— Ладно, потом разберемся, — Айви придержала дверь и прикрыла ее за врачом. — А наши здесь? — спросила она у дежурного.
— Принесли троих тяжелораненых и двоих привели на своих ногах, — ответил тот. — Твои — молодцы, как всегда.
— Отлично. Они там? — получив утвердительный кивок, она прошла в конец коридора, где располагалось помещение для отдыха. Ее ребята сидели там и пили энергетический напиток.
— Молодцы, — сказала Айви, входя и принимая из рук старшего из церковников — Лютика — стакан с энергетиком. — Что там было?
— Жуть там была, — вздохнул Лютик. — Трупов — штук пятнадцать. Огонь, огнестрел. Кто это был, непонятно. Не Факельщики, или как минимум — не только они… Пришлые, может?
— Вот еще не хватало, — поморщилась Айви. — Пойду, доложу Учителю…
Выйдя из Прибежища, Айви быстрым шагом направилась в монастырь. На душе у нее было как-то особенно неспокойно. Что-то менялось в городе… И идя к Учителю, она больше, чем обычно, боялась предстать перед ним и встретиться с ним взглядом.
— Да, — Учитель молча выслушал доклад Айви и отвернулся к высокому стрельчатому окну. — Ты права. Что-то меняется, что-то назревает… И потому… — он резко развернулся и уставился на нее своими очень светлыми, пугающими глазами. — Я отстраняю тебя от патрульной работы. Командование твоим отрядом переходит к Жуку. С сегодняшнего дня.
— Что-о-о? — Айви никак не ожидала подобного развития событий и от изумления даже сделала не полагающийся по этикету шаг в сторону Верховного командира.
Учитель грозно сверкнул глазами, и Айви, смешавшись, отступила.
— Но… как же так? Вы же сами говорили, что мой отряд — один из самых эффективных. Что именно мы приводим больше всего здоровых и биоматериала. Что у нас самые низкие потери за последние полгода… Выходит, я недостаточно хороший командир? — голос Айви предательски дрогнул.
— Не говори ерунды, — Учитель коротко глянул на нее и снова отвернулся к окну. — Ты прекрасно знаешь, почему я это делаю… Вынужден делать. Даже в ущерб интересам ордена и… Вразрез со своей оценкой твоих действий. С сегодняшнего дня ты зачислена в отряд охраны Прибежища. Иди и доложись Пауку. Он введет тебя в курс твоих новых обязанностей.
Не может этого быть! — вырвалось у Айви, и это была уже ошибка. Учитель резко обернулся к ней.
— Что ты сказала? Неповиновение?..
— Нет, — Айви наклонила голову, чувствуя, как от лица отхлынула кровь. — Слушаюсь… Учитель. Разрешите идти?
— Иди, — слово Учителя упало, как сорвавшийся с полотенец гроб падает в могилу.
Айви, не поднимая глаз, медленно вышла из кабинета Верховного командира.
Погода окончательно испортилась, и на выходе из монастырского здания Айви встретил порывистый ветер, кружащий по мостовой и швыряющий в лицо пыль и мусор. Небо заволокло тучами, запахло дождем. Айви опустила со лба защитные очки, но ветер бросал горсти мелких песчинок, казалось, сразу со всех сторон, и глаза немедленно зачесались, заслезились… Конечно, от пыли. От чего же еще?
Недовольно щурясь, Айви пересекла двор, направляясь к зданию Прибежища. Ее отряд… да к черту, бывший отряд! — еще сидел там, в комнате отдыха, и ждал своего командира. Уже больше не командира. Всё, с сегодняшнего дня больше не будет недовольства тем, что «Айви наша что-то совсем озверела, не иначе как женские дни скоро». Не будет произнесенных полушепотом, но — случайно или намеренно — так, чтобы она все же услышала: «Да сколько можно, ненормальная, себя не щадит — людей своих поберегла бы» и «Слушаюсь, командир… Черти б тебя разодрали, истеричка». С сегодняшнего дня их командир — адекватный мужчина с крепкими нервами, стальными мышцами и безупречной воинской подготовкой. Умеющий обращаться с любыми вида огнестрельного оружия и не зеленеющий при виде крыс в канализационных тоннелях.
Радуйтесь…
Айви оттянула повязку, сплюнула — казалось, пыль проникала даже сквозь плотную ткань — и решительно зашагала к выходу из монастырского двора.
Официально снять с себя полномочия можно и завтра. У нее смена кончилась полчаса назад.
Айви жила в Старом городе, в крошечной квартирке, доставшейся ей от бабки по матери. Бабушка, к счастью своему, умерла от старости всего за месяц до начала эпидемии, и внучка, приехавшая на похороны — и заодно на каникулы — так и осталась жить в обшарпанной, пропахшей духом старости комнатке на третьем этаже старинного здания с лепными украшениями в виде жутких голов химер.
Куда угодно, только не в отцовский дом.
