Сердце щемило. Небо снова заменил каменный потолок. Однако через четверо суток или около того меня наконец-то снова выпустили наружу. И за это время я совершил немыслимое — вылечил всех тяжело больных и нарубил руды, казалось бы, с настоящую гору. Я ощущал себя так, как если бы настрадался на три жизни вперёд. От тяжёлой физической работы мои пальцы беспрерывно дрожали, спина не могла до конца разогнуться, а сам я похудел на казённых харчах, наверное, вдвое. На поверхность вместо меня вышел призрак, чес-слово! Я ощущал себя невесомым осенним хрупким листом, который почему-то держится на земле, а не улетает за лёгким ветерком в небо…
Эх, вот бы мне также беззаботно улететь!
Конвоир довёл меня до крошечного хлева, который числился моим новым домом, и остался на улице. Сам я вошёл внутрь, хотя долго не мог переступить порог, ибо, открыв дверь, увидел, как поодаль на траве лежит обезглавленное тельце неправильного котёнка. Я никак не мог отвести от трупика взгляд и почему-то думал об Элдри. Хотя причём тут она? Сдох-то котёнок. Пока Рика не было, некая кошка, собака или крыса решили поохотиться. В его отсутствие они поразвлеклись игрой и даже не подумали съесть мясо, чтобы хоть как-то оправдать свой жестокий поступок. И вокруг маленького уродца вились мухи. И за порогом моим вились мухи…
Бессмертные мерзкие мухи!
— Я не могу тут жить. Дайте мне другой домик! — жалобно, но так тихо, что и сам себя едва слышал, заныл я.
— Чего застыл? Давай внутрь! — тут же гаркнул конвоир. В руках он уже держал замок, чтобы поскорее запереть за мной дверь.
— Там мухи. Я их боюсь. Они меня искусают!
— Какие на хер мухи? Живо пошёл!
Он подтолкнул меня в спину. Выбора, кроме как идти вперёд, не оставалось, но, зайдя внутрь, я всё равно обернулся и постарался скорчить жалостливую рожу. В моем нынешнем состоянии это было не сложно. Однако служивый хладнокровно окинул меня тем же равнодушным взглядом, что и внутреннее убранство, да закрыл дверь. Я тут же дотащился до кровати. Мною овладела отвратительная усталость. Такая, что мне было уже порядком наплевать на рой гадких насекомых. Я наконец-то мог вытянуться в полный рост хоть на чём-то тёплом и относительно мягком. Так что я незамедлительно рухнул на гнилой матрац и закрыл уставшие глаза.
***
Никогда не любил просыпаться под кукареканье, но, поверьте, под жужжание мух это ещё хуже. Так что первым делом я не открыл глаза, а от всей души выругался вслух и искренне пожелал всему живому в Озриле сдохнуть самой мучительной смертью как можно скорее. Затем откинул в сторону рваное одеяло, стряхивая тем с себя особо наглую сотню гадин, да сел, пряча лицо в руках.
За что мне такое? Треклятье! Треклятье!!!
Всё тело ломило. Глаза слипались. Состояние было подходящим только для того, чтобы снова лечь в постель и досмотреть жалкие пугливые сны, но я знал, что от такого отдыха будет мало толка. А потому встал да поднял с пола дневник Бронта, брошенный туда Риком несколько дней назад. Мой предшественник явно был безумен, но безумен расчётливо. И мне было интересно покопаться его трудах, хотя некоторые страницы погрызли мыши, местами бумагу повредила сырость, а где-то, как я и говорил господину Грегору, самому не понятно было, о чём могла идти речь.
— Подъём! — с силой забарабанил некто в дверь, едва я вчитался и перелистнул третью страницу. — А ну на выход!
Угу. Если опять копать, то из Озриля я выйду только вперёд ногами.
— На выход тебе сказано!
Пришлось отложить записи, но никак не мысли. Собственная смерть показалась мне очень близким событием. Ведь кто знал, когда там Данрад вернётся? Быть может, и не вернётся, признав правоту Данко. А я всегда был деятелен по натуре.
… Как тут не подумать о спасении своими собственными силами?
— Шевелись давай!
— А я что делаю? — тихо огрызнулся я, но всё равно получил тычок.
Нет. Определённо, думать было приятнее, чем говорить… Итак, думы мои думы. Как внушить окружающим меня дикарям, что необходимо хранить да беречь моё тело? Вопрос важный и актуальнее некуда. Но, увы, хорошо внушал я людям, как жизнь показывала, только желание покромсать меня на части.
— Ты псих, что ли?! — вдруг дёрнул меня за плечо конвоир.
Я словно очнулся и нелепо захлопал ресницами. Едва не врезался в стену, оказывается.
— Нет.
— А, по-моему, ты псих!
…А что, кстати? Псих это очень даже. Лишний раз к сумасшедшим не лезут. Они сродни прокажённым. Да и опыт у меня есть.
— Ты рехнулся никак?!
