— А как узнали, что день рождения у него? — Продолжает Фриновский свой ненавязчивый допрос подрастающего поколения. — И что живёт он здесь?
— Мы всё знаем про товарища Ежова… — Каждый стремится перекричать другого. — у нас в школе его уголок есть, красивый. И что живёт он здесь знаем, половина села тут работает.
«Ха-ха, возьми нас за рупь — за двадцать»…
Шеф вопросительно смотрит на подошедшего к автомобилю сержанта госбезопасности.
— Так ведь не положено, товарищ Фриновский. — Разводит он руки.
— Ладно, скажешь я разрешил, — комкор возвращает подарок пионерам. — устроим Николаю Ивановичу сюрприз. Петь-то вы умеете?
— Уме-е-ем!
— Ну тогда садитесь в машину, подвезу. — Галантно протягивает руку Оле. — Чаганов, (порученцу) Василий пешком доберётесь.
— У-у-у… Чаганов! Смотри… — Ребята поворачиваются в мою сторону, но самые ушлые не теряют времени и уже ёрзают на новых кожаных сидениях в салоне.
«Как по маслу… тьфу-тьфу-тьфу. А могло всё сорваться, если бы Геня тоже захотела бы присутствовать на торжестве (выяснить планы Ежовой было главной задачей Оли на сегодняшнее утро). Похоже, супруги практикуют свободные отношения».
ЗИС-101 плавно минует распахнутые ворота, сзади раздаётся гудок «эмки».
— Товарищ Чаганов, садитесь в машину.
— Тра-та-та-та та-та-та, тра-та-та-та та-та-та… тааа-тааа — тааа. — Под оглушающие звуки пионерского горна, играющего «На линейку» в длинном узком коридоре второго этажа ежовской дачи, попадаем в просторную гостиную, заполненную людьми в форме сотрудников НКВД, среди которых иногда встречались штатские.
Справа длинный стол, сервированный человек на тридцать, прямо — огромная французская дверь на балкон, слева стена, увешанная картинами (насколько я могу судить) авангардистов. В центре зала — Ежов в форме генерального комиссара госбезопасности с орденом Ленина на груди, безупречно подстриженный и выбритый, окружённый соратниками и с интересом разглядывающий нашу процессию.
— Дорогой Николай Иванович! — Проникновенный бархатный голос пионервожатой и её, замершая в пионерском приветствии фигура, мгновенно захватывает внимание публики. — Разрешите мне от лица всей пионерии страны Советов поздравить Вас, пламенного борца с троцкистскими бандами шпионов и убийц, с днём рождения. Мы Вас просим беречь себя, (трагическим шёпотом) ведь змея-Ягода пытался ужалить Вас… Спасибо за то, что Вы разорили эти змеиные гнёзда. Мы стремимся быть такими же смелыми, зоркими, непремиримыми к врагам трудящихся как Вы, дорогой товарищ Ежов.
Последние слова Оли потонули в грохоте оваций всех собравшихся. Вперёд выдвигаются давешние пионеры с эмблемой НКВД в руках.
— Разрешите преподнести Вам, дорогой Николай Иванович, — продолжает она тоном тамады на свадьбе. — наш скромный пионерский подарок.
Ежов передает «щит и меч», выдвинувшемуся из-за его спины, начальнику техотдела, а сам тянет руки к Оле — благодарить. «Технарь» крутит в руках герб, осматривая его со всех сторон.
«В губы целуется, гад»… Оля стоически выносит испытание, даже вполне естественно краснеет от смущения.
— Куда повесить, товарищ Ежов? — «Последняя проверка прошла успешно».
— Сюда! — Палец наркома указывает на картину. — Сыми эту ху… (Ежов осекается)… художество.
Кто-то снимает со стены («Филонов. Нарвские ворота») и ставит на пол сине-чёрно-белую картину, а на освободившийся гвоздь сам Ежов, встав на цыпочки, водружает герб своей организации.
А сейчас, — Оля грамотно переключает внимание аудитории. — ребята исполнят песню чекистов. Слова народные, музыка — тоже народная.
«Как же народные — музыка из ненаписанных ещё „трёх танкистов“, слова — стихотворение из „Правды“».
Вокруг пионеров сразу же образуется небольшое пространство, Оля даёт отмашку и наши юные «рабочий и колхозница» вступают неожиданно чистыми и сильными голосами:
Ребята на секунду затихают, а Оля, неуловимым движением сместившись от Ежова, декламирует загробным голосом в абсолютной тишине:
«Ба, да тут целая музыкально-драматическая композиция. Оля — молодец! Хотя что делать, припев на музыку не ложится от слова совсем».
Снова в гостиной звучат красивые детские голоса:
Слова последнего куплета окончательно растапливают холодные сердца соратников «железного наркома», их глаза тают, носы смущённо шмыгают.
— Неси конфет… — Звучит команда расстроганного Ежова.
