— Что по той стороне?
— Заметна суета. Везде слышны танковые моторы, местами к реке вышли крупные отряды пехоты, у них лодки и плоты…
Доклад Сандалова прервал резкий зумер телефона.
— Да? — произнёс генерал. — Так точно, товарищ командующий. Мой приказ… я понял…
— Павлов? — я вопросительно посмотрел на Коробова и, получив кивок в ответ, сказал. — Ответьте, что выполняете его приказание, что сегодня под вечер к вам в штаб прибыл посыльный с пакетом от него, где указывалось выполнить всё то, чем вы сейчас занимаетесь.
Пока генерал объяснялся с командующим округом (про которого в моём времени ходили слухи, что он оказался предателем), я отвёл в сторону Сандалова и сказал, чтобы он обеспечил мне сопровождение и помог покинуть город. Причём, сопровождение должно быть внушительным, обеспеченное транспортом, например, пара машин — грузовик со стрелками и легковушка для меня. Или даже два грузовика.
Всё, мне здесь больше делать было нечего. Скоро с людей будут слетать мои чары, а там начнутся налёты и обстрелы, что добавит неразберихи. Надеюсь, командиры успеют прийти в себя и воспользуются той форой, что я им дал. Даже если Павлов потребует всё вернуть на круги своя, то ничего у него за оставшиеся часы не выйдет.
Глава 3
Итогом такого напряжения стало полное магическое истощение. Я под охраной двух отделений солдат выехал из Кобрина и направился на восток. К моменту, когда за спиной зазвучала канонада (или упали первые авиабомбы, чьи взрывы и донеслись до наших ушей), мы успели отъехать километров на восемьдесят. И судя по тому, что мы слышали далёкие взрывы, то там рвались мощнейшие боеприпасы, скорее всего, авиабомбы. Например, взрыв в Оклахома-Сити в 1995 году суммарно был равен двум тоннам тротила и его услышали граждане, проживающие почти за сотню километров от места теракта.
Немного позже мы добрались до Пинска, где я и решил попрощаться с сопровождающими.
— Всё, бойцы, приехали, — сказал я. — Я здесь остаюсь, а вам дорога назад. Сами слышите, что происходит.
Когда я вошёл в город, то оказалось, что здесь пролилась первая кровь — немцы отбомбились по судоремонтному заводу и аэродрому. К несчастью, до бомбардировочного полка, который частью располагался на Пинском аэродроме, не донесли приказ Коробова или здесь его полномочий не хватило. В итоге часть самолётов была уничтожена, погибли семьи лётчиков в военном городке, на который немцы сбросили свой смертоносный груз. Когда я ждал отправления поезда на вокзале, то услышал, что в сторону Кобрина по каналу выдвинулись несколько судов, вооруженных орудиями. Они должны были поддержать части четвёртой армии с воды.
'Бог вам в помощь', - пожелал я удачи флотским. Чем-то помочь им я не мог — сил не было. Я едва держался на ногах и постоянно морщился от дикой головной боли — последствия магического истощения. Эдак я вообще рискую перегореть как маг и навсегда потерять свои только-только приобретённые способности.
Паники в городе особой не было, но вот количество желающих покинуть населенный пункт было огромно! Вокзал был похож на разворошенный муравейник, из города то и дело выезжали машины. Вот только последних было очень мало, и бросались они в глаза именно из-за этого. Чего не было, так это толп беженцев с узлами и с детьми в руках, что я видел в кинохрониках и на фотографиях в своём мире.
Кто ещё постоянно мозолил взгляд, так это военные. Их было очень много! И среди них было обладателей растерянных лиц не меньше, чем у гражданской части. Даже командиры выглядели, будто пыльным мешком прибитые.
С каждым часом канонада звучала всё громче и громче, заставляя народ шевелиться быстрее, а военных мрачнеть и всё чаще срываться на командно-матерный даже при общении с гражданским населением.
