— Ну, валяй. Жги, прохфессор.
Юр-сан и «зажёг»:
— Однако, устройство их гнезда напоминает муравейник. У каждой особи свои обязанности и права, одновременно с этим — особое обличие и возможности. Сирин — что-то вроде интеллектуального дворянства у стерв. В устройстве их общества — уровень, совмещающий в себе обязанности интеллигенции и бояр. По идее — сословие меж средним и высшим классом. В воинском деле — ни черта не стоят, хрупки и уязвимы, но более других способны к гипнотическим воздействиям. Далее следуют Гамаюны — глашатаи личной воли Королевы и её внебрачных подруг. Выше Алканосты — что-то вроде генералов и телохранителей. Ну, а выше только — подруги Королевы. И, если нам повезёт, то с ними мы не встретимся. На вершине пирамиды Королева, она же птица-Рарог или жар-птица — матка Гнезда. Вот такая петрушка…
— И?..
— Однако, стервы будут мстить за Сирина, — пожал он плечами. — Яромир, во всяком случае, уже ждёт подхода воинов из гнезда.
— А… — Медведев опешил, — а мы с кем схлестнулись?
— С охотниками, — пояснил Юрий, — всего лишь с охотниками. Их называли в древности Скопами. Нижний уровень, чуть выше работников-моголов. Воины-Магуры заточены под бой на уничтожение, а не под такие хаотичные облавные действия. Видимо, взять нас гнезду важно, а воины успеть к началу не могли, вот и собрали тех, кто был поблизости, чтобы смогли перехватить и задержать.
— Да… ситуёвина. — Медведев снова приподнялся на локтях и осмотрелся. Тэра с непрошибаемым спокойствием занимались лагерными делами. Только иногда косились в сторону молчаливого Ведущего. Тот всё ещё горевал по Талику.
— Нам не позавидуешь, да…
— Пробьёмся, — хмуро ответил он. — Что ты ещё узнал?
— Ну… Тэры не особо болтливый народец. Сами ни о чём охоты говорить не имеют. А я пока и не определил круг вопросов, ответы на которые могли бы помочь полнее составить картину происходящего, но…
— А покороче? — поморщился Михаил.
Зубров откинулся на камень и сощурившись на снег, бледными кометами чертящий пространство домена, подставил под колкие шлепки лицо. Уголки губ приподнялись, но на улыбку выражение походило слабо.
— Яромир связался со своими, доложил обстановку. Пока никто не воспылал энтузиазмом прислать нам подмогу.
— О-па-на… — севшим голосом отозвался Медведев и рывком сел. Юрий не отреагировал, продолжая так же безучастно:
— Мы оказались далеко за нейтральной зоной. На территории стерв, но не особо-то обжитой. Считай, по нашим меркам — «глушь, Саратов». Десант воинов сюда ещё может пройти незамеченным или объяснимым, но вторжение магов, которые могли бы нас вытащить, вызовет заметные возмущения на границе, а это уже — конфликт, грозящий перерасти… сам понимаешь…
— Угу, — Медведев потёр лицо, посмотрел на ладонь — в неярком свете лоснилась в разрезах плёнка новой кожи. — Значит, выбираться самим…
Юрий не ответил.
Михаил же всерьёз задумался о том, что сны на пятницу считаются «в руку». А сейчас до зуда меж лопатками вспомнилось, что снилось… Изба — не изба, может и гостиница в старорусском стиле, а может и просто допотопный домишко каких-то родственников на седьмой воде с киселя. Жена — Наташка — в сарафане, и с сотовым телефоном на пояске. Люлька под потолком, а в люльке младенец пищит. В комнату заходят люди. Разные. Живые. Мёртвые. Знакомые и неизвестные. Кланяются Наташе, подарки подносят, словно волхвы. А она дары степенно принимает, складывает рядом с детской кроваткой. А возле кроватки сидит Зубров. Растерянный какой-то, ласковый и умилённый. Словно он — отец новорождённого. А сам Медведев смотрит из угла комнаты и никак не может вырваться к людям. Словно в паутину влез. Из хорошей лески… Сон в руку?
