— Я стала курить травку. Забыл? — усмехнулась Маша. — Это не похоже на успех. Связалась с дурной компанией, и вместо посещения актерских курсов тусовалась в клубах. Зато про тебя именно в клубе я и услышала. Рассказала подруга.
Впервые с момента встречи в атмосфере разговора появилась легкость. Улитка бесшумно проскальзывала через Костяной лес, за бортом проплывали спокойные лесные пейзажи, а в небе ярко светили звезды. Мне нравилась эта поездка, хотя я все время думал, что если вдруг повстречаю бывшую, то сразу пошлю ее куда подальше.
— Я тоже курил травку, — признался я. — И долбил кокс. И бухал как тварь. Хотя то, что в общепринятом понимании называется успехом, у меня было. Я разбогател через шесть лет после нашей разлуки. Так что зря ты не подождала, — мне захотелось позлорадствовать. Пусть это неправильно, но разлука с Машей оставила в душе неприятный след.
— Может и зря. Дрон, мы маленькие были, глупые. И дело тогда касалось не только денег.
— Я был беден. А ты хотела, чтобы я сам решал свои проблемы, без твоей помощи. Ты хотела, чтобы я был мужчиной, способным решать проблемы.
— Если не забыл, то это ты сказал, что мы расстаемся. Помнишь? — упрекнула Маша. — Не думай, что я пытаюсь тебя обвинить. Но я защищала тебя до последнего. Всегда. Пока ты совсем не озверел.
— И пока ты через два месяца после расставания не заявила, что влюблена в другого, — криво ухмыльнулся я. — Признайся. Ты искала повод меня сбагрить.
— Признаюсь. Да. Но это только под самый конец, когда у меня не оставалось сил. Вспомни любую из наших совместных фотографий, в самом начале, и попробуй сказать, что я была несчастлива. Что мы были несчастливы.
Я сердито засопел носом. Мне казалось, что Маша виновата во всем. Конечно, решение о расставании было принято мной, но мотивации для решения, на мой взгляд, создавала Маша. Раздражало, что она отказывалась принимать на себя хоть какую-то вину.
— Мы оба виноваты, Дрон, — Маша попыталась нас примирить, но я только больше разозлился. — Оба недоглядели. В разлуке виноваты оба.
— Ты просто не захотела терпеть, — настаивал я. — А если бы дотерпела, то купалась бы сейчас в золоте, и стала бы тем, кем тебе хотелось бы. Но тебе надо было всего и сразу.
— Ты зарабатывал тринадцать тысяч, — возмутилась Маша, побагровела, и блеснула на меня тяжелым взглядом. Давно не видел, как она злилась. — Зарабатывал тринадцать тысяч почти год, и мы жили вскладчину. Я любила тебя. Я терпела. И знаешь, мне нравилось тогда с тобой быть. Деньги роли не играли. Подарки роли не играли. Это ты на них повернут. Вы тогда не могли найти общий язык с бабушкой. Если бы мы переехали, то все было бы нормально, но ты внезапно захотел переехать за мой счет. Ты обещал помочь мне с долгом, который я получила из-за тендера, но ничего не сделал. Ты постоянно врал мне. Говорил, и не делал.
— Не надо, не постоянно, — возмутился я. — Долг я бы отдал, за тебя, если бы реализовал задуманное с бизнесом. Но не вышло. Сейчас я имею тринадцать миллионов в год, гастролирую, и теперь могу отдать хоть все твои долги. Но нет, — взорвался я, и на эмоциях захотел сказать что угодно, лишь бы звучало обидно. — Хрен тебе теперь.
— Я ничего и не просила. Если ты не забыл — мы расстались. И сейчас нам надо решать не личные проблемы, а проблемы Антерры.
— На проблемы Антерры мне насрать, — грубо ответил я, скрестив руки. — У «Серых перьев» полно бабла. И платить вы мне будете очень хорошо, чтобы я мог привезти что-то домой. Я еще с вами поторгуюсь.
— Я это слышала, — буркнула Маша.
Повисла давящая тишина. Маша была права по большей части пунктов, но мужское эго отказывалось принимать мысль, что я не прав. Вечно мужское «прав только я». Если бы мужчины учились слушать и слышать женщин, то, быть может, многие пары не распались бы. В моем случае не прав был я.
