В конце концов, рыцарь отыскал ту самую пещеру. Выходили мы и раньше с поисками на этот участок, но не заметили, что вход был закрыт огромной каменной глыбой как бы изнутри. Тяжесть страшная, отнюдь не слабый Гордей с ней не совладал. Да и мне пришлось хорошенько напрячься даже с «истинной силой».
Возился я один внутри недолго. Выбравшись наружу, первым делом как следует отряхнулся и почистился специальной щёткой, которую всегда имею при себе. Затем указал на две стрелы бурого цвета, найденные среди камней, и спросил у Сержа:
− Одной ранили тебя, а другой?
− Энку-Куницу, − ответил он. − Тоже в плечо. Перед расставанием Тит стрелы выдернул и обработал раны моими снадобьями.
− Разумно. Что же оставили такие улики на видном месте?
− Не до того было. Да и к этому «видному» нужно чуть ли не на карачках ползти! Люк-то в соседнем закутке отыскал?
− Да. Детектор подтвердил, что под облицовочным фальшивым гранитом прячется самая натуральная сталь. Но открыть даже с полной сверхсилой не получилось. Изнутри запоры прочные, не сорвёшь.
− И не советовал бы. Похоже, я своё обещание выполнил? Надеюсь на адекватный ответ!
− Чего проще! Поехали.
Достаточно удалившись на север, я свернул к пятнистой березовой роще, за которой уже начинались настоящие леса. Спешился, подождал остальных. Отвязал мешок и кинул Сержу:
− Там всё, что было при тебе в момент задержания. Не обессудь, но о большем не договаривались.
Он долго смотрел мне в лицо, словно не доверяя. Или вообще не веря. Потом вывалил на землю белую свободную рубашку и брюки. Ещё разок потряс изо всех сил − больше ничего не выпало.
− Кроме того, тебе полагается паёк за сегодняшний день, − я кивнул Гордею, и тот швырнул под ноги рыцарю небольшой пакет. − Там и ножик столовый, чтобы было чем колбаску к бутерброду нарезать. Это уже сверх программы, да настроение у меня нынче хорошее!
Серж молчал. Медленно переоделся, по-прежнему не спуская с меня глаз. То ли расстреливая взглядом, то ли запоминая в деталях… Я кротко улыбнулся и сказал:
− Оценить мою бесконечную доброту не хочешь? Чтобы ты полностью соответствовал именно тому состоянию, в котором тебя нашли зимой, нужно было бы снова твоё плечико продырявить. Но лечение прошло настолько удачно, я так горд за свою медицину, что жаль портить её труды! Пускай уж будет как будет.
Серж неторопливо повёл подбородком вверх-вниз, словно соглашаясь. Пожевал губами, поглядел на небушко… А потом сказал:
− Отсюда и до моего городка вёрст триста, не меньше. Так что я могу в таком состоянии и не дойти. И кто тебе тогда достанет аппаратуру связи?
− Ждал этого заключительного вопроса и отвечу, − серьёзно сказал я. − Дело в том, что я тебе по-прежнему не верю ни на йоту. Дал бы коня, будь ты другим человеком, а не прожжённым хитрецом и провокатором здешних мест. Но ты таков, каков есть, и этого не изменить. А посему ничего мне от тебя не нужно. Но отпустить с удобствами после всех сделанных тобой пакостей − нет, шалишь!
Он опять неторопливо подёргал бородкой, словно соглашаясь. Провёл по бокам ладонями и вдруг сказал:
− А где же моя походная аптечка? Непорядок, начальнички! Извольте вернуть, иначе цельность моего зимнего образа непоправимо нарушится!
− Сапог тебе в глотку, дружок, − любезно ответил я. − Сними с ноги и засунь. Не хочешь? Аптечка нами конфискована как малопонятная вещь и требующая изучения. Кстати, там любопытные препараты нашлись! Может, и удастся их синтезировать. Но в качестве компенсации я пожалую тебе плащ со своего плеча. Как знать, возможно, в будущем с плеча королевского!
Он понял и посерел не хуже пыли под ногами. Но одежду взял. Потом подобрал с земли пакет с едой, повернулся и, не сказав больше ни слова, заковылял к опушке.
Некоторое время я бездумно глядел ему вслед. Пока не услышал за спиной озабоченный голос Гордея:
− Твоя воля, командир, но живым такого молодца отпускать не стоило. Ей-ей, не стоило!