На вокзале появились две зенитки в самом простом исполнении: несколько пулемётных стволом в одном блоке на треногах. Одна ЗУ была из счетверенных 'максимов', вторая была спаркой из пулемётов с тонкими стволами незнакомой модификации. Впрочем, а что я знаю об оружии данной эпохи? Пару автоматов, три пистолета/револьвера, три-четыре винтовки и три пулемёта (немецкую 'пилу Гитлера', 'максим' и ДП).
'А генерал выполняет мои установки, — подумал я при виде зенитчиков. — Усилил как мог вокзалы в ближайших городах для защиты от авиации'.
Вот только помогут ли два пулемёта при налёте? Тут нужно штук шесть по самым скромным подсчётам, чтобы прикрыть вокзал от немецких стервятников.
На вокзале я просидел до полудня, пока дождался поезда, который уходил дальше на восток из обречённого Пинска. С помощью магии внушения я пробился в один из вагонов с купе, где устроился на верхней полке. Чары отвода взгляда помогали находиться вне поля внимания попутчиков. То, что занимаю место, за которое кто-то заплатил деньги и теперь сидит на чемодане рядом с дверью меня совершенно не волновало. Почему так? Да вот не чуствую я сочуствие ко всем, кто оказался в одном купе со мной. Шесть человек — две женщины за сорок и четверо мужчин примерно такого же возраста и старше. Одеты по меркам этого времени богато, у всех (даже дам), есть наручные часы, каждый с собой имел по саквояжу и чемодану. Причём это были не какие-то ширпотребовские изделия из крашеной фанеры или парусины. Чемоданы и саквояжи были изготовлены из кожи, усилены латунными уголками и клёпками и выглядели очень и очень достойно. Мужчины все как один щеголяли в красивых полуботинках и туфлях. Женщины от них не отставали, на них, ко всему прочему, было ещё и золота навешано в виде браслетов и колец, а так же серёжки с цепочками. Жирные караси. Какие-то важные шишки, которые при первой же опасности решили сбежать. А ведь в это время любой, кто имеет отношение к власти (а простыми людьми эта шестёрка точно не была) должен был принять участие в подготовке города к обороне, к наведению порядка, работе по успокоению перепуганного населения и так далее. Но нет, все они драпают впереди собственного визга.
Кто-то скажет, что я занят тем же? Может быть, но нюансы имеются. Я уже поучаствовал в защите страны, пусть с моральной точки зрения гипноз и ломка сознания людей — это гадко. Но скажите мне, а как ещё можно было стронуть местную военную машину с места в преддверии грандиозной катастрофы? Да, ситуацию я не спас в целом, но кое в каких частностях её исправил. Уж точно фашистам будет сложнее в этот день по сравнению с альтернативной реальностью моего мира. Плюс, мне, как магу, нужно время, чтобы разобраться в своих способностях и ещё больше времени для сильных мощных чар, способных останавливать вражеские батальоны и полки. И, скажите пожалуйста, где мне это время брать на переднем крае? Вот то-то и оно.
Ко всему прочему я не считал себя обязанным оставаться там, откуда бежали толпы местных. Где «ни шагу назад… плечом к плечу… всё ради победы» и прочее, прочее? Я как-то верил в другое, из фильмов и хроник помнил о беженцах, которыми были дети да женщины, что тянулись колоннами на восток. А тут вижу здоровых мужчин и даже молодых парней, которым прямая дорога на фронт в качестве мобилизованных или добровольцев. Всё-таки, пропаганда сыграла сильную роль, раз умолчала вот о таком факторе и сумев убедить, что такого не было в подобных масштабах.
Чтобы не дышать спёртым воздухом, пропитанным потом, мужским и женским парфюмом, от которого у меня в носу чесалось, я проделал крошечное отверстие в стене вагона, приладил к нему магический фильтр для удаления пыли и дыма и окружил себя непроницаемым коконом, внутри которого всегда была чистая свежая атмосфера. Заодно добавил защиту от шума, так как собрался, как следует вздремнуть.