— А это, видимо, к тебе, — привлёк внимание Юра-сан.
Медведев вскинулся. Действительно, к нему. Воин, не сумевший оборонить Талика, тяжёлым шагом, вдавливая снег в каменную крошку, подходил ближе. С момента потери подростка-мага, его телохранитель сильно изменился, за час постарев и опустившись. Покатыми плечами и неподнимаемым взглядом он стал сильно отличаться от других тэра, оставшихся и после серьёзной схватки с потерями, пусть и потрёпанными, но спокойными и уверенными. Подошёл. Не глядя на «Пресветлого», опустился, вдавив колено в каменную мешанину и не заметив боли, сложил руки на бедре и в ожидании склонил голову.
Медведев хмуро оглядел коленопреклонённую статую, на чёрной вязаной шапке и сером анораке, которой уже пушился белым слоем, выделяя контур на фоне перечёркнутого снегопадом неба.
— Ну? — мрачно поторопил Михаил. — Говорить будем или это игра такая? Типа, угадайка?
Воин головы не поднял, глаз тоже. Но заговорил сразу:
— Пресветлый, ведущий тур Яромир дал мне в послушание вашу жизнь, — и добавил суше и тише: — Если примите.
Михаил досадливо поморщился: говорят на одном языке — русском, — а понять тэра сложно. Обернулся за помощью к Юрию. Тот задумчиво рассматривал склонённого тэра, но на взгляд друга отреагировал сразу:
— Ему приказано защищать тебя до смерти — его или твоей. Первое предпочтительнее. Если, конечно, ты не погнушаешься того, кто уже однажды упустил жизнь хранимого, и возьмёшь его в стражи, — безучастно «перевёл» Зубров.
На последних словах тэра заметно подобрался. Словно пружина сжалась. Хотя казалось — куда уж сильнее!
Медведев тоже напрягся — скажи Юрий ещё что-то о потере тэра и тот взорвётся. И чем это закончится — один бог знает. Но Зубров благоразумно молчал.
— Как зовут? — повернулся Михаил к тэра.
— Святослав.
— У вас у всех имена такие… из древнерусских?
— Это не имя, прозвище. Имена скрыты. Наша школа относится к Славянскому Сходу, в ней приняты прозвища родины, — сдержанно ответил тэра. Глаз он так и не поднял. Возможно, в силу принятого в среде тэра этикета, возможно, потому что служба на чужого «Пресветлого» не радовала.
— Ладно, — решился Михаил. — Раз Яромир сказал — так тому и быть! Главное — не мешайся под ногами.
Святослав, наконец, поднял голову. Посмотрел он, впрочем, не на «пресветлого», а на Зуброва:
— Назовёшь равным? Или такой великой милости можно не ждать?
— Сначала покажи себя, сирота, — покачал головой Юрий.
Тэра поднялся с колен:
— Сумей увидеть, Светлый.
Когда он отошёл и пристроился невдалеке, сев в полоборота, Михаил расслабился. Ещё оставалось напряжение от уверенности, что двое сцепятся, но уже стало понятно, что миг возможного столкновения миновал и теперь потянется долгое время тяжёлых трудных взаимоотношений.
— Что ему было надо от тебя?
— Равенство.
— Не понял.
Юра-сан вздохнул и потёр замёрзшие щёки. Взгляд сделался, как у старого сенбернара — мол, когда же все от меня отстанут?
— С точки зрения тэра, «зам» — это очень серьёзное звание. Второй после бога. Масса привилегий. Но дело даже не в них. Совсем не в них! У зама есть то, что тэра ценят больше всего… Возможность быть в духовной близости с Пресветлым. Втыкаешь?
— Нет.
Медведев, с трудом преодолев сопротивление тела, скинул спальник и пересел ближе к другу. Исподлобья быстро оглядел домен. Вокруг не было никого, кто бы заинтересовался негромким разговором.
Юрий же сгорбился, свёл широкие ладони между колен, зажал, пытаясь согреть. И, прикипев взглядом к подрагивающим белым пальцам, начал говорить, равнодушно, монотонно.