− Сам знаю, − недовольно проворчал я. − Но за него попросили, понимаешь? Очень важный, учёный человек, которому не откажешь…
БЛОК СОБЫТИЙ № 1 (Рыцарь Серж де Пери)
5. Рыцарь Серж де Пери (по слухам, бывший витязь или богатырь).
Этой ночью дождь не просто лил, как при доисторическом потопе, а зло и отчаянно хлестал. Порывы грозового ветра едва не валили мою импровизированную палатку, устроенную на месте давнего бурелома. Один из уцелевших стволов был ещё крепок и торчал наподобие среднего пальца, вытянутого к небу в непристойном жесте. Прислоняться к нему не стоило, тем более, что молнии били совсем рядом, но мне было всё равно. Порой даже хотелось словить своим измученным телом страшный электрический удар − чтобы бессмыслица наконец закончилась.
Надо же, а я-то считал себя отлично приспособленным ко всем житейским обстоятельствам! Правда, мыслил я так, будучи абсолютно здоровым и при избытке физических сил. Сейчас ни того, ни другого, ни третьего. То есть и никакой полноценной жратвы.
Самый простой мини-синтезатор всё это время буквально стоял перед моими глазами. И снился чуть ли не на каждом привале. Полуметровый в длину и вдвое меньший в ширину плоский чемоданчик вполне доступного даже для подростка трёхкилограммового веса. Вместе с точно таким же по размерам, но более лёгким портативным компьютером получался минимальный «набор туриста», как сказали бы раньше. Карманный комп ещё удобнее, но вот модуль суперсвязи в нём не разместить. А современный приёмо-передающий блок размером с фалангу мизинца для этой планеты бесполезен без орбитальных спутников или специальных трансляторных станций.
Да, крошка-синтезатор с самым минимальным питательным меню! Питьевая вода, какой-нибудь крепкий алкоголь, наборы из пяти крупяных и мясных блюд, кисломолочных продуктов и фруктовых соков… всё, кажется. Или ещё что-то? Не помню. Точнее, начинаю с голодухи безудержно фантазировать.
И конечно же, хлеб! Мне безумно хотелось мучного в качестве сытного наполнителя для страдающего от пустоты желудка. В августе в диких рощах хватало яблок, груш, слив и крупных ягод, но они лишь создавали временную иллюзию сытости. Этого было крайне мало для ежедневного движения по очень даже пересечённой местности, и я давно бы протянул ноги в прямом и переносном смысле, но спасал биостимулятор. Второй и последний.
Аггей, конечно, негодяй и жлоб, но он природный аристократ, этого не отнимешь. Однако становится смешно, когда и Гордей берёт с него пример и пренебрегает своими обязанностями − мелкими, но необходимыми в его профессии. Настоящий вертухай обшмонал бы мою одежду на ощупь перед тем, как вернуть, а он лишь карманы проверил. Ну и аптечку стырил, козёл безрогий. А парочку «би-браслетов», вшитых в брюки пониже колен, не обнаружил. Эх, ну что мне стоило сделать запас хотя бы из четырёх штук?!
Впрочем, это мало что меняло в моей нынешней судьбе. Помереть и за месяц с лишним не помер бы, но до своего городка всё одно не добраться. Не та спортивная форма, и не слишком удобный маршрут для странствий на своих-двоих-полусогнутых. Да и расстояние запредельное.
За эти пару недель я вряд ли продвинулся по прямой больше чем на полсотни миль. И не факт ещё, что строго на северо-восток, как следовало.
Карту местности вблизи военного центра «Аш» я прочно держал в памяти, но какой толк? Оба возможных варианта пути − через три леса и болотистые долины или по предгорью с быстрыми, холодными ручьями − не оставляли особых шансов на успех. Я выбрал второй: и попроще, и агрессивного зверья почти не встретишь. Хотя в любом случае мой нож с коротким лезвием односторонней заточки был слабенькой защитой. Он да прочный плащ, да найденное в его кармане энерогниво на сорок зарядов и составляли весь мой небогатый набор для выживания. Но даже воду согреть не в чем − пластиковая фляжка не годится. Да и костерок можно развести лишь раз в сутки, а больше − уже роскошь. Одёжку сподручнее сушить на солнышке, благо оно светит стабильно. А после такого ночного дождичка даже жарче обычного.