Магия с каждым разом даётся мне всё лучше и лучше. И я всё больше свыкаюсь со своим положением, и всё реже вспоминаю 'добрым' словом джинна. Наверное, через какое-то время и вовсе искренне буду благодарен этому могущественному созданию.
Заснул быстро и крепко под покачивание вагона.
Пробуждение было неприятным — от грохота взрывов и резкого торможения поезда. Хорошо, что я выбрал полку по ходу движения и меня 'всего лишь' впечатало в стенку. В другом случае я улетел бы с высоты человеческого роста на головы попутчикам.
Заклинания слетели из-за всего этого. И по ушам ударили истеричные женские визгливые крики, оглушающие взрывы с улицы, паровозный гудок, который ревел и ревел.
— Млин, вот же гадство, — пробормотал я и машинально ощупал голову, которой приложился по стенке. Там как специально в этом месте имелась какая-то металлическая выступающая нашлёпка. Да что говорить — от удара с меня слетела одна личная защита! Думаю, этого вполне хватит для описания произошедшего.
Наконец, паровоз остановился и тут же мои попутчики рванули в коридор. Никто из мужчин даже не подумал пропустить вперёд женщин, что яснее ясного характеризует их как представителей сильного пола.
'Блядь, мудачьё конченое, — я хмуро посмотрел им в спину. — И ведь вот эта плесень человеческая выживет, а нормальные мужики и женщины, лучший генофонд Родины поляжет на фронте. Отчего и рухнет страна в тартарары через два поколения, которые будут воспитаны вот таким гуаном'.
У меня даже руки зачесались приложить по ним чем-то особым. Например, внушить им сильнейшее желание пойти на сборный пункт и записаться в армию. Да, магия с них слетит довольно быстро, но к тому времени, надеюсь, они уже будут военнослужащими и попытка дезертирства потянет за собой кучу негативных последствий.
Что примечательно, мои попутчики не забыли свои вещи и вылетели в коридор с чемоданами и саквояжами, где оказались в толпе точно таких же перепуганных пассажиров поезда. Учитывая, что вагон был купейный, то ехали здесь совсем непростые люди. До меня донеслись угрожающие, возмущенные и истеричные голоса, упоминающие 'член партии… комсомол… особое поручение… задание партии…'.
Лично я решил пересидеть в поезде. Посчитал, что в толпе паникующих людей в чистом поле мне будет грозить опасность большая, чем в пустом вагоне. Сюда ещё попробуй попади — поезд с неба выглядит тонкой ниточкой. Только в кино лётчики лихо укладывают бомбы в вагоны, в реальности процентов восемьдесят всех повреждений приходится на осколки.
На всякий случай я наложил самое мощное защитное заклинание на купе, истратив две трети маны, которая всё ещё не до конца восстановилась.
— Помедитировать, что ли? — вслух произнёс я. — Всё равно делать нечего.
Сказано — сделано.
Заблокировав дверь заклинанием, чтобы меня не потревожили неожиданным вторжением, я снял чары отвода взгляда, устроился поудобней на нижней полке, прикрыл глаза и слился с окружающим миром, соединяя свою ауру с магическими потоками внешнего мира.
Во внешнем мире гибли люди. Сталь и взрывчатка рвали землю, оставляя язвы-воронки, а в моём купе было тихо и спокойно. Меня обмывали волны эфира, через меня проходили магические потоки, оставляя крошечные частички маны, повышая мой резерв.
Я выпал из мира на час по внутренним ощущениям. К этому времени налёт давно закончился и проводился подсчёт урона, причиненного фашистами.
К людям за стеной вагона я присоединился, едва завершив медитацию и поняв, что опасности с неба больше нет. Сейчас уже успели страхи исчезнуть и начали собирать раненых, убитых, оценивать ущерб.