Бойкий мальчишка с едкими зелёными глазами, выкрикнувший эту фразу, был старше меня года на три. В то время столь скромная разница являлась существенной. Он выглядел значительно выше и сильнее меня, а потому не стеснялся наглеть. Ему нравилась роль задиры и подстрекалы. И он был лидером. Вокруг меня уже столпились его товарищи. А сам я оказался абсолютно один. Пусть меня и признали учеником, но друзьями я так и не обзавёлся.
Хотя, наверное, и вероятные друзья не пришли бы мне на помощь. Сейчас я понимаю, что действительно был виноват. На простой тычок зачем-то выхватил из охапки дров, что нёс, полено да со всей дури ударил им обидчика по голове. В результате из рассечённого лба мальчишки кровь струйками шустро потекла по лицу. Да, мне определённо следовало отреагировать тогда по-другому, но слишком свежи ещё были в моей памяти воспоминания детства, проведённого на внешнем дворе. В собственную неприкосновенность я пока так и не поверил. Вот и вёл себя самым привычным способом.
— Конечно, он псих! Он бешеный. Бешеный! — завопил кто-то, довольно подпрыгивая.
— Бешеный! — поддержали остальные.
Раненый мной нахал провёл по своему лицу рукавом, чтобы утереть кровь, и, скалясь, приказал:
— Ату его! Ату!
Мальчишки и девчонки послушно окружили меня, как стая волков добычу. Я был одним из самых младших детей на потоке, а потому легко осознал, что с такой оравой никак не справлюсь. Вот оно — конец. Ещё немного и всё. Но жизнь распорядилась иначе. Неожиданно раздался истошный девичий визг. Все мы вздрогнули и повернулись на источник звука. А там, на возвышении, стояла Эветта и прижимала к себе таз с грязной водой. На миг она замолчала, а затем поставила таз на землю да закричала во всю глотку, указывая на нас пальцем.
— На помощь! На помощь! Драка!
Подобное представление не могло не привлечь внимания взрослых. Поэтому окружающее меня кольцо резко утратило прежнюю агрессивность.
— Что здесь творится?! — требовательно осведомился подоспевший мэтр и пристально поглядел на окровавленного черноволосого мальчишку.
— Ничего, — буркнул тот. — Я споткнулся и ударился головой об упавшее полено. Эта дура зря завопила.
— Так всё и было? — сурово оглядел маг остальных.
Все как один ответили согласием. И нет. Не меня они жалели. Понимали, что тогда я расскажу про тычок, и может пострадать их товарищ.
— Простите, — абсолютно спокойно сказала, подошедшая ближе, Эветта. — Мне показалось, что они намерены драться. Я ошиблась.
— Ваша бдительность похвальна, — не стал ругать девочку мэтр и ткнул пальцем в ушибленного мной нахала. — Идём со мной. Ты серьёзно рассёк лоб, рану надо стянуть.
Они стали уходить. На прощание мальчишка обернулся и смерил меня холодным змеиным взглядом, не предвещающим ничего хорошего. Прочие ученики тоже отправились выполнять свои обязанности. Они шушукались и с гневом косились в мою сторону. Но я не реагировал. Молча продолжил поднимать оброненные поленья.
В Чёрной Обители меня ненавидели. Все. Я знал это.
— Почему ты его ударил, Арьнен? — спросила Эветта, начиная мне помогать.
В Чёрной Обители меня ненавидели. Все. Я знал это.
… Кроме, почему-то её.
В свои нынешние годы я прекрасно понимаю, почему сблизился с этой девочкой. Она единственная была добра ко мне и принимала как есть все мои глубокие недостатки. Кроме того, она умела хорошо читать, а я от этого благоговел. Подобное казалось мне большим чудом и магией нежели то, чему я должен был научиться по итогу. Это намного позже, когда я сам начал блистать в учёбе, то с лёгкостью забыл, как только умеют забывать всё важное дети, о своём прежнем трепете. Но в первые пару лет ученичества Эветта казалась мне неким совершенством, знания которого надо впитывать. Я примерял каждое её действие и слово на себя, как чужую одежду. Повторял, пусть и коверкал всё. Менялся. А она всенепременно поддерживала и хвалила меня, невольно тем взращивая не только мои нынешние привычки, но и моё огромное самолюбие.
И всё же я до сих пор не могу понять, что её-то подтолкнуло со мной сдружиться!
Что?
Это ведь у меня не было иного выбора, кроме как полюбить её. Больше мне было некого любить.
…Больше некого было любить.
А я взял и убил её.
Точка.
— Почему ты его ударил, Арьнен? — спросила Эветта, начиная мне помогать.
— Так надо.
— Нет, ты не прав. Не надо было так.
— Не надо? — я положил поленья в специальный ящик, отряхнул руки от налипшей коры и удивлённо поглядел на девочку, прежде чем начал высасывать из пальца занозу.
— Они тебя за опасного безумца принимают, а потому и пытаются избавиться как могут. Веди себя спокойнее. И станешь просто изгоем. Как я.
— Он толкался.