— Пусть расстояние тут измеряется в метрах, а зона моего восприятия будет ограничиваться выдуманной сферой!
— Боевые программы допроса могут использовать бесконечность, чтобы тратить психическую силу допрашиваемых, но я придумаю себе уютный кокон — яйцо, и начну с малого. Благо, времени у меня много.
Как только я подумал о времени, оно начало течь.
— Стоп! Пусть время не течет. Пусть в этом мире внутри сознания времени не будет. Так я смогу вернуться на Фаэтон максимально быстро.
— Что есть время? Если время тут нелинейно, могу ли я шагнуть во времени веред или назад? И самое главное — могу ли я шагнуть по времени вбок?
Моя сфера появилась вокруг меня в месте, где сознание и восприятие реальности были связаны. Ненавязчивый белый свет тек изнутри меня и отражался от сферы. За бортом текло время. Я договорился со своим сознанием, и оно воспринимало время как плоскость, как гладь текущей реки — текущей для всего материального. Временная гладь текла куда-то вдаль. Текла быстро. Я оглянулся и осознал, что время похоже на океан. Это не была плоскость, это был целый пласт многочисленных реальностей событий. И чем сильнее текло время, тем ярче были эти события.
— Но могу ли я заблудиться во времени в бесконечной вселенной вероятностей?
— Да, определенно могу. Пусть сфера со мной внутри закрепится за материальной точкой. Станет такой точкой планета, именуемая Землей.
Океан времени уменьшился и стал конечен. Кроме того, он стал иметь начало. Теперь это действительно походило на крупную глубокую реку. Если в реке воду можно измерить литрами и тоннами, то тут время можно было измерять часами, веками, тысячелетиями.
— Как далеко я зашел во времени, пока не разобрался, что есть я? Создать «зеркало».
— Сфера, что есть я?
Сфера отзеркалила мое изображение, и я не увидел ничего. Я — самосознающее ничто. Но для простоты самоидентификации я принял форму серебряного шара. Серебряного шара внутри светлой сферы, зависающей над материальной точкой, неповинующейся течению времени.
— Я хотел бы с ним поговорить, — прозвучал голос за пределами моей сферы.
— Боюсь, это невозможно в данный момент. Пациент под нейролептиками, — отвечал уже знакомый мне голос программы допроса.
— Это не существенно. Вот распоряжение о переводе Стальнова в ведомственное спецучреждение. Что он вам говорил?
— Его случай интересен, но не уникален. Пациент считает себя солдатом некой планеты Фаэтон. В своей шизофренической парадигме он воюет с рептилиями и боевыми программами, как фильме «Матрица».
— Так в чем же интересность случая? — давил незнакомый голос.
— В том, что пациент в своем выдуманном мире не уделяет себе уникальной роли: не спасает мир, не является носителем благой вести… ну, вы понимаете?
— Понимаю. Но я хочу, чтобы вы тоже понимали — все, что он вам говорил, попадает под гриф секретности.
— Наполеона или человека-ракету не хотите засекретить? — парировала с улыбкой боевая программа.
— Это не мое решение, и не мне его оспаривать. В документах распишитесь, мы заберем его сегодня.
Меня аккуратно перенесли с места моего физического покоя на место, которое передвигалось, и куда-то везли. Везли в основном молча.
None
Глава 3. В матрице
Веки были очень тяжелые, изображение двоилось. Я принял сидячее положение, найдя себя в комнате, где все стены — от пола до потолка — были обклеены цветными фотокартинками. На фотографиях были изображены лица, сгоревшая техника, разрушенные города, горы и какие-то пометки на русском языке. Я понимал его, но разбирать рукописные каракули не было сил. Особое внимание приковывал воткнутый на половину длины лезвия нож. Воткнутый в изображение человека с головой козла, сидящего в медитативной позе.
Я не был связан и впервые за пару недель не находился под препаратами, давящими мое сознание. Новая комната была интересна, но меня тянула к себе дверь — довольно хлипкая для того, чтобы кого-то удержать против его воли. Я дернул за золотистую ручку — дверь не поддавалась. Тогда я прислушался к своему сознанию и легонько толкнул. Со скипом дверное полотно отворилось. Коридор с искусственным освещением был заклеен бумагой с повторяющимися рисунками каких-то растений. Моя комната находилась в самом конце коридора, коридора в котором было еще семь таких же дверей. Не спеша я крался к винтовой лестнице, до которой по ощущениям было шагов двадцать.
Я почти добрался до своей цели, как меня остановил шум булькающей воды. В конце коридора, в его правом ответвлении располагался холл с мягкими диванами и стеклянным столом в центре. В одну из стен была вмонтирована панель с углублением и вентильным краном, из которого текла вода. Я крадучись вошел в холл. Примитивное устройство подачи воды манило меня из-за внезапно открывшегося чувства жажды.
— Руки вверх! — прозвучало сзади.
В мою спину уткнулось что-то твердое, и я послушно поднял обе руки вверх.