Первым делом я пошёл к паровозу, где нашёл двух пожилых усатых мужчин в чёрных кителях и фуражках со значками железнодорожников.
— Добрый… м-да, здравствуйте, — произнёс я, подойдя к ним. — Поезд может следовать дальше? И если да, то когда?
Свои слова я снабдил заклинанием внушения и документом сотрудника милиции, который мне выписал начальник райотдела в Кобрине.
— Не скоро. Ждём дрезину с ремонтниками, чтобы машину починили, товарищ, — ответил один из них. — Клятые германцы осколками пробили котёл, там две дырки с кулак размером…
— Чуть не сварились заживо с Петро, — вставил его напарник. — Енти дыры чопиками не забить никак, рямонту таперича на несколько часов. А то и вовсе отцеплять и буксировать в тупик паровоз до поры.
— … ещё полотно впереди повредили, опять же рельсы со шпалами нужны. Уж извини, но до темноты точно не поедем никуда, — развёл руками первый. — Дорога встала надолго.
— А дрезина может меня подкинуть до… что тут ближе всего? — поинтересовался я.
— Житковичи проехали минут за десять до бомбёжки. А дальше только Мозырь, енто исшо сотня вёрст с лишком.
— М-да, — крякнул я, — дела.
Развернувшись, я пошёл вдоль состава, стараясь абстрагироваться от вида мёртвых тел, которых хватало, детских криков, плача родственников над погибшими. А потом дошёл до места, где мужчина и женщина в белых халатах возились с ранеными. Последних было несколько десятков. Среди них были и неподвижно лежащие на земле, и стоящие на своих двоих со свежими повязками из платков и разорванных на полосы рубашек. Несколько секунд я стоял в сомнениях, а потом решительно зашагал к импровизированному лазарету.
Поезд был набит битком, так как слишком многие хотели покинуть Пинск, над которым пролетели полки фашистской авиации. Отсюда и огромное количество убитых и раненых.
— Здравствуйте, я помогу, — сходу заявил я докторам, поддержав свои слова мощными чарами внушения. — Ничему не удивляйтесь, никому не рассказывайте лишнего про увиденное, и поскорей устройте ширму, что ли, какую-то, чтобы посторонние не видели операционную. И, пожалуйста, поторопитесь.
— Да, хорошо, — кивнул мне мужчина, каким-то чутьём сразу поверив в то, что могу помочь, потом посмотрел на помощницу. — Мария Владимировна, нужно сделать, как говорит этот молодой человек.
— Запасной халат у вас есть? — остановил я его, уже почти убежавшего на выполнение моего указания.
— Нет, но могу отдать свой.
— Давайте.
Пока мои будущие помощники искали из чего бы сделать ширму, я прошёлся вдоль рядов раненых, мимоходом представившись помощником врача и наложив на себя самоё легкое отведение внимания. Меня видели, но не хотели отвлекать от некоего важного дела, именно эта мысль появлялась в голове того, кто бросал взгляд в мою сторону.
Обойдя всех, я пятерым самым тяжёлым подправил здоровье, так как было опасение, что до основной помощи они могут не дожить.
Вскоре появились врачи (как позже узнал, врачом была лишь женщина, а мужчина оказался сельским ветеринаром с богатой практикой), которые принесли две плащ-палатки и несколько простыней, а так же какие-то палки для опор. С помощью непострадавших пассажиров была сооружена корявая, так сказать, комнатка без потолка. Роль операционного стола играли носилки, приподнятые до уровня пояса при помощи фанерных чемоданов.
Раненый заходил или его заносили, укладывали на носилки, после чего им занималась наша троица. Сначала работал я, накладывая заклинание сна и исцеления, потом он попадал в руки врача с фельдшером, которые накладывали повязку. В качестве бинтов использовали полосы чистой ткани от постельного белья и одежды, так как настоящих бинтов было очень мало и они все ушли ещё до моего появления.