В какой-то момент женщина положила молоток, достала тарелку и переложила на нее с дощечки получившееся «пюре». Затем молча развернулась и пошла куда-то в другую часть кухни.
— Вот, сейчас еще салат нарежу! — восхитительно. Тоже из пальцев, надо полагать?
Примерно в этот момент до меня начало доходить, что она говорит, в общем-то, не со мной. Я проследил за женщиной взглядом и впервые увидел то, что было скрыто за дверью слева — её настоящего сына.
Это был до невозможного толстый парень, вся грудь которого была измазана целым спектром каких-то жидкостей. Он не мог говорить, а лишь бессильно дергал заплывшими жиром конечностями, сидя на кресле. Его размеры были столь объемны, что он вряд ли смог бы подняться сам, даже если бы захотел. Ноги также распухли и налились синим цветом, то ли от вздутых вен, то ли от того, что добраться до них было в принципе проблемной задачей для крови.
— Бегом к столу! — женщина вмазала липкой жижей ему прямо по лицу, тот в ответ просто завыл.
— Остывает! — еще одна попытка затолкнуть ему это в глотку закончилась болезненным стоном. Мне было трудно смотреть на происходящее, а потому я повернулся к молотку, который она оставила около дощечки.
После третьей или четвертой попытке скормить парню гнилое месиво, женщина громко засопела.
— ОСТЫВАЕТ! — он даже не успел снова завыть когда она проткнула его живот большим кухонным ножом.
Из него засочилась та же жижа, что и ранее из отрезанных пальцев. Парень взвыл, мерзко побулькивая горлом.
Ясно. Понятно. Хорошо.
Настолько незаметно, как это было возможно, я схватил молоток за скользкую рукоять и, пока нежить решала проблемы отцов и детей, вышел обратно в коридор, тихо закрыв за собой дверь.
— Какого $#@$@? РОДИОН! — прошептал я едва слышно, с дрожащими руками удаляясь от кухни ближе к выходу. Какого черта ты меня тут оставил?
Успокоив дыхание, я щелкнул щеколдой, и дверь в подъезд открылась. Тот был абсолютно пуст. Я находился в самом конце этажа, состоящего из пяти или шести квартир, расположившихся вдоль коридора. Дальше — лифт, потом лестница и еще столько же квартир.
Зеленый коврик под ногами здесь выглядел довольно пыльно, как, впрочем, и окно в конце коридора, сквозь которое едва пробивался утренний свет. Глубоко вдохнув, чтобы немного успокоиться, я зашагал по коридору в поисках лестницы. Все двери на моем пути были закрыты, но молоток на всякий случай я решил из рук не выпускать.
Стоит мне только найти этого старого маразматика…
Единственным звуком в этом месте было моё сбивчивое дыхание. Так мне казалось, пока я почти не дошел до лифта.
В отличие от прочих, ближайшая к нему дверь оказалась открыта, что я заметил не сразу.
Я медленно повернул голову в сторону квартиры и увидел… маленького мальчика лет четырех. Он сидел на синем трехколесном велосипеде со звоночком и смотрел на меня такими же коричневыми глазами, как и у заботливой мамаши, стругавшей свои пальцы пять минут назад. Мой взгляд метался между ребенком и молотком в руке. Я надеялся, что до этого не дойдет.
Мы просто около минуты смотрели друг на друга, и тогда я наконец решил, что мне стоит попробовать нажать на кнопку вызова лифта.
Конечно же, он не работал.
Зато очнулся мальчик… Закрутив педали, он проскочил мимо меня и поехал дальше по коридору, громко дергая звонок и крича что-то нечленораздельное. Сначала это зрелище показалось мне скорее жутким, чем опасным, однако, уже через несколько секунд двери некоторых квартир на этаже начали открываться одна за другой.
Они выходили как в одиночку, так и группами, среди них были как совсем маленькие дети, так и старики, и все принялись бесцельно оглядывать коридор, повторяя странные мантры и нелепо выкручивая головы в случайные стороны. Вскоре голоса слились в едва различимую какофонию, из которой можно было выделить лишь отдельные фразы.
— Главное — учеба! Четыре — не оценка! — без устали раз за разом произносила худощавая женщина в очках.
— У меня плохое предчувствие, нужно уезжать отсюда, — молодая девушка, что, пошатываясь, вышла из квартиры вместе с тем, кто раньше был её парнем, оказалась права.
По мере того, как люди выходили из квартир, становилось все сложнее отследить, кому именно принадлежала та или иная реплика:
— Как же задолбали колотить доски, сколько можно…
— У меня плохое предчувствие…
— Как была дура, так ей и останешься!
— Чепуха этот ваш городской карантин! Че-пу-ха!
— Не оценка!
— Мам, а когда мы гулять пойдем?
