на огромной территории выставки, или воспользовавшись арендой в павильонах, выстроенных по проектам ректора Инженерной Академии боярина Шухова.
Москвичи успели оценить это прекрасное место для прогулок и просвещения, приезжая на Выставку-ярмарку всей семьёй, и посещая многочисленные лектории, увеселительные и едальные заведения а также граничащий с выставкой Нескучный сад, давно ставший одним из центров московской культурной жизни.
Русская Нива 1 августа 1923 года
Род Звенигородских, восходивший к самим Рюрикам был богат и славен, пока всё его имущество не собралось в руках одного человека, а именно Демида Звенигородского, известного своими привычками вставать с петухами и азартными играми.
Именно он сумел сделать нечто совершенно удивительное, а именно пустить по ветру всё огромное состояние, нажитое десятком поколений рода. Окончательно проигравшись в зернь в одном из игорных заведений столицы, он не придумал ничего лучше, чем просто завалиться спать, оставив честь принести печальные новости судейским исполнителям.
Но Веру Игнатьевну Звенигородскую таком поворотом судьбы было не сломать. Выросшая в жёстких, практически казарменных условиях Киевского института благородных девиц, она была полна сил и воли взять судьбу в свои руки.
Когда стало известно о последнем проигрыше главы семьи, она вошла к нему в кабинет, и после того как прозвучал выстрел, вышла, плотно закрыла за собой дверь, перекрестилась и кликнула слуг, чтобы начать готовить тело к погребению.
Конечно, было вялое следствие, но исполнявший розыск по делу смерти князя, вполне удовлетворился ответами княгини, о том, что Демид Звенигородский выстрелил себе в висок, из дамского револьвера, не попытавшись воспользоваться своим золотым Лепажем17 а синяк на его лице, образовался от падения на пол.
Но траур княгиня отстояла как положено, и после переезда из родового дворца Звенигородских, в купеческий дом, купленный за несколько фамильных украшений, принялась за поправку дел в семье.
Первое доходное дело — кофейня при Центральном вокзале начала приносить прибыль почти сразу, но немного, а вот кружевная фабрика где трудились несколько десятков работниц долго набирала обороты, но и прибыль дала очень существенную. Уже через десять лет, Вера Игнатьевна, вполне заслуженно получила пояс купца первой гильдии, и нашейный знак промышленника второй гильдии, что было совершенно фантастическим успехом даже на фоне быстро растущей промышленности России.
Её дочь, унаследовала характер маменьки в полной мере и даже более того. Семейное дело только росло, прибавляясь заводами, фабриками и землями, и дело шло к обретению Золотого Пояса, который по традиции вручал сам государь.
И, как и у всякого другого обширного предприятия, у компании Звенигородских были не только явные, но и тайные пружины.
Начальный капитал — сто тысяч рублей золотом, были получены совсем не от продажи драгоценностей как утверждала семейная легенда.
Когда Демид Порфирьевич Звенигородский предавался кутежам и играм, безутешную «соломенную вдову» согрел главный конюх и по совместительству личный кучер княгини Антип Благин известный ночной Москве под кличкой Братуха.
Антип был личностью неординарной по любым меркам. Родившийся в глухой деревне Тверской губернии, он рано ушёл «в люди» зарабатывая себе на хлеб, и крепкий плечистый подросток был замечен и пристроен к воровскому делу Феоктистом Булочниковым по кличке Камень. Камень не жалел времени обучая молодого варнака, тому что сам умел лучше всего — грабежу в тёмных углах, и особо — пользованием кистенём из камня и куска тряпки, который во мгновение ока превращался из грозного оружия в безобидный мусор, что было очень актуально учитывая частые полицейские облавы и обыски.
К двадцати годам, Антип уже имел крепкую репутацию «правильного» вора, и фартового, то есть удачливого, что не помешало ему в двадцать пять, оказаться на каторге. Выйдя и сделав свои выводы из случившегося, он переквалифицировался в квартирного вора, но вновь попался, причём прямо «на горячем», в квартире, которая оказалась жильём некоей дамы — любовницы офицера егерских частей.
Матерому душегубу были безразличны и мощные кулаки Антипа, и его широченные плечи, и вор был отметелен так, что едва выжил.
Ко времени знакомства с княгиней Братуха уже отсидел свой второй срок, и поскольку категорически не хотел получить третий, дела выбирал крайне тщательно, и планировал их до тонкостей. Ограбление князя Звенигородского должно было стать последним делом, после которого он хотел удалиться на покой, но жизнь всё переиначила по-своему.
Между княжной и конюхом, вспыхнуло пусть и странное, но всё же чувство, и когда Демид понял, что в доме брать-то особенно нечего, и к Звенигородским пришли судейские за арестом имущества, именно он поддержал княгиню, организовал их переезд в обширный и вполне приличный купеческий особняк, и поскольку скрываться было поздно, почти открыто стал жить с княгиней исполняя при ней обязанности кучера, личного телохранителя и многих других.
К счастью, родившаяся через девять месяцев девочка была похожа в основном на мать, так что её удалось выдать за последнее «прощай» покойного мужа.