Пьяная компашка поднялась и двинулась в мою сторону.
— Ты чего буянишь? — говорил один из них, ниже меня на голову и с большими чёрными кошачьими ушами. На его левой щеке растянулась уродливое родимое пятно, поросшее тёмной шерстью.
Тот ван, которого я несколько минут назад отбросил в сторону, пронзил холодным взглядом. Дёрнулся ко мне, но коротышка вскинул руку и остановил товарища. Видимо, именно он является главным идиотом среди остальных присутствующих.
— Говорил же, что не надо тебе доставать свои палочки, — хмыкнул тот, глядя на хозяина харчевни. — Видишь, похвастался, а теперь чуть сам не угодил в неприятности.
— Это вы? — спросил я.
— Что мы? — наигранно удивился коротыш.
— Увели мою лошадь.
При этом заметил, как толстый мужик испуганно покосился на своих посетителей.
— Друг мой, — усмехнулся большеухий ван. — Не стоит бросаться такими словами. Тем более, если член благородной семьи. Надо поддерживать статус. Разве я неправ?
— Ты не ответил на вопрос, — злость постепенно уходила, но мириться со столь наглым поведением я не собирался.
— Успокойся, — вытянул вперёд руки. — Я глубоко уважаю клан Ито. Хоть от него ничего и не осталось, — с этими словами компашка снова засмеялась.
Ублюдки смогли вновь распалить во мне гнев. И лучше бы им поскорее ответить, пока я не сорвался.
— И всё же, — продолжил тот. — С твоей лошадью всё в порядке. Стоит в стойле, пьют водичку, жуёт травку. Разве ты не этого хотел?
Я промолчал, с трудом борясь с желанием оторвать ему голову.
— Вижу, мы понимаем друг друга. Так что тебе надо извиниться перед хозяином этого чудесного места, — кивнул на толстого вана, ладонь которого я до сих пор сжимал. — И заплатить ему чеканной монетой.
Да он совсем охренел.
Я повернулся к толстяку и разжал пальцы. Тот сразу же отдёрнул руку и попятился. В его взгляде читались страх, ненависть и презрение одновременно.
Поверь, сукин сын, ты мне тоже не нравишься. Но если эти неко говорят правду, то я обязан заплатить. Как бы там ни было, а свою честь я терять не собираюсь.
Но только я потянулся к мешочку, что висел на поясе, как взгляд зацепился за одно объявление:
«Убить гюки.
Плата — 12 серебряников».
— У вас опять завёлся гюки? — я сорвал бумажку и прочитал ещё раз.
— Это тот же самый, — ответил толстяк и недовольно скривился. — Надо дела делать, а не языком чесать, Ито-сан.
— Следи за речью, — грозно посмотрел на него, и тот попятился. — Я забираю задание. Но если ты и на этот раз откажешься заплатить, то сильно пожалеешь.
— Не сердись, малыш Ито, — раздался голос за спиной.
Обернулся и посмотрел на коротышку. А вот в его взгляде явно читалась насмешка.
— Чтобы тебе заплатили, необходимо принести доказательства.
— Ты хоть раз сражался с призраками? — спросил его. — Они полностью растворяются, когда погибают.
— Да неужто, — хмыкнул он. — Тогда нам нужны свидетели.
— И на этот раз уважаемые ваны, — вклинился в разговор хозяин заведения. — А не пьяницы с дороги.
Обернувшись к нему, готов был раздавить. Но в то же время понимал, что он прав. Они все правы. Будь я на их месте, то не стал бы платить каждому, кто говорит о том, что гюки убит. Но с другой стороны, как мне выполнить задание, если призрак исчезнет? Взять с собой коротышку?
— Не волнуйся ты так, — сказал он и похлопал меня по плечу. В тот момент хотелось сломать ему руку. Но я себя сдержал. — Можешь взять кого-нибудь другого. Саторэ уже вряд ли с тобой куда-то пойдёт.
— Это ещё почему?
— Ну а как? — он развёл руками. — А-а-а, — довольно протянул ушастый ван, — ты, видимо, не знаешь. Тогда наведайся к нему домой. И сам всё поймёшь.
Да чтоб вас!
Я грубо отодвинул его приятелей и выскочил на улицу.
Почему все так и хотят, чтобы сбегал к нему домой? Что, чёрт возьми, происходит?
***
Ноги несли по дороге сами собой. То и дело переходил на лёгкую трусцу, но притормаживал, понимая, что ничего уже не изменится.
А что должно? Почему кицуне-лекарь так на меня злобно смотрела? А та шантрапа из харчевни смеялась, будто сделал что-то из ряда вон выходящее? Где же ты, Саторэ?
Его дом найти оказалось несложно. Я смутно помнил, где он располагается, но, когда приметил ветхое строение, сразу узнал. Однако теперь дом выглядел ещё хуже, чем раньше. Покосившаяся крыша. Деревянные стены дрожат от ветра. Единственное окно распахнуто настежь, как и дверь.
Ничего другого не оставалось, как войти внутрь, что я и сделал. Под ногами заскрипели половицы. Комната напоминала жилище кицуне-лекаря, только если у той всё было чисто и убрано, то у Саторэ царил настоящий кавардак. Стол и стулья перевёрнуты. Печь разбита. А на полу осколки посуды.
— Есть кто?! — слегка повысил голос, который отозвался гулом ветра.
Конечно же, ответа не получил. Казалось, что в доме уже давно никто не живёт.
— Эй, господин?
За спиной раздался робкий голос.
Я обернулся и встретился взглядом с высокой худощавой неко. Обычная крестьянка в грязном потрёпанном платье. Пепельные волосы и короткие кошачьи ушки. Она стояла у входа в дом и, казалось, что боится ступить за порог.
Увидев меня, тут же признала и поклонилась.
— Ито-сан?
— Да, — я шагнул навстречу. — Мы знакомы?
— Нет, господин, — женщина снова поклонилась и попятилась, не поднимая голову. — Но Саторэ и Имудзи много о вас говорили.
Стоило выйти наружу, как в лицо ударил свежий воздух. Казалось, что в ветхом строении стоит неблагоприятный дух. Будто войдя туда, попадаешь под чьё-то негативное воздействие. Я не до конца понимал, что происходит. Но как только выбрался оттуда, на душе почему-то стало легче. Словно кто-то там давил на грудь, а здесь снаружи не имеет надо мной власти.
— Кто ты? — обратился к новой знакомой. — И что здесь произошло?
— Меня зовут Ашал, Ито-сан, — стоило ей поднять голову, как снова пришлось поклониться. Ох уж этот этикет.
— Ашал? Интересное имя.
— Мои предки пришли в империю с далёких земель. Но чтили свои корни, потому так и прозвали.
— Хорошо, — кивнул я. — Так что произошло? Где Саторэ, Имудзи и Мэй?
— Как? — женщина выпрямилась и взглянула на меня удивлёнными глазами. — Разве вы не знаете?
— Либо не знаю, либо строю из себя дурака, — огрызнулся в ответ. Эти глупые вопросы начинали здорово раздражать. А мне и так с трудом удавалось себя сдержать. — Как думаешь, что я здесь делаю?
— Прошу меня простить, господин, — Ашал чуть ли на землю не упала.