— Огонь — девка, — толкает меня в бок Косарев, секретарь Цекамола, проводя рукой по непокорным жёстким волосам. — заберу её к себе в ЦК инструктором.
«Блин, с её-то анкетой… как только это обнаружится — мы пропали. Как же это мы так»?
— Саш, ты не спеши… — делаю многозначительное лицо. — она — наша номенкулатура, у Николая Ивановича на неё свои планы.
— Понял, — подмигивает он. — снимается предложение.
«Фу-ух, давай, Оля, сматывай удочки поскорее отсюда, пока у кого-нибудь другого не возникла та же идея — взять к себе. Вон ещё один штатский, товарищ Маленков, не сводит с неё глаз. Перестарались мы с ней, похоже».
Как будто услышав меня, Оля поворотом головы даёт команду горнисту и барабанщику.
Под барабанную дробь ребята, торопливо рассовав по карманам принесённые конфеты, бросаются занять своё место в строю и счастливые, под аплодисменты собравшихся, покидают зал.
Банкет возвращается в привычное русло: выпили за именинника, после небольшого перерыва — за товарища Сталина и началось неспешное вручение настоящих «пацанских» подарков: ножи, сабли, пистолеты, ружья. Это сопровождалось произнесением тостов и выпиванием (тостующий пил до дна), а в общем, всё как на тамильской свадьбе: вначале торжества встаёшь в очередь для поздравлений, а к концу — она подходит. Обстановка становится всё более непринуждённой и, улучив момент, выхожу на балкон.
Место для микрофона оказалось идеальным: в прямой видимости из дома Молотова (дважды меня по ночам привозили туда на автомобиле председателя СНК, так что была возможность рассмотреть гостиную Ежова в подробностях). Всё сложилось хорошо, но шанс неисправности оставался: вдруг — что-то с мембраной или какая-нибудь железяка притаилась рядом в стене.
«Не-ет, можно выдохнуть… в крайнем слева окне на втором этаже задёрнута штора».
А это значит, что косноязычные словословия Генриха Люшкова, комиссара 3-го ранга с таким же как у Ежова новым сверкающим орденом Ленина на груди, слушают (а может записывают на плёнку) сейчас люди Кирова, обосновавшиеся в одной из комнат дачи Молотова. Была у меня идея, после того как выяснилось, что микрофон одновременно выдаёт и амплитудную и частотную модуляцию несущей, запустить этот ЧМ сигнал по радиоканалу прямо в Кремль, но из-за недостатка времени на реализацию пришлось пока от этого отказаться.
«Или хотя бы попробовать передавать сигнал в Горки: самый маломощный передатчик, на УКВ, ЧМ, никто ни в жисть не перехватит. Ладно, сами разберутся: считаю свою миссию здесь выполненной».
Возвращаюсь в комнату, на улице быстро темнеет и становится зябко. Ежов лихо опрокидывает стопку водки под одобрительный гул соратников.
— Александр Васильевич, — демонстративно хлопаю Косарева, стоящего у выхода, по плечу и громко добавляю. — до города не подбросишь?
— А куда это вы собрались? — Глумливый голос Ежова звучит совершенно трезво. — Команды расходиться не было.
— Пришёл — без подарка, ушёл — без спроса… — поддакнул Заковский голосом Раймонда Паулса.
«Да и наружностью „маэстро“ очень машет на главу ленинградского НКВД: квадратная голова с прозрачными глазами — на квадратном туловище».
— И в мыслях не было уходить… — легко поворачиваюсь на каблуках. — а насчёт подарка — ваша правда, не успел подготовить.
— А ты спой тогда, — поднимает лицо от тарелки Фриновский. — как пионэ-эры.
— Или спляши! — Начинают изощряться мои сослуживцы.
«Как их всех Оля просчитала, даже страшно становится».
Так прямо и сказала: «Будут попытки поиздеваться над тобой, типа: почему без подарка и тэдэ».
— А фокус подойдёт? — С улыбкой обвожу взглядом собравшихся.
— Давай! — Ежов, а за ним и другие, переносит свой стул от стола и запрыгивает на него.
Гостиная быстро превращается в зрительный зал. Накладываю руки себе на голову и на минуту замираю: усилить возможности своих органов чувств сейчас будет совсем не лишне. Самые нетерпеливые зрители начинают проявлять признаки нетерпения: подсмеиваться («факир был пьян…»), сморкаться и покашливать. Достаю из нагрудного кармана пиджака Косарева авторучку.
— Сейчас я выйду из комнаты, а вы спрячете её — «Паркер», зажатый в ладони взлетает над моей головой. — моя задача найти её. Согласны?
— Согласны! — Раздаётся многоголосый хор голосов. — Только пусть и Косарев выходит, а то знаем мы вас.
— Не возражаю! — зажимаю уши и выбегаю из зала.
«Сейчас голова расколется, как киловаттные колонки врубились на кухне».
— Шапира, проследи за ними! — Несётся нам вслед.