— Проходите на кухню. Ужин горячий, — оправилась от первого потрясения Наташа. — А тебе спать уже пора, — строго сказала дочке.
— Мама, еще мультики не начались…
— Посмотришь и быстро в постель… К папе приехал старый друг, дядя Иван.
— А где дядя Иван будет спать? — невинный вопрос почему-то застал Наталью врасплох. Она нахмурила брови и покраснела. На самом деле получалось как-то неловко. Саша на работе, и неизвестно, когда придет. Она в квартире с незнакомым мужчиной. Комнат всего две, в одной, маленькой, спит дочка, в большой комнате, гордо и небезосновательно именуемой «залом» спят они с Сашей. А еще через секунду Наталья вдруг осознала, что совершенно сбита с толку. Кто этот Иван? Откуда? И почему она, женщина довольно опытная во всех отношениях, решила, что Иван — друг? Друзья не всегда бывают хорошими…
— На кухне дядя Иван будет спать, — отпарировала Наташа и почувствовала, что краснеет еще больше.
— Дядя Иван ненадолго. У меня есть где переночевать, — отозвался пришелец. Наталья Николаевна вдруг почувствовала, что Иван стоит очень близко, прямо за ней. Она даже чувствовала его дыхание у себя на плече, и от этого теплого, прерывистого ветерка слабели ноги.
— Дядя Иван сейчас уходит. Главное, Наталья Николаевна, — гость говорил очень четко, выделяя каждое слово, — передайте мужу, что приехал я из Москвы и заходил насчет его дядьки, Василия Львовича.
Наташа обернулась и увидела, что Иван снова стоит в прихожей.
— А как же ужин? — только и спросила она.
— Я не голоден, — отозвался Иван, закрывая дверь.
Вечером следующего дня, примерно часа в четыре домой явился Александр.
— Весна, — объяснил он коротко с порога, и принялся сдирать с ног измазанные грязью сапоги. От него пахло соляркой, свежеразрытой землей, дымом и табаком. Наталья, конечно, все понимала. Пахота, посев — это не терпело небрежения. Упустить день весной значило ничего не получить осенью. Четверо здешних мужиков, самовольно и беспрепятственно захватив оставшееся от бывшего совхоза имущество и организовав артель, работали день и ночь. Деньги на горючее зарабатывали так: с раннего утра выходили на тракторах (мужики смогли собрать из остатков металлолома аж два трактора), но ехали не в поле, а к частникам. Пахали картофельные наделы, брали по двадцать рублей с сотки, потом — на заправку, и только после обеда приступали к своей работе. Хозяйство они вели немалое — около двухсот гектар пашни, и все двести — на дальних кордонах, подальше от города, чтобы не смущать местную администрацию, милицию, налоговые органы и другие всевозможные инстанции — пожарные, эпидем- и саннадзорные, землеустроительные, инспекционные, пенсионные. С дорожными патрулями разбирались просто — никогда не выезжали на шоссе, а пользовались лесными дорогами. Поэтому и домой зачастую не приходили — ночевали в поле, чтобы не гонять и без того изношенную технику, и не жечь такое дорогое топливо. Паровое поле, поле с ячменем, поле с картофелем — нехитрый севооборот, дающий возможность прожить в относительном достатке четырем семьям.
— Все, засеяли ячменек, — сказал Саша, выходя из ванной, замотанный в полотенца. — Косилку только надо починить. Нам бы комбайн собрать, а? Наташ?
— К тебе Иван заходил, — крикнула она с кухни, гремя сковородками.
— Который? Жерехов? Лебедев? — спросил Саша, заходя на кухню и целуя жену. Попутно он попытался ущипнуть Наташу за бок и отодрать от ноги визжащую от восторга Люду.
— Люда, перестань, — строго сказала мать. — Не знаю я этого Ивана. Может, учились вместе? Он сказал, что из Москвы приехал.
— Да я навскидку могу десяток Иванов вспомнить, с кем учились, с кем не учились…, - внезапно Саша помрачнел. — А ничего странного не заметила? Может, налоговик был?
— Да, по комнатам он прошелся, — внезапно сообразила Наташа. — Вот черт!
— Не ругаться! — предупредила Люда.
— Да нет! — с облегчением вспомнила Наташа. — Он же про дядьку твоего, про Василия Львовича спрашивал.
— Милиция, значит…, - еще больше помрачнел Саша.
— Какая милиция? — отозвалась Наталья. — Я же всех наших знаю.
— Пришлый он, — процедил Александр. — Из столицы, ты же сама сказала. Зачем прислали? Пуп земли мы что ли…
Их разговор прервал звонок в дверь.
— Я открою, — нахмурился Саша.
Он не стал смотреть в глазок, вместо этого быстро обулся, выдвинул ящичек трюмо (там лежал здоровенный охотничий нож), левой рукой повернул ключ, мягко перенес тяжесть тела назад, чтобы удобно было бить ногой…
— Отчего бы не подраться…, - пробурчал он.
Дверь медленно отворилась. На пороге стоял улыбающийся Иван.
— Здорово, — почти прокричал он, и перешагнул порог. — Сашок, помнишь меня?
Под жизнерадостным натиском Александр попятился, но присутствия духа не потерял.
— Нет, не помню, — сказал он мрачно.
