— А две недели назад пострадало ювелирное ателье «Хоппер и Меншольц». На Равензее. Были разбиты витрины и вынесено бижутерии на несколько сотен марок.
Искин поставил инспектору стул, сам притащил из угла небольшую банкетку.
— Есть связь? — спросил он, усаживаясь.
— Определенно, — кивнул Бозен. Он качнулся на стуле, видимо, выдерживая драматическую паузу. — Грабители действовали группами.
— Две группы грабителей?
— Четыре, — сказал Бозен. — Четыре группы по пять человек. Еще были взломаны кассы на автовокзале и разгромлено кафе на Фюнтен-плас.
Берштайн помял нижнюю губу.
— Замечательно. Причем здесь мы и причем здесь санитарная служба?
— Те грабители, что были пойманы, в основном, молодые юноши и девушки, все они были инфицированы. Собственно, это выяснилось случайно.
— Какая стадия? — спросил Искин.
— Четвертая. Полный контроль.
Берштайн стукнул указательным пальцем в столешницу.
— Здесь, в городе?
— Это пока ни широко, ни узко не афишируется, — сказал Бозен, — и я говорю это вам лишь для того, чтобы вы своевременно информировали нас, если в вашу клинику вдруг обратятся с любыми признаками юнит-заражения.
— На четвертой стадии уже не обратятся, — сказал Искин.
— Я знаю. Но ограбления и разгром кафе, как мы считаем, произошли именно под юнит-контролем. Поэтому любая стадия, любой зараженный помогут нам выявить, кто и с какой целью производит данные манипуляции.
— Разве не Фольдланд?
— Фольдланд уже полгода, как свернул свои юнит-программы, — сказал Бозен. — Международные наблюдатели, приглашенные в Киле, это подтвердили. Там остались одни корпуса. Шмиц-Эрхаузен законсервирован. Через месяц планируется подписание совместной декларации.
Искин потер лицо ладонями.
— Погодите, технология была только у Фольдланда. Кажется, ни в Европе, ни за океаном существенных успехов в юнит-индустрии достигнуто не было. Вроде максимум, что было заявлено институтом микроники Шлезвига где-то год назад, это то, что их программируемый юнит стал размером с ладонь.
Бозен сухо улыбнулся.
— Со смертью Кинбауэра успехов не было и у Фольдланда. Хотя там, как водится, предпочитали это скрывать.
— Тогда я не понимаю, — сказал Искин. — Зараженные — местные?
— В какой-то части. Большинство являются беженцами, прибыли к нам от полугода до трех лет назад.
— Значит, Штерншайссер водит всех за нос! Скорее всего, юниты просто были недавно активированы.
— Возможно, это сейчас выясняют, — Бозен поднялся. — Я должен идти.
Он еще раз пожал руки Искину и Берштайну.
— Да, — он выложил визитку, — вот номер моего виссера.
Искин проводил его за стеклянную дверь.
— Извините, — сказал он уже на лестнице, — а что вы делаете с юнитами, извлеченными из ловушек? У вас есть оборудование для исследований?
— М-м-м… — замялся Бозен. — Скажем так, пока мы их только складируем. С такими технологиями мало кто знаком. Передовой край. Периодически мы отсылаем материалы в научные центры. Но сейчас, думаю, любая информация будет очень востребована, поэтому и за этих юнитов тоже возьмутся. Сейчас несколько стран открыли финансирование, разрабатываются особые микроскопы. С другой стороны, они ведь не испортятся, пока лежат, не правда ли?
— Я слышал о магнитонном сопряжении…
— Вы — специалист? — остро спросил инспектор.
— Нет, — сказал Искин, — но я работаю с магнитонными аппаратами…
— До свидания, — сказал Бозен.
Он спустился в холл и быстрым шагом покинул клинику. Искин вернулся в досмотровую.
— Знаешь, что мы упустили? — сразу спросил его Берштайн.
— Что?
— Мать Паулины нам так и не заплатила. — Лицо у Берштайна сделалось скорбным. — Представь, мы возились с ее дочерью, наверное, около часа, извлекли две, и то и три колонии юнитов, дважды прогнали через «Сюрпейн», а он одного электричества жрет на пол-марки за сеанс, и где благодарность?
Искин пожал плечами.
— Знаешь, что я думаю? — сказал Иосиф. — Деньги все-таки надо брать вперед.
Искин выключил панель и сложил ее обратно под ложе, еще хранящее отпечаток тела девушки. Схема погасла. Иглы пульсаторов с едва слышным жужжанием принялись втягиваться в серебристую глазницу.
— Мы все на сегодня? — спросил Искин, обесточивая биопак у стены.
— Сейчас узнаю, — Берштайн нажал кнопку коммутатора. — Труди, у нас есть еще пациенты по записи?
— На вечер записана госпожа Ингрид Эгерсон, — ответил голосок секретарши. — Она будет после шести.
— И все?
— Да, господин Берштайн.
— А что у нее?
— Магнитонная терапия по рекомендации доктора Меера.
— А, понял, — Берштайн поднял голову. — С этим я разберусь сам, — сказал он Искину. — Спасибо, Труди. Вы можете взять перерыв.
Он отключился.
— Ты веришь в магнитонную терапию? — спросил Искин.
Берштайн пожал плечами.
— Многие люди верят. Это популярно. Как искусственный загар. Потом — лечат же ультразвуком. Ультрафиолетом. Здесь то же самое. Какой-то оздоровительный эффект наверняка есть.
— Неисследованный.
Искин достал из ящичка тумбы две спрятанные ловушки.
— Ага, — улыбнулся Берштайн, — я-то гадал, почему ты записываешь четыре ловушки, когда их было шесть.
— Эти я, с твоего разрешения, возьму с собой, — сказал Искин, упаковывая ловушки в пленку.
— Куда? Домой?
— В подпольную лабораторию.