Элика пренебрежительно усмехнулась. Вывела систему атаки на большой экран, подсветила цель, отозвала зонды. И выпустила кинетическую торпеду.
Кинетический заряд не должен лететь слишком быстро — тогда он прошивает цель, словно не замечая ее, и начинка не успевает взорваться. И не слишком медленно, тогда импульс низок и есть вероятность, что защита сможет отразить нападение. Километровую цель торпеда со скоростью в сотую световой пролетает насквозь за тысячные доли секунды, и этого вполне достаточно.
Результат попадания мы смотрели в замедленном режиме.
Вот метровый цилиндр возникает перед оболочкой эсминца, уже разогнанный до нужной скорости, и немного корректирует курс, проходит десять тысяч километров до цели, входит в зону, где кварковые батареи не работали, и в этот момент октаэдр раскрылся, словно цветок. Черное щупальце далеко за гранью возможностей живого существа схватило цилиндр и будто отправило в пасть. Шевелящаяся черная масса чуть вздрогнула, когда сработал заряд, но целостности своей не потеряла — ее было отлично видно сквозь разошедшиеся стенки корабля. А потом октаэдр закрылся как ни в чем не бывало, и на это потребовалось ему несколько сотых секунды.
— На такой корабль, как наш, этой ракеты маловато, но вот десантный бот разлетелся бы на атомы, — задумчиво проговорила Элика, отправляя две торпеды с разницей в несколько секунд.
Корабль пришельцев, игнорируя инерцию, успел сожрать первую ракету, сомкнуть грани, снова их раскрыть и поймать вторую.
— Теперь три, — предположил Кир.
— Нет уж, — Элика покачала головой. — Чтобы пополнить боезапас, придется найти подходящий астероид с нужным набором минералов, а кто знает, что нас ждет дальше. Кварковые торпеды гарантированно разнесут этот кусок дерьма, но они ведь там не взорвутся, да?
— Есть такая вероятность, — согласился я.
— Ну что же, я попробую, но нам придется задержаться в системе на некоторое время, — предупредила красавица-пилот, поглядев на меня исподлобья. Я намек понял, но подмигивать не стал.
Эсминец чуть загудел, раздвигаясь — два овала оторвались друг от друга, образуя промежуток в несколько метров. Только центральная часть осталась на месте. Подключился резервный реактор, потом запасной, гудение стало громче, так, что вибрация ощущалась. А потом от корабля отделилась светящаяся капля диаметром в несколько метров и неспешно полетела в сторону врага.
Примерно за минуту капля достигла октаэдра, обтекая его поверхность тонким слоем. Ни зона отчуждения, ни попытка вражеского корабля удрать не были помехой. Луч прервался, энергетическая жидкость, иначе не назовешь, засветилась всеми цветами радуги, и пошла волнами.
— У нас и это есть? — восхитился Кир.
— А что это? — капральша была явно не в курсе передовых военных технологий, так же, как и мы все, ну кроме этих двух лейтенантов.
— Гравитационный ми-деструктор, — словно нехотя, объяснила Элика. наслаждаясь нашим удивлением, — секретная разработка, между прочим, твоей корпорации, Павел, вместе с еще одной компанией из Урука. Сама первый раз вижу, как она работает на таких больших объектах. Сейчас, ей надо одну-две минуты, не больше.
Пашка только руками развел, мол, не в курсе. Не удивлюсь, если всем в его семье заправляет жена. Нет, даже так — уверен.
Меж тем волны стали сильнее, кое-где превращаясь в небольшие водовороты. Они проникали внутрь цели совершенно беспрепятственно, словно не было переборок, стенок, защиты и прочей чепухи, защищающей октаэдр от повреждений. Сам корабль пришельцев тоже пошел волнами, оболочка словно сминалась складками.
— А вот сейчас, — проурчала ком-лейтенант, — как…
Казалось, кто-то ударил по шарику воды битой — вся эта конструкция разлетелась на мелкие кусочки, но они не отлетели далеко друг от друга, а собрались обратно, как будто гигант лепил снежок. Сжал его посильнее. Еще. Через десяток секунд от километрового октаэдра остался маленький комочек, буквально в несколько сантиметров — зонды приблизили изображение, видно было, как пыль вокруг комочка собирается в диск.