— Ну, это и немудрено, — продолжал Иван. — Я же на три года позже тебя учился. Ты уже на четвертом курсе был, а я только сопляком на первый поступил. Вы все там ходили нос задрав, на нас не смотрели. Дело есть к тебе.
— Послушай, Вань, — попытался быть дружелюбным Саша. — Я с работы, устал как черт, даже не поел толком. Давай позже, а?
— Наше д-дело не терпит отлагательств, — произнес за спиной Ивана чуть заикающийся голос. На пороге появился следующий гость. Это был жилистый старик, в выцветшей клетчатой рубахе, в штанах-хаки, в берцах. Короткая стрижка, волевой подбородок, глубокие карие глаза, уверенные движения — Александр почему-то сразу решил, что это офицер в отставке.
«Боевой офицер в отставке», — мысленно поправил он сам себя.
— Полковник медицинской службы в отставке Овчинников Кондратий Федорович, — представился новый гость.
— Вам писали, — продолжал он с нажимом. — В марте. Письмо. Черного цвета.
— Да, конечно, — пробормотал сбитый с толку Саша и отступил, пропуская в прихожую жизнерадостного Ивана, сурового Кондратия Федоровича, и странную юную особу, назвавшуюся Полиной.
Странная Полина оказалась вовсе не юной. Когда Александр ее хорошо рассмотрел, он решил, что ей лет тридцать, а может чуть больше. Она была из той породы женщин, которые очень долго выглядят молодо — лет до пятидесяти, а потом стареют — внезапно, страшно, до состояния древней развалины. Саша даже шутил по поводу и без повода, что Баба Яга — это Василиса Прекрасная в прошлом.
Именно Полина достала из сумки внушительного вида бутылку коньяка. Кондратий Федорович вывалил на стол окорок, сардины в масле, буханку черного хлеба. Иван перекладывал в раковину фрукты — абрикосы, яблоки, апельсины, ловко их мыл, резал, сортировал по тарелкам и успевал мило болтать с Натальей. Странное дело, но Александр был спокоен за жену. Конечно, неизвестно откуда взявшийся красавчик был хорош, но что-то, маленькая червоточинка в его облике давала знать Александру — никаких «движений в сторону» не будет.
— Ну, и что за дела у вас в нашей глуши? — начал Александр после первой стопки. Коньяк показался ему отвратительным.
— Наверно, вы будете удивлены, — проговорил Кондратий Федорович. — Но мы краеведы.
Александр чуть не поперхнулся куском колбасы.
— А что вы у меня дома делаете?
— Дело в том, молодой человек, что в вашем так называемом городе, — полковник ласково посмотрел на Наташу, — нет ни краеведческого отдела, ни музея. И потом, дело, о котором пойдет речь, не очень соотносится с деятельностью областной краеведческой организации. Например, я не только краевед, но эколог.
— А я учительница, и работаю в библиотеке, — тихо сказала Полина. Александр посмотрел на нее, и вдруг поймал себя на мысли, что эта женщина ему нравится. Непонятно чем — Полина была совершенно не в его вкусе: груди практически нет, ноги тощие, длинные волосы, которые при определенных обстоятельствах превращаются в совершенное мучение…
— Да, Полина у нас уникум. Это она посоветовала прийти к вам. И на шахту вашу тоже первая внимание обратила…
— Шахта? А-а, так вы по поводу этой дыры за Красным озером? — догадался Александр.
— Мы этого и не скрываем. Давайте еще по одной? — предложил полковник, и ловко, практически одним движением разлил коньяк по стопкам. Саша заметил, что за этим столом пили только двое — Иван с Полиной только пригубили, Наташа выпила половину.
— За знакомство, — проворчал Александр, опрокинул вонючую жидкость в глотку, и с удовольствием отметил, что Кондратий Федорыч не «отстал».
— Это ваш дядька открыл шахту? — спросил полковник, закусив черным хлебом.
— Ага, — отозвался Саша. — По прошлому году в лесу нашел…
— Руку засунул, камешек бросил, — проговорила Полина.
— Потом до дому сходил, веревку взял, — подхватил Александр. — Тридцать метров, но до дна все равно не достал. А место там жуткое, трава на поляне пожухла, деревья скрючило, и темно. Хоть и солнце, а темно…
— Вы там были? — спросил Кондратий Федорович.
— Да, ходили, хотели засыпать, да уже поздно. Разрослась дыра, словно и вправду шахта какая. И земли вокруг никакой нет, будто не вырыта она, а сама раздвигается…
— А Василий Львович?
— Дядька-то мой? — Александр ничуть не удивлялся осведомленности слушателей. — Заболел он. Бредил, в сознание не приходил неделю. Едва вытащили его, почитай с того света. Температура сорок три и семь, градусник у нас электронный, скорая ехать не хотела — говорили, что не бывает такой температуры.
— Скорая не поэтому не ехала, — вновь вмешалась Полина.
— В общем, выходили его к зиме, а он как выздоровел, так сразу к бутылке. Не пил никогда, а тут… Месяц не просыхал, а он ведь здоровый мужик был, ему для такого состояния два литра в день надо. В общем, руки на себя наложил, застрелился он… Давай, Федорыч, наливай еще, да спать пойду, устал, а на голодный желудок градус особо крепким кажется.