К тому времени Айви уже третий год училась в университете ближайшего крупного города и возвращаться домой на каникулы не планировала — ее ждала практика на раскопках древних усыпальниц в горах на севере страны. Но не приехать на похороны бабушки Люсии она не могла. А потом не смогла уехать — город словно умолял ее побыть с ним еще немного. Будто чувствовал…
А к концу лета разразилась эпидемия, и Город попал в изоляцию. Уехать оказалось невозможно. Тогда Айви и порадовалась, что не согласилась ни на одно из заманчивых предложений купить бабушкину квартиру.
За пределами карантинного кольца какое-то время продолжалась нормальная жизнь: в Город поступала электроэнергия, которую вырабатывала электростанция в соседнем городе; через оцепление передавали цистерны с горючим, контейнеры с едой и медикаментами. А через полгода связь с внешним миром прервалась — ситуация "снаружи" стала еще более катастрофической. Люди вымирали сотнями и тысячами каждые сутки, выжившие разбегались куда глаза глядят — чтобы заболеть в пути и напасть на своих товарищей по несчастью или самим умереть от их рук.
Близлежащие населенные пункты полостью обезлюдели. Город, видимо, спасло от подобной участи уникальное соседство в сравнительно небольшом поселении военной и медицинской академий, а также влиятельной епархии Церкви. Постепенно жизнь в Городе наладилась — насколько это было возможно: группа инженеров из военного гарнизона добралась до электростанции и смогла запустить гидротурбины. Теперь Город был обеспечен электричеством в достатке; им повезло, что электростанция оказалась не тепловой или атомной. Впрочем, постепенно выработка электроэнергии все же сокращалась: детали машин изнашивались, а взять замену было негде; экспедиция, отправленная на завод — в другой конец страны — так и не вернулась. Подходили к концу запасы смазочных и охлаждающих материалов. На сегодняшний день — спустя пять лет с начала эпидемии — бесперебойным электроснабжением обеспечивались только больницы и научные учреждения. В жилые дома электричество подавалось на четыре часа в сутки: на час утром и на три — вечером.
Центральное отопление давно не работало: котельные в Городе питались углём, который добывался на другом конце страны, и запасов в близлежащих городах хватило только на два года. К счастью, климат в районе расположения Города был мягким, и температура зимой редко опускалась ниже минус пяти по Цельсию. Горожане начали строить в домах печки и обогреваться чем придется: всё, что горело, шло в топки, а жители Ветошей за рекой обогащались, разбирая свои сараюшки и прочие не очень нужные постройки на доски и бревна и выменивая на них еду, медикаменты и другие полезные вещи. Развитие кустарного печного отопления привело к нескольким масштабным пожарам в районах плотной застройки — как же без этого.
В квартирке у Айви тоже имелась цилиндрическая печурка с выведенной за окно трубой, но в холодное время хозяйка предпочитала не тратить время и силы на поиск топлива и возню с растопкой — она просто временно переселялась в казармы Ордена. Сейчас, в начале апреля, в давно не топленной квартирке царил промозглый холод, и логично было бы и сегодня остаться в монастырском комплексе…
Айви опустилась на колени перед железным цилиндром, стоящим на подставке из кирпичей. Дверца топки открылась с душераздирающим скрипом, из недр печи пахнуло мокрым пеплом. Отсыревшие страницы старой тетради никак не хотели загораться, и Айви сморгнула слезы, закашлявшись от едкого дыма. Наконец — с десятой, что ли, спички — желтоватый листок наконец свернулся в трубочку в объятиях веселого огонька. На вспыхнувшей бумаге отчетливо проступили, чтобы мгновенно почернеть и исчезнуть навсегда, строки, написанные таким знакомым аккуратным почерком…
Айви сердито вытерла слезы испачканной в саже рукой и, спохватившись, наконец сдернула с лица ставшую уже привычной, но при этом до смерти надоевшую повязку.
Квартира прогревалась медленно, из всех углов тянуло затхлостью и плесенью. Айви ненадолго открыла одну створку широкого окна, в очередной раз порадовавшись тому, что она живет не на первом этаже — здесь можно было не бояться случайного попадания брызг слюны или крови от зараженных, если те пробегут под окном. До начала подачи электричества оставалось минут сорок, и Айви проверила, полон ли бак водонагревателя.
В начале эпидемии водоснабжение в Городе было отключено. Пока ученые и медики не могли установить пути передачи инфекции и определить возбудитель, они не могли и дать рекомендаций по централизованному обеззараживанию воды из Реки, поэтому подача воды как возможного источника заражения была прекращена. Однако на горожан тут же обрушился типичный «букет» болезней, проистекающих из несоблюдения элементарных требований гигиены, и тогдашние городские власти распорядились возобновить водоснабжение и выделили средства для установки в квартирах, оснащенных водопроводом, баков для кипячения воды.
Необходимое количество простейших водонагревателей, к счастью, успели изготовить на одном из заводов в ближайшем крупном городе и доставить через карантинное оцепление. Эта мера — длительное кипячение — оказалась достаточной; во всяком случае, после подачи воды населению число заболеваний нейрочумой не возросло, а вот всевозможных дизентерий и прочих неприятностей стало значительно меньше. Все же история изучения болезнетворных микроорганизмов еще не знала ни одного вируса или бактерии, которые бы выдерживали продолжительный нагрев до температуры в сто градусов Цельсия.