— Нейтронная звездочка, — Элика была явно довольна результатом. — Как назовем? Она тут еще несколько миллионов лет будет крутиться, пока не соберет достаточно материи, чтобы стать пульсаром. Или в черную дыру превратится.
— И так будет с каждым, — зачем-то добавил Пашка. И кулаком погрозил.
— Погоди, — я похлопал ладонью по панели, — что-то не пойму, то у нас не было энергии, чтобы станцию оживить, а тут вон какой резерв ухнули, могли бы просто раздолбать эту тварь чем-нибудь. Нет, ты смотри!
И все посмотрели на мою карточку. Ширина одной из полос увеличилась в два раза, и еле заметная черточка разделила ее надвое вдоль.
— Растешь, Марк, — Элика насмешливо прищурилась, — мы тут вкалываем в поте лица, а ты смотри, третий ранг решил получить. Все, что тебе с этого обломится, поделим.
Я махнул рукой, мол, шкуру неубитого медведя всегда готов по-братски разделить.
Ми-деструктор был дорогим удовольствием, в смысле расхода энергии — батареи пришлось дозаряжать, в тонкости процесса я не вникал, репликатор досоздавал разрушенную структуру, чтобы потом ее запитали чем-то. Человеческий мозг тоже имеет ограничения, все, или какую-то часть, знать можно, а вот понимать — это требует времени и труда.
Поэтому я то время, пока одно чудо шумерской технологии восстанавливало другое, проводил с пользой — отдыхал, иногда даже в одиночестве, пытался научить экипаж древнему языку, их это просто бесило. Или рассказывал о своих похождениях в предыдущем мире.
Пашка понимал, кто такие князья и бояре, Кир, как ни странно, тоже, а вот другим приходилось обьяснять разницу в социальном устройстве. И осторожно обходить другие вопросы — а чем я там занимался в свободное время, что используют тамошние колдуны и как все-таки умер Ас-Эрхан Уриш. Прошлись основательно по моему боярскому происхождению, Тодин заявил, что сразу распознал во мне урожденного аристократа, по тому, как я устриц малиновых жевал, а Линник добавила, что своей неуклюжестью я напомнил ей шумерских героев древности, которые кроме как совращением девственниц и пьянством больше ничем особо не занимались.
Следующие два прыжка прошли практически впустую. Мы появлялись в системе, в первый раз — возле пульсара — нейтронной звезды, давно растерявшей все планеты, а во второй около голубого свергиганта, вообще без спутников, только с аккреционным диском. Ни следов пришельцев, ни каких-то подсказок в системах не было, порталы исправно функционировали, так что никто из нас не понял, для чего вообще эти шаги в непонятном квесте существовали.
Нейтронные звезды — отличное топливо для кварковых элементов, так что специальный зонд с расстояния в несколько тысяч километров захватил немного жидкого ядра звезды магнитным захватом, и перенес поближе к эсминцу, а там уже резервный источник энергии с встроенным преобразователем как-то все это усвоил. Хоть возвращайся в пятую, и чини станцию. Но нет, наш путь лежал вперед, к центральным мирам.
То, что системы были ближе к центральным — это чистая условность. Та же восьмая система лежала в тысяче световых лет от моей оранжевой звездочки, при острой необходимости носитель сможет сюда добраться. Оставалось только построить сеть маяков, и разлетятся шумеры по новому миру, сеять зло и несправедливость. Мало-ли что ждет впереди, все эти местные разборки с пришельцами, способными поглощать любую органику, мне не очень-то нравились.
Портал из восьмой в девятую систему сработал без сбоев и капризов, и наш эсминец вывалился в ста миллионах километров от желтого карлика.
— Что там? — Кир кивнул на карточку, на которой проступили новые символы.
— Похоже, время отсчитывает, — то, что я каким-то образом понимаю непонятный им язык, все давно поняли, но сами его освоить не могли.
Эме-галь не был похож ни на один из известных мне и им языков. Несколько символов могли заменить обычный текст обьемом в десяток страниц, а сотня — одно слово на эме-гир. Прочитать то, что написано, в привычном смысле этого слова, было невозможно, во-первых, надо было видеть весь текст целиком, а во-вторых, только целиком он что-то означал.
