— Кто ты?
Я молчал. А что мне сказать? Что я… блин, а кто я. Я… я…
— Не знаю.
Я помнил, что я потерял семью. Перед этим я узнал, что ублюдок министр зачем-то инсценировал свою смерть, и моя карьера телохранителя рухнула. И даже банк, в котором была в кредите наша квартира, тоже рухнул. Резко вся жизнь в ноль.
Ноль. Я усмехнулся. А ведь имя свое я не помнил.
Про странную сделку с каким-то Абсолютом, как его назвала моя невидимая собеседница, я решил не говорить.
— Я не помню, кто я, — пояснил я в ответ на испытующий взгляд Старого.
— Такое бывает, — проворчал с другой стороны телеги Торбун, — Сколько ты там провисел, неизвестно, Ноль.
— Мне было бы интересно узнать, как ты достиг силы тела, — задумчиво сказал Старый.
— Силы чего?
Тряхнуло, и я скорчился от боли, и прижал ладонь ко рту. Чуть не стошнило.
Вообще, была довольно странной смена отношения ко мне. То все ненавидели прямо, а теперь… Ну, терпят, и ладно.
— Ты проповедник. Но управляешься с оружием. Оружие — это путь воина.
— Да, и что там такого. Взял меч, да вперед, — ляпнул я, особо не раздумывая, — Я жить хотел.
Лицо Старого вытянулось, и он нахмурил брови, будто удивился моим словам.
— Знаешь. Возможно, ты и прав. Это звучит настолько же просто, как и безумно. Как любая истина.
Торбун громко заржал, совершенно не стесняясь взглядов воинов у других телег. Всем было интересно, что же так развеселило десятника.
— Какая-же это истина-то, Старый? А? — утирая слезы, проворчал Торбун, — Что, получается, любой ноль или стихушник схватит топор, и сможет зверя завалить?
— Да нет, конечно, — улыбнулся Старый, — Но и этот ноль не должен был защищаться, ведь так, десятник?
Торбун только крякнул.
— Да ну, чушь нулячья.
Я молча их слушал, и Старый заметил мой взгляд. Видимо, у меня в глазах было написано, что я ничего не понимаю, и он сказал.
— Видимо, совсем тебе память старый скорпион выбил.
Я пожал плечами и сморщился от боли. Тело и так было недовольно, что мы трясемся, а тут еще и собственные движения.
— Почему я ноль? — наконец спросил я.
Торбун снова заржал, да так, что непроизвольно заулыбались воины, шедшие у задних телег. Судя по их взглядам, им жуть как хотелось узнать причину такого веселья. Я узнал в одном из них того блондина, Кроммала.
— Старый, а, Старый? — весело крикнул десятник.
— Чего тебе? — недовольно буркнул знахарь, не видя причин для веселья.
— Почему я зверь? — спросил Торбун, и снова засмеялся, поглаживая лысину.
Я понял, что мой вопрос в это мире прозвучал слишком глупо. Это как у нас бы в мире ребенок спросил — почему я ребенок?
— Совсем памяти нет, — сказал я, улыбнувшись.
— Да, Ноль, память у тебя отшибло здорово, — холодно произнес Торбун, перестав улыбаться, — Иначе бы ты так просто со зверями не разговаривал.
Старый кивнул, глядя на меня:
— Да, тут десятник прав.
Я поджал губы. Мне только что указали на мое место, типа?
Но знахарь вдруг сказал:
— Небо дает меру, у каждого она своя. Нулевая, потом первая…
Я, вздохнув, посмотрел на небо. Тут все на нем помешаны, но надо подстраиваться.
Высоко, мелькнув в свете яркого солнца, пролетели три силуэта и унеслись далеко за горизонт. Длинные крылья, продолговатый корпус. Да это самолеты! Вот это скорость. Значит, тут есть технологии?
Я пытался подумать, почему самолеты не оставили белого следа, но меня отвлек голос десятника.
— Вторую ступень забыл, Старый! — рявкнул Торбун, и довольно добавил, ударив себя по груди, — Звери.
— Это и ребенок знает, Торбун.
Я слушал молча, пытаясь усвоить. Информации мало, но по интонации я понял, что первая мера — это тоже шлак. Нулевая-то понятно, я на себе прочувствовал. А вот эти все вокруг, насколько я понял, вторая мера.
Что это? Ранги? Чины? Звания? На ум пришли касты в Индии, помнится, даже в наше время там с этим проблемы. Здесь же особо над этим не задумывались.
Оно и понятно. Если ты зверь, то не тебе беспокоиться, что какие-то там первая и нулевая меры притесняются. Надо к вам сюда наших борцов за свободы заслать. Мигом тут разберутся, кто звери, а кто нет.
— ЩИТЫ!!! — вдруг заорал Торбун, и телегу тряхнуло, лошади встали как вкопанные.
Десятник оттолкнулся от борта и побежал куда-то вперед. Старый пригнулся, глядя вслед Торбуну, поднял перед собой посох, и выругался:
— Сраные Клыки! Зверье пустое!
У меня о знахаре сложилось другое впечатление, и услышать от него ругательство означало одно. Впереди какие-то серьезные проблемы.
Воины выхватили из телег щиты, вооружились копьями, и часть из них пронеслась вперед, мимо нашей повозки. Один из воинов чуть сбавил ход, я узнал в нем Кроммала. Пробегая мимо, он глянул на меня и крикнул, ухмыльнувшись:
— Смотри, Ноль, не сдохни.
Глава 4. И снова смерть
Когда через несколько секунд раздались звуки битвы, я примерно понял, что произошло. Звон клинков, крики воинов — на нас явно напали.
Радовало, что меня окружали крепкие ребята — я до сих пор поражался комплекции Зеленых Скорпионов. Древние викинги и то, наверное, ребятишками покажутся. Каким надо быть идиотом, чтобы напасть на таких монстров?
Я взглянул на Старого. Лошадь под ним нервно танцевала, а знахарь, подняв посох, что-то шептал. Его губы двигались, но слов не было слышно, зато вскоре от посоха стало разноситься едва видимое свечение. В солнечном свете и не разглядишь.
— Нулячья мера-а-а! — Старый испуганно дернулся.
Через миг в голову лошади воткнулась тяжеленная стрела, с легкостью пробив лобную кость. Конь даже не успел заржать, а сразу, издав слабый хрип, завалился в сторону повозки. Старый, поразительно ловко перескочив ко мне в телегу, перекатился по мешкам, и, вскочив на карачки, сплюнул:
— Оружие трусов!
Он так и пригибался, но посох держал высоко, продолжая что-то шептать. С навершия, напоминающего жало, снова сорвалось зеленоватое свечение, будто светодиод пытался пробиться через дерево.
Я попытался перевернуться, неловко работая локтями, ведь битва проходила за моей спиной, и короб не давал ничего увидеть. Все тело отдалось болью. Мимо просвистели еще стрелы, и знахарь, выругавшись, прижался к мешкам. Гулко стукнуло, и прямо у меня перед глазами из короба появился наконечник.