Бак был наполнен. Айви повернула регулятор температуры на максимум и вышла из ванной. Печь распространяла по комнате волны тепла, и девушка с наслаждением стянула надоевший комбинезон, оставшись в черном термобелье. Поставила на верх печи чайник, налила туда питьевой воды из бутылки. Порылась в шкафчике, достала большую чашку с отбитым краем, банку с молотым кофе и пакет печенья.
Постояла у печи, впитывая кожей исходящий от нее жар. Чайник быстро зашумел, застрелял, и Айви, с трудом дождавшись, когда вода забурлит, заварила кофе прямо в чашке, накрыв ее таким же надколотым блюдцем.
Пока кофе настаивался, дали электричество. Щелкнул и едва слышно загудел в ванной водонагреватель. Айви грустно улыбнулась сама себе. Кофе, горячий душ, теплая комната и собственная постель — что еще нужно человеку для счастья? Да вот, пожалуй, еще неплохо было бы перестать без конца прокручивать в голове давешний разговор с Учителем. И думать о том, что будет завтра, когда запищит будильник и настанет время идти на службу…
Так. Хватит. Выкинуть из головы эти мысли. Успокоиться.
«Как он там сказал?.. Вынужден делать. Даже в ущерб интересам Ордена».
Айви, стиснув зубы, бессильно зашипела и обхватила себя руками, как будто у нее сильно заболел живот. Еще увидят многоуважаемые командиры — это решение было ошибочным! Снизится число спасенных. Возрастет количество ранений… Нет, Жук, конечно, парень с головой, но…
Ч-черт…
— Заткнись! — вслух сказала Айви и сама вздрогнула от своего голоса. Хриплый, какой-то дребезжащий. Будто лист железа волокут по мостовой.
«Успокойся ты, истеричка. Иди и пей кофе. И ложись спать. Ты жива, и это главное. А командиры могут еще передумать. Поймут, что погорячились, и…».
«Ты правда на это рассчитываешь?».
«З-заткнись! Кофе. Душ. Сон. Выполнять.»
Усевшись на жесткий стул перед единственным в комнате столом, Айви обхватила обеими руками горячую чашку и осторожно приподняла нагревшееся блюдце. Запах кофе всегда помогал ей хоть ненадолго перестать ощущать всепроникающие запахи крови и гари.
Кофе был одной из ее немногочисленных слабостей. И единственной, о которой было дозволено знать окружающим.
В родительском доме постоянно пахло кофе. Мать любила этот бодрящий ароматный напиток и постоянно пила его — во всяких видах: черным, с молоком, с бренди, со специями… Маленькая Анна, которая еще только кончиком носа доставала до края столешницы, сверлила мать умоляющим взглядом, выпрашивая хотя бы глоточек: мама пила кофе, все ее коллеги-археологи постоянно пили кофе. И Анна считала, что невозможно стать настоящим археологом, если ты не пьешь кофе…
«Детям кофе нельзя!», — строго говорил отец и покидал кухню. «Да, конечно, дорогой», — улыбалась ему вслед мама и украдкой наливала Анне в ее крохотную чашечку две чайные ложки волшебного горького напитка…
Айви отхлебнула из кружки и поморщилась — обожгла язык. Почему-то задрожали руки. Кофе вдруг приобрел медный привкус.
Отец… Почему он всегда так старался сделать их с мамой жизнь безвкусной и серой?
И никто сейчас не убедит ее, Айви, что он делал это из лучших побуждений, заботясь о них.
«Нэнни, а что, если твой отец был прав насчет Джун?», — как-то раз написала ей в письме бабушка. «Она поступила по-своему — и чем всё закончилось?».
«Нет, неправда. Мама никогда бы не полезла в тот ад, если бы отец не подталкивал ее к этому…».
«Ты так хорошо понимаешь, что произошло между твоими родителями, когда тебе было одиннадцать?».
Кофе остыл. Щелкнув, отключился водонагреватель. Окончательно стемнело, и огромная белая луна выплыла из-за остроконечных крыш Старого города. Под ее оценивающим взглядом Айви вдруг почувствовала себя неуютно и, резко поднявшись, рывком задвинула шторы на окне.
Пора в душ. Горячая вода поможет расслабиться. Айви взяла большое полотенце и закрылась в ванной. Встала перед стареньким, покрытым пятнами отслоившейся амальгамы зеркалом. Внимательно посмотрела на себя. Узнавая и не узнавая знакомые черты.
Отцовский чуть выдающийся вперед подбородок, тонкие губы. Так и кажется, что они сейчас, искривившись в противненькой усмешке, вытолкнут из себя: «Ну что, дочь, чем ты меня сегодня… порадуешь?». И таким тоном, что понятно: на месте последнего слова должно было быть «огорчишь».
Айви помотала головой. Уставилась в глаза своему отражению. А вот глаза и брови — мамины. И как же хорошо, что низ лица постоянно прикрыт повязкой… Она провела рукой по зеркалу, словно пытаясь стереть отражение, и наконец шагнула в ванну. Вода уже остыла до того, чтобы можно было мыться, не обжигаясь.