Услышав упоминание об этом оружии, я невольно поморщился. В памяти ещё было свежо воспоминание, как немцы убийственно удачно отстрелялись по варгам такими гранатами.
— … в целом, с нашими силами даже не стоит и пытаться в открытую нападать на аэродром. Мы, конечно, там всё и всех побьём, но наши потери будут огромные, — подытожил Иван. — Нужно тихо, как мы с Ванькой, прокрасться мимо постов, забраться внутрь самолётов перед вылетом и сидеть там под амулетами скрыта. Места там мало, но пилоты под воздействием магии не заметят вас даже в том случае, если будут прижиматься к вам боком. Потом перебить экипаж, который не нужен для полёта, загипнотизировать лётчика и лететь сюда.
— Эх, жаль танк в самолёт не засунуть, — вздохнул Прохор. — Энто ж сколько бы хорошей стали привезли бы сюда!
— Борода, да танк твой весит, как два самолёта, — хохотнул Семянчиков. — Как же его тащить по воздуху-то?
— Сам борода, — не остался в долгу беролак. — Магия ещё не то могёт.
Их перепалку прервал Илья. Он мельком взглянул на них, потом посмотрел на меня и спросил:
— А когда пойдём за самолётами?
Эти слова заставили всех замолчать и уставиться на меня.
— Через несколько дней. Мне нужно отдохнуть после амулетов, восстановить резерв маны, — ответил я им. — Без магии на такое опасное дело я не пойду. Такой риск мне не нужен.
В глазах помощников мелькнуло разочарование. Они-то считали, что я сорвусь в путь чуть ли не сегодня вечером. А тут такой ответ.
А на следующий день в лагерь пришёл на лыжах Тишин с интересной новостью, которая отодвинула рейд на аэродром ещё на несколько дней. Алексей сообщил, что в Лепеле среди немцев появились несколько кандидатур для вербовки в «кровники». Подразумеваю тех, кто даст мне на своей крови рабочую клятву верности. Двое кандидатов занимают хорошие должности в комендатуре, ещё главврач военного госпиталя и командир механизированной роты. Последний командовал несколькими десятками водителей и двумя дюжинами грузовиков, развозящих грузы и людей по району до самого Полоцка и даже наведывались в Минск. Двое из них были тяжело больны, в их числе врач, подхвативший какую-то каверзную болячку, лечения которой не существовало в природе. По крайней мере, все лекарства оказались бессильны. Оставшаяся пара была просто очень жадной и за золото продала бы родных матерей с братьями и сестрами. Кто-то скажет, ну, зачем мне такие помощники? И будет неправ. Из этих врагов получатся отличные агенты, с помощью которых есть все шансы прибрать к рукам всю власть в оккупированном городке. Зачем мне там власть? Хех, лишней она точно не будет в условиях войны и в окружении врагов. К тому же, там есть место, откуда я собираюсь набрать себе помощников и воинов, что будут нечета той четвёрке немцев, про которую мне поведал Тишин. Я веду речь о лагере военнопленных, который расположен недалеко от железнодорожной станции. Кстати, упоминание его помогло успокоить моих подчинённых, расстроенных перенесением сроков операции с самолётами.
В трое саней погрузили небольшое количество одежды, обуви и одеяла, а также содержимое мясных и хлебных плодов. Хлеба было больше, так как значительную часть вяленого мяса с пищевых деревьев потребляли варги. Сани сделали Прохор и феи. По словам Тишина, сейчас в лагере около тысячи человек. И ещё около двух тысяч заключённых евреев в лепельском гетто, куда нагнали толпу народу три недели назад откуда-то с минского направления. Помочь всем я не могу, как бы ни хотел. Придётся выбирать, кому оказывать первую помощь — гражданским или военным. И так как я больше нуждаюсь в бойцах, то выбор очевиден. Обитателям гетто придётся подождать того момента, когда Лепель будет находиться под моей рукой.
В путь отправились мы все до единого человека. Тем, у кого не было лыж, их сделали феи. К слову сказать, я невероятно благодарен судьбе за то, что она наградила меня этими крохами-помощницами. Работницы из них вышли выше всяческих похвал! Ещё бы им спокойный нрав, но это уже мечты. Оборотни от лыж отказались и решили передвигаться в звериной ипостаси.
Встреченные немцы и полицаи, решившие проверить наш отряд, разве что честь нам не отдавали после того, как получали по мозгам ментальной магией. Плохо было только лишь то, что со всеми этими встречами у меня быстро уходила мана из резерва, ведь врагов обрабатывал я лично, чтобы сберечь амулеты на будущее и крайние случаи. Наконец, мы вошли в Лепель. Ещё час ушло на то, чтобы найти себе жильё. Чуть отдохнув, я с Тишиным отправился в гости с штабсинтенданту.