— Для тэра не существует дружбы как таковой. Существует звание — «друг». Это как работа, должность, а у некоторых и профессия. Вон, у Маугли твоего, например. Профессиональный младший друг. Беседу поддержать, в работе помочь, спину защитить, знаниями снабдить, по работе подсуетиться, а при необходимости, и собой закрыть. Таких, как Всеволод, мало, и ценятся они на вес золота… — Зубров мрачно рассматривал свои руки и говорил в них тихо, словно боясь, что излишне громкое слово выплеснется из ладоней и, разлетевшись брызгами, станет доступно всем. — Просто жизнь у тэра не такая, как у людей. Совсем не такая. Кому фартит, тот живёт при храмах-школах. Условия спартанские, конечно, но зато не надо спать с оружием в руках — там все свои. А тот, кто живёт отдельно, да ещё и с задачей постоянной, тем стабильные отношения ни с кем не создашь — есть опасность оказаться по разные стороны баррикад. И не только в противостоянии «тэра-люди», нет… Каждая школа воюет с другими школами. Постоянное противоборство — одно из условий сохранения воинской традиции и должного уровня подготовки воинов. Вроде как смертельная тренировка каждый день. Так и получается, что связываться — дружить, создавать семью, учиться, по сути, можно только со «своими», да и то — с оглядкой. Стабильности в таких связях нет — воины не отвечают за свои жизни. Они все — части Школы, подчинённые её целям. И в их традиции связи существуют только по связкам учитель — ученик, командир — боец, муж — жена. Им проще входить в ту иерархию отношений, что выстроена внутри Храмов. Она древняя, и не отходит от тех традиций, что давали Храмам выжить в тысячелетних сражениях.
— Не понимаю. В команде для хорошей работы все должны быть товарищами. Иначе команде настаёт капут.
Юрий посмотрел искоса, и тут же, скрывая взгляд, огляделся и снова упёрся в ладони.
— Дружба, по определению, это — дружинная связь. Суть её в боевом товариществе, в негласном договоре о взаимопомощи. В этом договоре все стороны равны. И у тэра такое есть. Но во всём, что касается служения — всё жёстко: есть старший и есть младший. Младший рискует жизнью за старшего как за наиболее ценного. Старший проявляет заботу о младшем в мирной жизни. Вот и все договорённости. Старший может набрать себе столько младших, сколько способен вести за собой. Младший может служить только одному старшему.
— Что-то мне это напоминает… Сёгун и самураи?
Зубров кивнул.
— Тэра воспитаны в послушании, и нет большей радости, чем осознавать, что служишь действительно своему старшему, своему до мозга костей — думающему, говорящему и поступающему, как ты бы делал это, будь умнее и сильнее. Это сродни восторгу служения монарху, являющему мудрость, смелость и справедливость. Сродни вере в отца и трепету перед кумиром. Одно из сильнейших чувств. Поверь, оно действительно зажигает сердце изнутри и даёт то чувство справедливости и спокойствия, которых подчас не хватает людям в жизни…
— Понятно.
В дальней части домена, где расположился Яромир, шло совещание — возле своего тэга-старшего присели трое пожилых воинов тэра. Задумчиво рассматривали брошенную в центре карту, наклонялись друг к другу, чтобы неторопливо высказываться и степенно покачивали головами. Один из тэра — старик едва ли не за пятьдесят, — почёсывая седую щетину и косясь в сторону людей, высказывал что-то Яромиру, и тот, склонив голову, внимательно выслушивал.
Юра-сан продолжал:
— Святослав просил у меня равенства. То есть — быть тебе младшим, подобным мне. Если я соглашусь, он будет просить у тебя младшинства. Если нет — он вынужден будет стать младшим мне. А это для того, кто ходил под сильным ведущим не лучшая доля. Ты не смотри, что он служил пацанёнку. Возраст, ведь, сам знаешь не мерило мудрости и силы… После Талика служить мне для Святослава будет мучительно.
— Нда. Запутанно у вас…