— Адреса, пароли, явки!? — задал вопрос грубоватый, но почему-то знакомый голос.
— Лучше сразу меня убей, потому что я тебя нихрена не понимаю, — выдавил я.
— Да что б тебя, Илюх… — протянул человек, который был сзади. — Когда у тебя чувство юмора появится?
На мое удивление из-за моей спины вышел по пояс обнаженный Базиль с зубной щеткой во рту. Не поворачиваясь ко мне, Базиль продолжил чистить свои зубы.
— Базиль, ты-то тут как? — собравшись силами, спросил я.
Базиль повернулся ко мне, опустив руки вниз и оставив зубную щетку торчать во рту. Немного подумав, он повернулся обратно для того, чтобы сплюнуть чистящее вещество и прополоскать рот водой из-под крана.
— Я вижу, день десантника прошел у тебя хорошо? — в голосе Базиля чувствовался сарказм.
— Базиль, ты — либо симуляция, либо тебя тоже поймали и заточили в эту тюрьму для сознания, — рассуждал я вслух.
— Илюх, хорош гнать. У нас сегодня боевой выезд, а ты нафигачился и в дурку угодил. Олег Федорович по головке не погладит.
Улыбающееся лицо Базиля сменилось серьезной миной. Было очевидно, что он не помнит ничего. Что симуляция поглотила их, и этот мир стал для Базиля реальностью. А может это не Базиль, а программа считывает с меня информацию и проецирует для меня доверительные образы?
Я сел на мягкий диван, внимательно разглядывая Базиля.
— Будешь?
Базиль достал из холодильника серебряную банку и метнул ее мне. Гормоны впрыснули в кровь. Время замедлилось. Я уклонился, а банка шлепнулась на диван. «Крюгер, пиво Золотистое» было написано на ней. Я медленно поднял серебристый, наполненный жидкостью цилиндр.
— Так, братка, рассказывай, что с тобой происходит?
Базиль сел напротив меня, открыв банку пива прямо над стеклянным столом.
— Для начала скажи, как ты считаешь, тебя зовут? — спросил я, отложив банку на стол.
— Нифига тебя накрыло… я Боря! — проговорил Базиль, отхлебнув большой глоток из банки.
— Ты программа или человек? — задал я интересующий меня вопрос, уже зная ответ: какая же программа признается, что она программа.
Базиль не ответил, только пил, пил с широко раскрытыми глазами.
— Ну, теперь твоя очередь, — осторожно предложил Базиль.
— Я — второй бортстрелок флота Фаэтона, Кай-Клавий Гиллиус, — машинально отрапортовал я.
— Очешуеть! — удивленно пробормотал Базиль.
В комнате нас стало четверо. Все, кто собрался тут, были прикованы взглядом ко мне. Тут же был и ранее упомянутый Олег Федорович. Седой мужчина крепкого вида и неопределенного по меркам Фаэтона возраста был как две капли воды похож на Окуса-Файуса.
Но этот день принес мне еще одну странную новость — к нам в комнату по винтовой лестнице спустилась Лика. Матрица этой реальности придумала ее образу имя Анжелика из семьи Довгалюк. Я не переставал удивляться, но старался не подавать вида, что нахожусь в смятении, ведь цель вредоносной программы — качать из меня силу, выводя на эмоции, и выведывать секретные директивы. Программа давала понять, что Лика и Базиль состоят в отношениях, что было невозможно на Фаэтоне — слишком большой разбег в классах. Но тут ЛикаДаонис (точнее Анжелика Довгалюк) стояла позади Базиля (или, правильнее сказать, Бориса), положив ему руки на плечи, и с удивлением и сочувственной улыбкой смотрела на меня.
«Возможно», — подумал я, — «программы внутри матрицы и не знают, что они программы. Возможно, они живут тут своей тяжелой программной жизнью».
— Я вас всех знаю. Мы вместе с вами воевали в реальном мире, — разбавил я нависшую тишину.
— Еще бы тебе нас не знать, — хмыкнула Лика. — Хорош играть в амнезию! Скажи честно, мол, нафигачился, как свинья. Простите! Как всегда соври, что последний раз.
— Я его щаз из амнезии выведу, — улыбнулся Борис. — Скажи Илюх, я же тебе никаких денег не должен?
— Мне ты ничего не должен. В реальном мире ты мне пару раз жизнь спасал, так что, получается, это я у тебя в долгу. Вернее, не у тебя, а у твоего реального прототипа, — сказал я. — Сейчас я вам докажу, что ваш мир — программа.
Я протянул руку в сторону дверцы морозильной камеры и мысленно скомандовал: «Обратная тяга щитов на левую руку. Тянуть!». Дверь холодильника поддалась и открылась со чпокающим звуковым эффектом. Но, казалось, это никого не удивило.
— Сейчас я лежу в капсуле, подключенный к программе, имитирующей весь ваш мир, — объяснял я. — И программа выполняет мою реальную команду: «тянуть на себя гравитационными щитами» в виртуальном — то есть вашем мире — хоть я и нахожусь тут не в эко-костюме.