Помню, когда команда только втягивалась в лингвистические игры, я нарисовал, а точнее — скопировал маленький треугольник.
— И что это значит? — Пашка скептически относился к возможности выучить непонятный язык, а остальные точно также — к невозможности.
— Здесь описывается, как мы сейчас все сидим в кают-компании, — чистую правду ответил я. — Ты, я, Элика, Кир и Арраш.
— Бред, — Кир недоверчиво воспроизвел символ. — Давай что-нибудь еще. Это что?
Десяток символов, почти ни одного повторяющегося.
— Не поверите, это рука, — снова чистую правду сказал я.
— Просто рука?
— Конкретно — моя.
— Марк, ты нас разыгрываешь, — Элика недовольно поморщилась. — Не хочешь рассказывать, не надо.
И что самое обидное, на самом деле я хотел. И пытался. Но невозможно было обьяснить, что вот один крохотный клинышек, обозначавший Солнце, обозначал именно эту звезду среди триллионов других, ее место в галактике, краткое строение солнечной системы и даже частоту появления пятен. Текст на эме-галь не нужно было читать, его нужно было понимать. Как это сделать — ни псионы, ни ИИ эсминца понять не могли. Они анализировали толщину линий, размер, очередность символов, но никаких закономерностей не нашли.
Доступными для понимания были только около сотни отдельных символов, в основном обозначавших простейшие команды — «вверх», «вниз», «нажать», «сьесть», «идти» и тому подобное. Их команда выучила в первый же день, но никто не мог понять, почему, когда я к символу «вверх» добавляю символ, означающий местное светило, получается нечто бессмысленное. А «налево» и «вперед» вместе вообще ничего не значат.
Фонетики я просто не знал, прочитать и перевести — пожалуйста, воспроизвести на языке оригинала — нет, таких знаний мне модуль не подогнал. Но и того, что было, хватало, чтобы я чувствовал себя особенным. В хорошем смысле этого слова.
— И что пишут? — рыжая капральша, во время нашего путешествия оставшаяся как бы в стороне, пыталась лезть во все дела.
— Мы должны пробыть тут десять земных часов.
— Что в этой системе такого, что стоит этого времени? — Линник не унималась.
— Может быть, — Кир прикрыл глаза, связываясь с ИИ, — потому что это наша система. А звезда — Солнце, Шамаш.
Над центральной панелью возникло изображение звездной системы. И Юпитер со Ганимедом и Каллисто, и Сатурн с дисками, и Меркурий с Венерой, все были на месте. Только у Марса не было спутников, и Земля смотрелась странно — плотно затянутая облаками, и океаны были ниже привычного уровня почти на километр.
ИИ проанализировал орбиты планет, и выдал расхождение в полтора миллиона лет. Не в нашу пользу.
— Что это, наше будущее? — Элика вела эсминец к родной планете. — И почему такая разница?
— Хотелось бы знать, — я вглядывался в изображение Земли. Бурная растительность заполняла планету, без единого пятнышка пустынь, рельеф был сглажен, многие горы превратились из скал в холмы, словно кто-то прошелся ластиком по всей поверхности. Анализатор показал повышенное содержание водорода и кислорода в воздухе, а вот азота было в два раза меньше.
Сканирование планеты результатов практически не дало — на Земле почти никто не жил. Только на Антарктиде какие-то явно искусственные постройки были разбросаны хаотично, соединяясь в небольшие группы энергетическими куполами.
ИИ выдал несколько прогнозов того, что могло произойти. Самым вероятным был единовременный сброс атмосферы, а срок восстановления после этого — от пятидесяти до ста тысяч лет.
— Что дальше? — в летательном аппарате были только я и Элика, но особых преимуществ в плане личностных контактов мне это не дало, девушка вела себя отстраненно. Вот и сейчас никаких эмоций, кроме как обеспокоенности, не было.
— Может, поцелуемся? — предложил я.
— Помечтай, — блондинка была непреклонна. В следующий раз возьму штурмовик с бассейном, может, он играет решающую роль. — Сконцентрируйся, Марк. Иногда ты выдаешь идеи, в которых есть искра разума. И включи связь с кораблем, может, там что-то умное скажут.