— Стучит и стучит…
— Паспорт, билеты, пропуск на выезд, ключи… паспорт, билеты, пропуск на выезд, ключи…
Я не понимал что происходит. Просто не мог оторвать глаза от происходящего и сдвинуться с места. Кожа каждого из них была зелено-желтой, а глаза залиты коричневым. В руках — у кого что, ручки, телефоны, бутылки…
И если сначала толпа была больше занята бубнежом себе под нос и бесцельным брожением туда-сюда по коридору, то спустя какое-то время, когда вышедший из открытой квартиры худощавый мужик заметил меня и стал вглядываться, под странным углом склонив голову…
Не прошло и минуты, как все два десятка пар глаз уставились на меня. Они даже перестали повторять свои мантры, зато теперь медленно направились в мою сторону. Я боялся даже пошевелиться, настолько были натянуты нервы. Нежить с обеих сторон окружила меня у неработающего лифта, и с каждой секундой расстояние между нами сокращалось все быстрее.
Наверное, убить меня они не смогут, однако не хотелось бы «воскреснуть» на кухне у хозяюшки, с тарелкой «отбивных» перед носом. Думаю, эта сцена обеспечила мне пищевое расстройство на добрый месяц вперед.
Нахмурившись, я заметил, что друг друга они не трогают, вроде бы. Быстро посмотрел на всяческие предметы, что они держат в руках, а затем на свой молоток.
Чем черт не шутит.
— Надо… эм, гвоздь вбить. Расшатался, — произнес я максимально подражая тембру их голоса и, прищурившись, стал ждать реакции.
Один за другим, они начали склонять голову в другую сторону и продолжили наблюдать.
— Надо гвоздь вбить. Расшатался, — повторил я еще раз.
Парочка ближайших ко мне созданий как будто потеряла интерес и развернулась.
— Надо гвоздь вбить. Расшатался! — сказал я чуть погромче.
Толпа постепенно начала расходиться и, повторив фразу еще пару раз, я услышал, как знакомый бубнеж вернулся на круги своя.
Когда всяческий интерес к моей персоне угас, я смог тихо добраться до лестницы вниз, что находилась рядом с лифтом. Все нижние этажи я проскочил без остановки.
Меня бросило в пот, голову разрывал целый рой мыслей от которых руки дрожали даже пуще, чем от страха. Все происходящее напоминало абсурдный сон, кошмар, из которого мне никак не получалось выбраться. Отец, гроб, очередная смерть… Родион, по поведению которого было непонятно, хочет ли он меня окончательно довести до безумия или помочь. И хотя с телом все было в порядке, мой разум, моя… психика напоминала выжатый лимон, из которого выдавливались последние капли. Еще немного, и границы понимания происходящего, в пределах коих я пока что находился, могут сломаться. Конечно, полный своеобразной нежити дом немного приглушил жжение в груди, заставившее меня встать с кровати, но я сомневался, что хоть что-нибудь будет способно потушить его полностью.
Вскоре я преодолел пустое фойе и распахнул дверь на едва освещенную утренним светом улицу. Дом, из которого я вышел, окружали привычные для жилых районов места. Рядом со входом в подъезд стояла еще одна детская площадка, такая же безжизненная, как и те, которые я видел из окна. В зданиях напротив первые этажи занимали всяческие аптеки и небольшие магазинчики, закрытые, по всей видимости уже навсегда. Было заметно, что по сравнению с предыдущим мертвым городом, этот стал таковым относительно недавно.
Кто бы мог подумать. На скамейке возле дома меня дожидался курящий трубку Родион. Он даже где-то раздобыл кепку с острым козырьком, пока я спал. Кинув на меня косой взгляд, он открыл рот:
— Быстро ты.
От одного взгляда на него мои зубы сцепились сами по себе. Я не знал, что сделать первым, наорать на него или бросить в седой лоб этого психа молотком, однако ни первого, ни второго сделать не успел. Свежий воздух ударил мне в нос, а живот скрутило в резком приступе тошноты. Скопившемуся стрессу нужно было каким-то образом высвободиться из организма, и я вырвал себе под ноги.
Понимающе глядя на то, как меня выворачивает наизнанку, Родион лишь медленно кивал с едва уловимой улыбкой на лице.
Спустя три долгие минуты меня отпустило, и я вернулся в вертикальное положение. Старик постучал трубкой о скамейку, вытряхивая табак, спрятал её в карман пиджака и поднялся с места.
— Следуй за мной, — он развернулся, даже не дожидаясь моего ответа, — здесь недалеко.
— Один раз мы уже с тобой ходили, — я вытер рот рукавом, — ничем хорошим не закончилось.
— Ну, если ты хочешь остаться в компании жильцов этого дома, — он пожал плечами, — не смею отвлекать. А что до прошлого раза — трагическое стечение обстоятельств.
— «Трагическое стечение обстоятельств»!? Ты мне ноги переломал, долбанный маньяк! Если бы не ты, я бы изначально не угодил во всё это дерьмо!
Старик рассмеялся.
— Ты бы оказался в другом дерьме, Марк! Я не сажал тебя на тот поезд и не тащил в мертвый город. Более того, твоей судьбой было сгинуть от лап твари посреди глуши, во что я вмешался, — он глянул на меня через плечо, — можешь не благодарить.
— Благодарить? Да если бы не ты, то этой твари бы там и не было! Или, может, вспомнишь, что произошло потом, когда ты хотел обречь меня на… — я осекся, вспомнив вой отца.