Если взглянуть на ситуацию трезво, тогда мне просто хотелось воспользоваться Машей, а потом обеспечить ей награду с определенной долей вероятности. Я не хотел этого признавать. Я думал, что ей нужны деньги, и что ушла она потому, что я беден. Но дело было только во мне. Жалко что я не хотел этого признавать. Тогда, быть может, ситуацию получилось бы спасти.
— А как ты оказался здесь? — спросила Маша после длинной паузы.
— Не твое дело, — мрачно отозвался я. — А за что тебя убил бывший?
— Не твое дело, — мрачно, пародируя мой тон, отозвалась Маша.
— Да и плевать, — отвернулся я, уставившись вдаль, на пышные кроны деревьев, темневших на линии горизонта. Костяной лес мы проехали. Я не заметил, как на ветках появились листья, да и деревья стали другие. Запах влажного воздуха стал свежим и чистым, как в нормальном лесу. До Абраты осталось недалеко. С нынешней скоростью около часа.
В углу корзины я заметил небольшую коробочку.
— Что там? — спросил я.
— Ты про коробку? — вяло спросила Маша. — Выпивка для гостей.
Я открыл коробочку, достал оттуда стеклянную бутылочку хунса, и вытянул пробку. Глотнул, припав губами к прохладному горлышку. В пищеводе и желудке стало тепло, сладко. В голове приятно зашумело, и я расслабился. Хунс — сладкий алкогольный напиток, который гнали из культурных ягод волта, что выращивали как раз в подземном городе Скид. Рос волт только в условиях абсолютной темноты, промозглого воздуха, и повышенного давления, а такое реально лишь под землей. Это как с алмазами, только под воздействием высокого давления появлялась ягодная руда. Из нее добывался волт, из волта гнали хунс — дешевый, но вкусный напиток. «Серые перья» — промышляли рэкетом, продажей нелегального самогона, и наркотических грибов, которых объелась Маша. Три кита подпольного бизнеса Антеррских кланов.
«Серые перья» — часть альянса бывших бандитов, и помимо них существовали еще какие-то кланы, пять или шесть, но они находились далеко за Хребтом Великана, и Океаном Искупления, и народ их упоминал редко.
Аналог якудзы.
Не сказать, что они были совсем уж кончеными преступниками теперь, но до времен Небесного схода им удавалось держать в страхе всю Антерру. По сути, «Серые перья» могли дать сдачи ангелам, но в результате войны большая часть Антерры была бы выжжена, потому между преступным альянсом «Гидра» и домом «Семь из семи» возник негласный союз.
Ангелы не давали людям жизни. Делали их рабами, использовали как дармовую рабочую силу, и морили голодом, замучивая до смерти на тяжелых каторжных работах. Под протекторатом «Серых перьев» человек получал право торговать, иметь имущество, и испытывать удовольствие от жизни. Все за скромную пошлину в пятьдесят процентов от прибыли. Население Антерры поделили надвое, как пойманную рыбу, и с одной стороны жизнь людей стала кошмаром, а с другой приемлемым компромиссом.
Осознание причин происходящего пробуждало бунтарские чувства. Маше напели про спасение мира и благие намерения, но на самом деле «Семь из семи» и «Гидра» не могли распилить земли и активы. Похоже, «Гидра» решила полностью захватить рынок, и тут им понадобился я. Какая-то моя особенность, известная только «Серым перьям». Впрочем, мне было плевать. Главное, что они могли вернуть меня домой, а остальное роли не играло.
— Вкусно, — сказал я, и сделал глоток хунса. Он заплескался на дне бутылки. Даже не заметил, как кончился. Меня покачивало, и я изрядно опьянел, чувствуя, как заваливался на бок. Еще вырубиться не хватало.
— Н-ну….
— Уже налакался? — усмехнулась Маша. — Я не удивлена. Не волнуйся. Через пару часов отпустит, и похмелья не будет.
— А знаешь, — мне захотелось высказаться. Надо же, в конце концов, установить в группе хоть какое-то доверие. Алкоголь развязал мне язык. — Меня кинули.
— Что? — не поняла Маша. — Как?
— Когда мы с тобой были вместе, я купил барабан, помнишь?
— Да, — кивнула Маша.
— Я занялся уличной музыкой, бродяжничал пару лет, и даже не думал насчет эстрады. Так сложилось, что меня выцепил продюсер, прямо с улицы. И началось. Концерты, гастроли, деньги. Я купил себе трехсотый крузак, взял трешку в центре Питера, даже не в кредит, и дочурку продюсера это сильно впечатлило.
— Опять ты за свое…. — вздохнула Маша.
— Дослушай, — попросил я. — Дочурка продюсера, Наташа, на меня запала. Мы поженились, она родила мне дочь, и мы вроде нормально жили, пока не появился Саша Гревцев.
— Твой лучший друг? — уточнила Маша, пытаясь вспомнить.
— Ага, — ухмыльнулся я. — Он тоже поднялся в Донецке. Открыл кучу металлоприемок, купил два автосервиса и турбазу. Стал грести денег больше, чем я. Ну, и приехал к нам в гости с огромным кальяном. Он готовил его на кухне вместе с Наташей. Задних мыслей у меня не было, я сидел себе, пил ром с колой, а потом решил сходить в туалет.
— Можно без подробностей про уборную, — скривилась Маша.
— В общем, выхожу в коридор, смотрю в зеркало, в которое кухню видно, и угадай, что увидел. Наташа сидит на коленях у Саши и лижется с ним. Прикинь? Рот в рот. Аж слюной щеки друг другу измазали. Лучший друг. В моем доме. У меня на глазах. Потом Наташа вышла за него, и сказала, что он побогаче, села в мой крузак, который отжала после развода, продала его, и уехала с Сашей жить на Ямайские острова.
— Милый…. — с жалостью проговорила Маша.
— Что? — не понял я, нахмурившись.
— Ничего. Это я улитке, — ответила Маша. — Я понимаю, почему ты никому не доверяешь, и почему считаешь женщин меркантильными. Это все объясняет. А как же Милена?
— Наташа забыла о ней. Оставила ее на меня. Да я бы ее и не отдал этой твари, — злобно проговорил я. — Наташа решила бросить ее, как только узнала, что Милена легла в больницу со смертельным диагнозом. Вот и вся любовь. Говорила, мол, я слишком слабая, чтобы это вынести.
— Мне жаль, — посочувствовала Маша.
— Забей. Я помогу вам, и перетяну Милену сюда. Тут ее смогут исцелить, и потом мы вернемся обратно. Вот что мне нужно от вас, в основном. Если поможете — я сделаю, что угодно. И да, это деловой расчет, а не припадок альтруизма.
В глазах защипало. Чтобы не показаться слабаком, пришлось стиснуть зубы и сдержать эмоции. Было больно представлять Милену в больничной койке, в окружении врачей и мертвых белых стен. Последний раз я видел ее, измученную и иссушенную болезнью, но она не переставала улыбаться, и взгляд Милены лучился радостью. Болезнь разъедала бедняжку изнутри, но даже страшная боль не убивала в ней оптимизм.
— Стой! — скомандовала Маша, и вырвала меня из размышлений. — Тихо, маленький.
Мы остановились перед абсолютной темнотой. Дорога уходила во мрак, и ее освещенный участок от тьмы отделяла граница, за которой будто бы вовсе не осталось пространства. Темная территория простиралась до самого горизонта, и казалось, конца ей не было.
У меня в груди защемило. Во тьме скрывалось что-то страшное, пробуждавшее в душе первобытный ужас. Тот ужас, который возникал в человеке, когда он шел по безлюдной темной улице в опасном районе, и боялся встретить безжалостного грабителя за углом. Когда сердце колотилось быстрее, в висках стучала кровь, а пальцы покрывались липким холодным потом.
— Что это? — встревожилась Маша, голос ее дрогнул.
Глава 4
Абрата находилась дальше, и я четко помнил, что с этого участка пути было видно язычки деревенских огней. Но темнота поглотила всё. Кто-то в темноте зловеще перешептывался загробными голосами, будто злые духи мира мертвых равнодушно обсуждали, чью душу хотели вырвать из тела и сожрать.
Айцур тяжело давил на психику, и подобным образом людей могла пугать лишь темная ангельская магия. Мы стояли перед Темнотой неизбежности — сдерживающим заклятием, в которое можно зайти, но выйти никак. Любимая ангельская игрушка, используемая ими при необходимости убить или пленить всех без остатка.
— Ангелы, — мрачно изрек я. — Разве Абрата не под защитой «Серых перьев»? И где же твои спасители мира? Удрали в Скид, поджав хвосты?