Тот с нашей последней встречи изменился заметно: помолодел, сбросив немало лишнего веса.
— Приветствую, герр знахарь, — широко улыбнулся он.
— Здравствуй, Ганс, — ответил я ему.
— Коньячку? — мигом предложил тот, стоило мне с Тишиным сесть на стулья за столом. — Чего-то ещё?
— Хватит чая. Если времени мало, то можно без него и сразу перейдём к нашим делам, — сказал я, затем вынул из кармана два маленьких, но очень тяжёлых кожаных мешочка. — Сразу начну с приятного. Здесь триста граммов чистого золота в слитках и пятнадцать старинных империалов, Ганс.
— Время для вас, герр знахарь, всегда найду, — бодро ответил он. После моих слов о содержимом мешочков, глаза его заблестели алчным блеском. — Чай у меня не самый хороший, увы, но даже мне не получается некоторые вещи получить.
Чай он заварил лично, но перед этим спрятал в соседней комнате своё золотое жалование. Я в этом деле скупиться не желал. Клятва клятвой, но слуга работает на порядок лучше, если она подкреплена платой. А та может быть любой: в виде презренного металла, услуг, потакании слабостей, поддержании стремлений с начинаниями и так далее.
— Итак, Алексей мне рассказал, что вы предложили ему завербовать несколько ваших соотечественников, — произнёс я, пока грелась вода в чайнике. — Уверены, что они пойдут на сделку со мной?
— Практически на сто процентов. А ещё их связи и возможности помогут в любом вашем деле, да и в моих делах тоже.
«Ещё бы ты не стал шевелиться, если бы не имел в этом деле определённую выгоду», — хмыкнул я про себя. — Меня это устраивает. Но, Ганс, не стану обещать, что с ними всё получится так же, как и с тобой. И если случится проблема, то… ну, сам понимаешь.
— Да и дьявол с ними, — абсолютно спокойно отозвался тот. — Других пришлют, с которыми получится сработаться. — Тут забурлил чайник, и немец на несколько минут выпал из беседы, занявшись кипятком, заваркой и чашками. — Так, держите чай, а ещё возьмите шоколад. Очень хороший, не эрзац какой-то. Мне его из Франции прислал товарищ.
— Очень вкусно, чай весьма неплох, зря ты на него клевещешь, Ганс, — сказал я, когда сделал несколько глотков горячего и ароматного напитка, а затем отломил кусочек тёмного и очень твёрдого шоколада.
— Наверное, я так и не привык к нему, — развёл тот руками. — Для меня коньяк лучший из лучших напитков. Когда болел, то только им и спасался. Может даже только благодаря ему я и сумел дотянуть до нашей встречи, герр знахарь, — мужчина после того, как обслужил меня и Тишина, налил себе в крошечную рюмку пахучего коричневого напитка и устроился за столом. Выпив первую порцию алкоголя, он вновь наполнил рюмку, но пить не стал, вместо этого посмотрел на меня и немного другим тоном, чем раньше, спросил. — Герр знахарь, могу ли я озвучить одну просьбу?
— Разумеется, Ганс, — улыбнулся я ему. — «Наконец-то, дошло и до самого важного, ради чего ты лично решил поухаживать за теми, к кому не испытываешь уважения, только страх и зависть».
Просто я был уверен, что вербовка той четвёрки, на которую он указал Алексею, была не самой главной причиной, зачем я ему понадобился в городе. Имелось нечто ещё более важное конкретно для штабсинтенданта.
— Недавно в город прибыл один из полицейских чинов. Его сильно заинтересовала моя деятельность помимо основной службы. Взятку он не взял, от моей помощи в ряде дел отказался, — сообщил мне немец. — Возможно, хочет меня подвести под трибунал по заказу моих недругов в Германии и Франции. Соответственно, наши с вами гешефты, герр знахарь, также пострадают.
— Хочешь, чтобы я решил вопрос с этим полицейским чином?
— Да, — кивнул штабсинтендант и одни глотком опустошил рюмку, быстро наполнил её и продолжил. — Но если будет возможно, то сделать это так, чтобы устранение выглядело… м-м… как бы так сказать… естественно, что ли. Не банальное убийство, а смерть от несчастного случая или вовсе тяжёлая болячка, зараза какая-нибудь. Что угодно, лишь бы полицейский перестал исполнять свои обязанности.
— На его же место пришлют другого?
— Разумеется, — подтвердил собеседник. — Но это займёт время, плюс надеюсь, что им окажется более гибкий и здравомыслящий человек, с которым я сумею найти общий язык.
Я задумался на несколько минут, перебирая в памяти свои куцые возможности по устранению людей без убийства оных. И придумал.
— Сумасшествие подойдёт? Заранее предупреждаю, что разум к человеку больше не вернётся.
— Это будет просто идеально, — обрадовался немец и опять опрокинул рюмку коньяка в себя, будто это был не напиток, почитаемый местными за благородный, а деревенский вонючий самогон, который только так и пить — залпом, чтобы нивелировать по максимуму неприятный привкус и запах. — Безумие на Восточном фронте стало массовым явлением. Никого не удивит, если его жертвой стал ещё один несчастный, приехавший из благословенной Германии.
— Проводишь к нему?
— Разумеется, — ответил Ганс.
Раздумывая над способами естественного удаления опасного немца из списка угроз, я вспомнил про своё обещание Семянчикову научить его и второго Ивана языку оккупантов. Ритуал для двоих провести не смогу, конечно. Но научить одного из волколаков мне по силам. И этот полицейский чин крайне удачно подвернулся. Как говорит иногда Прохор: одним выстрелом двух зайцев убью.
— Алексей, сходи за Семянчиковым. Дальше я с ним пойду, — повернулся я к своему спутнику. Чай ему не судьба допить, но так и не ради чаепития мы сюда пришли.
— Сделаю, — кивнул он и встал из-за стола.
Спустя сорок минут я с сопровождающими вышел из дома штабсинтенданта. Быстро поймав сани с извозчиком, мы добрались до комендатуры, где трудился обидчик Ганса.
— У меня пропуск только на одного, герр знахарь, — тихо сказал мне штабсинтендант. — Как вы пройдёте внутрь? После нападения партизан на Витебск контроль во всех важных зданиях ужесточён.
— Я справлюсь, — успокоил я собеседника. Я первым подошёл к часовым у крыльца и слабо махнул рукой в воздухе перед ними, использовав массовое ментальное заклинание. — «Эх, минус один накопитель в жезле».
— Герр полковник! — вытянулись оба солдата так, что в сравнении с их стойкой лом покажется гнутой проволокой. При виде этой картины глаза у Ганса стали размером с царские медные пятаки. Даже интересно стало, что же он там себе понапридумывал сейчас.
— Вольно, — тихо сказал я. — Это мой ординарец. Пропустить.
— Яволь!
Без проблем мы с Иваном прошли в здание, в очередной раз доказав, что магия — это сила! А магия в мире, где маг только один — это сила в квадрате. Оказавшись внутри, я активировал заклинание отвода зрения, чтобы не привлекать внимание окружающих и не оставить после себя никаких следов в памяти оккупантов и их лизоблюдов. Следом за нами в комендатуру вошёл штабсинтендант и, следуя нашим договорённостям, прошёл вперёд, не пытаясь нас найти. Дойдя до кабинета, где заседал его обидчик, он на пару секунд остановился напротив его двери, коснулся костяшками пальцев, будто хотел постучать. А потом сделал вид, что передумал и неторопливо ушёл прочь. Дальше дело было за нами.
Дверь оказалась незапертой, что сильно облегчило работу мне с Иваном. В противном случае пришлось бы деактивировать отвод взгляда, стучаться и ждать, когда дверь будет открыта. А ещё могло быть так, что сотрудник ГФП мог отсутствовать на своём месте.
Оказавшись в помещении, я ударил ментальными чарами оглушения по единственному человеку, что находился внутри. Он только и успел, что с удивлением посмотреть на открытую дверь.
— Свяжи его, — приказал я Семянчикову. — И рот заткни.
Путы и кляп уже были приготовлены. Моему помощнику оставалось только свести руки и ноги немца вместе, просунуть их в петли верёвок и туго затянуть. Он всё делал так, чтобы верёвки легли поверх одежды, иначе на коже останутся следы. Также бережно завязал немцу рот, после чего завязал полотенцем ему лицо. Можно было и сонными чарами его обработать, но я решил поберечь ману. Её и так уйдёт немало во время ритуала.
Спустя десять минут я и волколак покинули кабинет, оставив в нём немца, которого в свою очередь оставил разум. Верёвки с него сняли, одежду, как сумели, поправили, после чего усадили его в глубокое кресло с коричневой обивкой из потёртой кожи.
— Всё получилось? — с волнением спросил штабсинтендант, дожидавшийся меня и Семянчикова снаружи в санях.
— Да, — кивнул я. — Едем к доктору.
— Прямо сейчас?
— Время ещё есть, так чего его зазря тянуть.
Врача в госпитале не оказалось, пришлось тащиться через половину города до квартиры, в которой жил немец. Здесь уже задействовал свою власть Ганс.
— Адольф, я привёл к тебе доктора, — почти с порога сообщил хозяину квартиры штабсинтендант. — Он точно может помочь тебе, но сперва он желает с тобой переговорить кое о чём.