Пощупав развешенный на кустарнике плащ, я сполоснул лицо из глубокой лужи и в который уже раз ужаснулся своему внешнему виду. Отощал запредельно, зарос чуть ли не до самых глаз − при коже, тут и там обвисшей складками, это выглядит особенно противно. Единственное утешение, что грива и борода пошли не в длину, а вширь и вокруг головы − сюрреалистическая дисгармоничная гармония. И в мелких колечках, типа завивки с помощью вплетённых костей у какого-нибудь неандертальского каннибала…
Напрасно я надеялся на нечаянную встречу с Малинкой − она меня не узнала бы. Да и зачем я теперь ей при новом быстром увлечении? Да ещё столь породистом и высокого роста… Женщины плохо умеют любить и чувствовать на расстоянии, они существа близкого и очень конкретного радиуса действия. Голда Гансвид, Младшая Королевна, Инга Инфантьева, Эльза фон Хётцен… никого из них мне надолго удержать не удалось. Быстро вспыхивали страстью, но остывали ещё скорей. Никудышный из меня обольститель на перспективу.
Надо же, а Курт Фоген и сын Командора сумели заморочить головы аж девочкам-роботессам! Да и Никомед Коревич, по слухам, от них не отстаёт. Я вот решил последовать их примеру, но слишком поздно. Надо было давным-давно уговорить Тита и перевезти его Верочку в свой особняк. Потом сделать себе небольшую операцию, встроить чип и обзавестись «зовом» − какая была бы мощная страховка! Вьюнок мигом прибежала бы ко мне на выручку через поля и реки, через леса и горы…
Сказочки сочиняю, а что остаётся кроме? Может быть, с Вьюшей у меня вообще ничего не получится. Судя по проскочившей информации, Филипп-Учёный отказался от неё вовсе не потому, что она не подходила для его амбициозных затей, а испугавшись неких катастрофических последствий. Что-то не выстроилось в его схемах, и вместо очередной программируемой, послушной исполнительницы он получил плохо управляемое существо с уклоном в открытую инфернальность вплоть до своеобразной некроэстетики. Перепугался до смерти, заморозил проект и вернул «бракованную заготовку» отцу. Сейчас опомнился, локти пытается укусить, да поздно.
Единственный, кто мог бы реально помочь мне − это мой конь, мой тяжеловоз-чалый. При условии, если у Станислава Ладвина хватило бы соображения выпустить его на волю и включить локатор на сбруе. Хотя всё равно без толку: передатчик сигнала в аптечке, а её забрал Аггей. Предатель. Тварь подлая, многоликая.
Я с натугою встал, набросил на плечи высохший плащ, опёрся на выструганный из ореха длинный посох с заострённым верхним концом. Огляделся, несколько раз вдохнул и выдохнул влажный воздух. Сипло откашлялся, как старый дед на печи, и побрёл по жёсткой, спутанной траве воистину куда глаза глядят. С полянки на полянку, с холма на холм. Словно Никита Заолешанин, названный Святогоров братец. Только вот нету у меня поношенной шубы соболиной, пуховой шляпы греческой и самоцветов дорогих, вплетённых в лапти во семи шелках. Впору молиться, чтобы в реале сапоги мои дорожные не развалились − тогда вообще конец.
Биостимулятор на правой руке продолжал успешно поддерживать моё бренное существование, хотя уже заметно посветлел, теряя свою функциональность. Голода не ощущалось, тем более аппетита, но я время от времени жевал припасённые яблоки − кажется, единственный фрукт, который можно есть, что называется, от пуза и без вреда для оного. Если Злата-Голда узнает, что я тоже употребляю натурпродукты, то помрёт со смеху.
Пищеварительная система должна периодически работать и в ослабленном режиме. Иначе потом с восстановлением замучаешься. Правда, до этого самого «потом» ещё нужно дожить.
Нормальным шагом я двигаться не мог − только вперевалку. Смешно надеяться, что за несколько дней общая мускулатура хоть немножко сможет восстановиться, сочленения суставов тем более. Тело ныло от пяток и до плеч, а когда-то могучая шея при поворотах трещала так, словно готова была сломаться. Хорошо хоть внутренние органы, войдя в трагическое положение органов внешних, притихли и на трудности бытия ощутимо не жаловались. В чём им усердно помогал «би-браслет».
Губчатая облачность над головой медленно перемещалась с ветерками к востоку, но не рассеивалась, скрадывая солнечную активность − это избавляло меня от маскировки лица какой-нибудь тканью во избежание ожогов. Но загаром я всё равно обзавёлся и впервые натуральным за много лет.
Морально очень тяжело путешествовать пешим без какого-либо ориентира под ногами − дорожки, тропки, тянущегося следа в траве или в пыли… Поэтому я периодически намечал для себя цель в виде приметного дерева. А под одним из них, мощном и ветвистом, расположился вечером на очередной привал.
Солнце уже скрылось за далёким нагорьем, но пока было светло. Небо на западе вовсю купалось в розовом ликёре, видоизменявшемся севернее в десертное вино светло-зелёных тонов. Ниже сочным салатом сочился еловый лес, ближе ко мне переходивший в смешанный − с листвой цвета жареного картофеля. От него и до меня тянулась сплошная полоса белых, синих и фиолетовых цветов с крупными бутонами, до невозможности похожими на кремовые в праздничном торте; жирная, чёрная земля возле моих ног то и дело становилась шоколадной… Я проглотил слюну, отвернулся и завалился под тёплый валун, с головой закрутившись в плащ.
Ночь я провёл беспокойно, падая из одного полузабытья в другое. В полной темноте, когда не видно абсолютно ничего, нервная система начинает пугаться и требовать крышу над головой и четыре стены по бокам. И дверь с десятью засовами и подпёртую вдобавок изнутри чем-нибудь тяжёлым. А еще лучше гравитационный барьер вокруг. Вообще я так привык к силовой броне − в особняке, в гравилёте, на коне − что сейчас невольно ощущал себя голым, хотя и был кое-как одет. А походная плащевая ткань непроницаема даже для рубящего удара клинком − при обычной человеческой силёнке, разумеется. Звериных зубов, когтей и прочих жал можно было вообще не опасаться. Да и не обитало в этих местах зверьё. Кроме волков, пожалуй, но истинного волчьего у здешних особей было не более пятидесяти процентов. Про остальную половину, думаю, и сам господин Филиппов мало что знал.
Утро принесло хорошую, устойчивую погоду при высоком небе, укрытом ровным перьевым облачным одеялом. Напившись припасённой заранее воды, я ощутил неприятный привкус − хотя, возможно, и от пластика. Но в любом случае пора было свернуть немного правее к следующему полноводному ручью. Я постоянно сверялся со своей мысленной картой местности, и пока память меня не подводила.
Поднялся на очередной холм, спустился в распадок. Миновал его и снова потопал к новому холму. И замер, увидев на его пологой вершине всадника.
Он тоже меня заметил, но не трогался с места. До него было не свыше сотни метров.
Богатырь, разумеется, никого иного здесь быть не могло. Уж не послан ли Аггем вдогонку − добить?
Несколько минут (а может, час?) никто из нас не двигался. При подобной встрече в сторонку не уклонишься и мимо не пройдёшь. Даже будучи в равном положении. А при моём состоянии… Но лучше идти на рисковое свиданьице первому − достойней при любом исходе событий.
Похоже, неизвестный думал точно так же, потому как начал шагом спускаться. Но не прямо, а немного вбок. И лишь очутившись на одной высоте со мною, он резко развернулся и ускорил ход. Шагах в десяти от меня натянул поводья и немного сдвинул капюшон плаща назад.
Девушка! При обычном стрелковом оружии и с коротким ятаганом у бедра. На тяжело навьюченном кауром коне, явно готовом к дальнему переходу. Я глазам не мог поверить, потому как неплохо её знал.
Последний раз я её видел в начале года и не так далеко отсюда − низко пригнувшись, она пронеслась мимо на гнедом жеребце, дерзко подмигнув. Единственная, кто ослушалась прямого приказа атамана Тита не вступать в ближний бой и ввязалась в жестокую сабельную рубку сразу с двумя бойцами Аггея. И серьёзно ранила одного из них. Как после сама уцелела в рукопашной неразберихе, одни боги знают. Северные, наверное, их сфера влияния.
В спарринг-поединках, помнится, она была не столько умелой, сколько удачливой − возможно, из-за своей невероятной природной гибкости и подвижности, помноженной на прекрасную реакцию и скоростные переменные. И при характерной внешности, словно бы позаимствованной от пресмыкающихся. С широким «змеиным» лицом и при подобной же технике движений. Да и кличку имела соответствующую − «Медянка».
И глаза похожие: чёрные, немигающие, чуть ли не гипнотические, разве что без вертикальной черты в зрачке. Могла при желании вызвать у постороннего человека чувство нервного дискомфорта. Даже если просто стояла рядом и глядела в никуда, как при самосозерцании.
А сейчас она пытливо смотрела на меня в упор, явно не узнавая. Но спросила спокойно и почти безразлично: