Лично я еще в пятом классе тому верзиле, кто всех нагибал и попытался меня нагнуть, засунул пузырек с серной кислотой в рюкзак, естественно с небольшим камешком, который и раздавил стекло, когда мальчик надел рюкзак на спину. После того как отлежал в больнице полгода с химическими ожогами, он стал другим, более задумчивым что ли. И особенно его взгляд становился задумчивым, когда он смотрел на меня. Жаль, мне не удалось увидеть, как он сверзился со второго этажа по лестнице, когда подошвы его обуви стали скользкими, да и потом этого мальчика я уже не видел — родители решили, что эта школа для него несчастливая и перевели в другую. Когда живешь внутри своей болезни, когда смерть всегда рядом, становишься изобретательным, да и читаешь на порядок книг больше, значит и знаешь больше.
В свете увиденного у меня возникло ощущение, что заключенное пари мне не выиграть. Кстати, когда я подумал о нем, то сразу увидел статистику: за то, что я проживу год пятьдесят восемь поставило пятьдесят восемь, а вот остальные считали, что у меня нет на это никаких шансов. Всего в пари участвовало больше тысячи ампов, так что если я выиграю, то выигрыш обещал быть настолько приличным, что я смогу расплатиться с кредитами. Деньги все ампы ставили небольшие, но в конечном результате общий фонд составил больше миллиона кредитов. Наверное, неплохой результат, жаль только, что эти деньги ставились на мою смерть. Расстроился ли я?
Нисколько. Я уже сказал, жизнь для меня полоса препятствий, и то, что другого сломает, для меня лишь еще один унизительный и болезненный этап. И вообще — не дождетесь!
Я вышел из шлюза и оказался в еще одном кубе, только огромном, метров сто на сто. На полу стояли небольшие космические кораблики, больше походившие на железные коробки, высотой примерно десять метров — те же кубы. Боюсь, что с фантазией у местных дизайнеров плоховато, все клепают на один манер. Светящееся линия привела меня к одному из серых кубов, и я остановился перед ним, не зная, что делать дальше.
— Это ты что ли новенький пилот? — из-за куба вынырнул еще один амп. — Из вновь привезенных? На тебя заключили пари?
— На меня пари заключили, — я покивал. — Соотношение ставок не в мою пользу, и привезенный я, так сказать, понаехавший, господин техник.
— Ну, это мы еще посмотрим, на кого ставка сыграет, — произнес амп. — Я поставил на тебя, чел, так что быстро не дохни, выживешь, поделюсь выигрышем. Пошли отсюда, на эту развалюху я тебя не посажу, на ней ты точно через рейс сдохнешь. У меня тут в загашнике имеется кое-что получше. Шагай, чел!
Я зашагал за ним, и тут для себя отметил еще одну особенность, которой эта раса существ отличается от людей, у него оказалась походка другая, и связано это было с тем, что у них имелось несколько суставов на ногах, и поэтому движение получалось ломаным. Это у нас коленные чашечки и берцовый сустав, а амортизацию дает ступа. А тут добавлялось посередине ноги еще один сустав, и движение становилось плавным, непонятным. Чем-то походило на кузнечика, а еще на движение гусеницы — в общем, описать сложно, нечто странное. И как я раньше этого не заметил?!
Ампы чисто внешне похожи с человеком, и то не факт, что мы одинаковы, раздетыми я их не видел, а если присмотреться, то видно, что и кисть по-другому устроена, поэтому мне джойстик держать было неудобно и ноги, и грудь не впалая, как у нас, а округлая. Наверное, еще какие-то отличия спрятаны под одеждой. Может и то самое мужское сокровенное такое, что человеку впору застрелиться от разочарования в себе, а может как раз и есть чем похвастаться.
— Вот видишь! — амп остановился у овального яйца высотой метров восемь, длиной двенадцать. — Этот кораблик покрепче будет. А знаешь почему? Потому что не мы его делали. Тут недавно один из челов притащил его, нашел в развалинах базы древних. Где — я не скажу, сам не знаю, а человек этот потом очень быстро сдох при странных обстоятельствах. Расследование не проводили, не амп же, но очень было похоже, что убили его. Значит так, о том, что ты летаешь на этом кораблике, никому не надо рассказывать. Всем отвечай, что летаешь на стандартной модели. Это будет наш с тобой секрет. Не могу сказать, что этот кораблик намного лучше того, что тебе предназначался, просто не знаю. Но техника древних служит на порядок дольше. Вот этому, например, не одна тысяча лет, но прочный, как камень. Понял, человек?
— Да, господин техник, — ответил я и поклонился. — Никому и ни за что ничего не рассказывать, говорить, что летаю на стандартной модели. А как на ней летать?
— Так ты тебя и на тренажере не тренировали? — фыркнул он, внезапно развеселившись. — Вот что они задумали. Неплохо, неплохо. Тем более не говори, что за корабль я тебе дал, на нем искин на порядок мощнее обычного корабля, он тебя сам довезет, куда надо, ты будешь только грузить. Понял?
— Да, господин техник, — я опять поклонился. Спина у меня крепкая, всего-то в двух местах прошита скобками, не переломится. — Никому ничего не говорить.
— Ну и молодец! — амп взял мою руку и прижал к выступающей на боку яйца пластиковой блямбе. Она засветилась, моя рука провалилась, словно вляпалась, вы знаете во что. Что-то внутри меня обжало, укололо, и мою руку отбросило от блямбы. — Теперь искин этого корабля знает, что ты его новый капитан. И аккуратнее будь, никто из нас не знает, как он летает, но шустрый он, и трюм у него больше обычного, так что сможешь по две нормы привозить. В обслуживании он тоже не нуждается, так что как-нибудь тебя довезет туда, куда надо и обратно. Какую руду собирать, тебе твой чип подскажет. Как только сядешь в кресло, кстати, его мы не меняли, но челам подходит, так что смысла нет, нейрошунт не трогай, искин сам тебя подключит. Ну и давай лети значит. И не вздумай сдохнуть, а тоя буду очень недоволен.
В борту яйца появилась небольшая щель, она расширилась, часть обшивки сползла на пол дока, превращаясь в небольшую лестницу.
— Корабль тебя признал, — техник подтолкнул меня к лестнице. — Это говорит о том, что интеллект у тебя неплохой, этот искин не всех признает, капризный очень, поэтому мы его стараемся начальству не показывать. Об этом кораблике мало кто знает, мы его на приход не ставили. Давай влезай и лети себе за камешками, когда привезешь норму, тогда еще поговорим, ну, если не сдохнешь, конечно. — Амп хохотнул. — Но если сдохнешь, то я потеряю кредиты, а это плохо, и я буду сердиться. Понял?
— Да, господин техник, все понял, — я вступил на ступеньки. — Постараюсь не сдохнуть, чтобы не испортить вам ваши вложения
Кто бы знал, как я не хотел залезать неизвестно куда, да кто меня спрашивает? Я вошел внутрь кораблика, и передо мной сам собой образовался узкий коридор, не больше полуметра шириной и метра полтора высотой. Я двинулся по нему, сзади послышался шорох, это зарос люк, стены засветились мягким светом. Вообще ощущение было таким, что я иду по какому-то пищеводу, то ли потому, что пришлось идти, наклонившись, то ли оттого, что стены, которых я касался, были мягкими и теплыми, хорошо еще что не липкими. Пройдя метров пять, я неожиданно вышел в небольшую круглую комнату, посередине которой стояло странное кресло, которое словно вырастили из пола, поскольку оно было тем же светом, что и все вокруг — темно-зеленым. Ощущение специфичное, примерно, как в заднице у негра, лезешь, лезешь, а потом раз и уже в желудке. Нет, вы не подумайте чего-то, я там не был, это по рассказам других.
Я немного постоял, осматриваясь. Впрочем, что тут можно было увидеть? Задница она и есть задница, темно, влажно и страшно, а еще где-то что-то капает. Потом я тяжело вздохнул и сел в кресло, сначала появилось ощущение, что сел на камень, потом он подо мной растворился, просел, обволакивая. Я провалился куда-то вглубь, и тут мне в затылок что-то впилось со всей дури. Больно, блин!!! Я рванулся вперед, но кресло меня не пустило, и я понял, что чувствует муха, попавшая в мед. Рвется, рвется, да только глубже застревает. Я выругался, потом сплюнул, а затем, вдруг осознал, что лежу себе на полу ангара и смотрю по сторонам.
— Эй, чел, — амп помахал мне рукой. — Видишь меня?
— Так точно, гражданин начальник, — ответил бодро я. — И вижу и слышу.
— Ну и молоток, — слово было другое, но я его понял, именно так. — Подрастешь, кувалдой будешь. Значит, слушай сюда, сейчас тебя подцепит вон та тележка и потащит к выходу, не вздумай сопротивляться, иначе захват оборвешь, а мне его потом на место ставить. Понял, чел?
— Так точно, господин техник, — ответил я. — Сейчас меня куда-то потащит тележка, ей не мешать.
Ответил и задумался, а где я и что я? У меня было полное ощущение, что я являюсь тем самым яйцом, которое так активно начала толкать тележка к выходу, причем я-яйцо нормально катился по полу, словно у меня были колеса. А затем тележка стала разгоняться, в борту корабля открылись ворота и прежде чем я что-то смог понять, меня выбросило в космос.
Только и успел мысленно охнуть, там же нет воздуха, мне капец! Но ничего как-то обошлось, я осмотрелся по сторонам, причем для этого мне не пришлось вертеть головой, да не было ее у меня. Как же все-таки красив мир там, где нет людей!!! Черная, бархатная темнота, а в ней блестят бриллиантами россыпи звезд, сливаясь в непонятные, неизвестные мне созвездия. А еще мне было легко и приятно лежать в вакууме и разглядывать огромное тело космической станции, медленно удаляющееся от меня. Походило она больше на раздувшуюся медузу, ее стрекала выполняли роль причалов, у которых стояло несколько огромных звездолётов. Тоже по-своему красиво.
— Эй, чел, — неожиданно послышалось в ушах. — Говорит главный диспетчер космической станции Индо-57, твой позывной будет… — Он, похоже, задумался. — Ты точно тот новичок, на которого заключено пари?
— Да, — ответил я. — Тот самый, господин диспетчер.
— Тогда твой позывной будет Горк, — амп хихикнул. — Вот не поверишь, на моей планете эта самая хитрая тварь, всех обманет, обкрутит вокруг пальца, запутает любого охотника, заведет в гиблое место и будет со стороны наблюдать и радостно тявкать.
— За что вы меня так назвали, господин диспетчер? — спросил я. — Я тихий и скромный человек, стараюсь никому не принести вреда, и не привлекать к себе внимания.
— Ты Горк, потому что сумел привлечь внимание к своей гнусной особе и всех перессорить между собой, — ответил диспетчер. — Теперь одна часть желает сделать все, чтобы ты сдох, а вторая пытается этому помешать. Ты не трусь, Горк, я на тебя поставил, поэтому мне твоя смерть невыгодна. Крутанись на месте, видишь самую яркую звездочку?
Я начал осматриваться и действительно увидел большой сверкающий бриллиант, лежащий чуть в стороне:
— Да, вижу, господин диспетчер, яркую звезду.
— Лети к ней, все, что соберешь в данном направлении, твое.
— А что собирать, господин диспетчер? — спросил я.
— Так тебя даже через тренажер не пропустили? — догадался диспетчер. –
Ох и хитры, эти парни, что так хотят тебя сгубить. Значит, так, у тебя в чипе стоит прошивка, именно она будет определять, что стоит брать, а что нет, анализатор прошит в корабле. Когда увидишь нужную руду, сам поймешь, увидишь содержание руды, меньше пяти процентов не бери. Но для совсем тупых объсняю, ты шахтер, собираешь нужную нам руду, рядом со станцией стоит звездолет, на нем стоит обогатительная фабрика, будешь сдавать свои камни туда. По содержанию руды они тебе будут зачислять кредиты. Еще вопросы есть?
— Никак нет, господин диспетчер, — я все понял. — Вас понял, лечу и собираю камешки, а потом сдаю на фабрику.
— Ну да, понял, да не все, ох и тупица! — диспетчер фыркнул. — Там, куда ты летишь, есть пояс астероидов, руду ищи там. До связи, Горк. И это… удачи, не забывай, что я на тебе кредиты поставил. Сдохнешь я тебя даже в Арге найду. Лети, давай.
А я задумался и понял, что на самом деле лечу. Причем довольно быстро, если судить по тому, как быстро уменьшается космическая станция. Но как?! Я не двигатель не включал, не нажал ни одной кнопки. Что это за яйцо, в которое меня засунули? Господи, где я и кто я?! Я же не человек, у меня вместо руки манипуляторы, вместо животы трюм, а смотреть я могу вообще на триста шестьдесят градусов.
Глава 3
Я как-то мог управлять этим корабликом: только подумал, что мы слегка отклонились от курса и надо как-то подправить движение, оно взяло и само подправилось. Круто! Я летун, ну, или пилот, еще не решил, потому что ощущение такое, что лечу сам без крыльев и двигателя, как во сне — оттолкнулся от земли, взмыл вверх и летишь себе в небе, смотришь на
крыши домов. Красиво, жаль только, что земли под ногами нет.
Вот тут я и заметался. А как? А куда? Мы люди привыкли к тому, что под ногами есть земля — наш главный ориентир, а вверху небо. А как быть, если везде небо? За что взглядом цепляться? Это был настоящий ужас, когда тонешь, а выплыть не можешь, потому что не знаешь, куда плыть. Но тут я вспомнил о том, что лечу к самой яркой звезде, а значит, все равно есть цель и что-то впереди, и мимо этого не промахнусь. Здравая мысль сразу успокоила. И действительно, ну подумаешь, утону в космосе, в первый раз что ли? Тонул же в четыре года. Как-то все равно выплыл. Это потом речка мне показалась мелким ручейком, но в четыре года и лужа для ребенка огромный и глубокий океан. Как-нибудь разберусь и с этим 3д форматом, потом посмеюсь над своими страхами.
Наверняка же искин управляет судном, а мне создает имитацию полета, так что ничего страшного. Скорость моя все увеличивалась, и наконец, настал момент, когда звезды сбоку слились в блестящие полосы, у меня от этого движения стало неприятно в животе, и я мысленно замахал руками — стой, куда, еще успеем. Яйцо сразу притормозило. А потом свернуло в сторону, и я увидел огромные глыбы, которые плыли в пространстве по своим, неведомым маршрутам, и на каждой скале появлялись надписи, показывающие процентное соотношение железно-никелевой руды. Причем еще и показывался объем, который я мог взять, зелеными или красным. То есть середина, например, зеленая, а по краям красная — то есть если не убрать это красное, в трюм не войдет.
Тут я уже совсем успокоился. Нормальная работа: круглое тащить, квадратное катить, главное, чтобы прапорщик не увидел, он нервный, если за день ничего не украдет, потом всю ночь болеет. С такой работой я разберусь. Как только обнаружил первый камень, подходящий по объему и процентному соотношению, я подплыл к нему, взял его манипуляторами и засунул себе в живот. Прикольно получилось, вот кусок руды плывет рядом, а через минуту он уже у меня в пузе. Затем перед глазами у меняь появилось изображение трюма, который эта глыба заполнила до верха, и я понял, что больше в него ничего не войдет. Обидно, досадно, значит, пора лететь обратно. Только я об этом подумал, как звезды кувыркнулись перед глазами, и я помчался на полной скорости к станции, причем как-то интуитивно знал, где она находится. И чего раньше боялся? Небо то оно, конечно, бесконечно, но всегда есть ему начало, а значит, есть конец.
Обратно лететь было скучнее. Работа есть работа, никакого кайфа. Когда я смог различить корабли, один из них подкрасился в зеленый цвет, к нему я и направился.
— Эй, Горк, — услышал я в ушах голос диспетчера. — Быстро слетал. Нашел что-то?
— Ага, — важно ответил я. — Большой кусок скалы. Процент руды целых пять с половиной процентов.
— Да… — в голосе ампа послышалось разочарование. — Вообще-то, такие куски обычно стараются не брать. С ними больше возни, чем пользы. Процент содержания руды маленький, а объем большой. Как ты считаешь, куда отходы обогатительная фабрика денет?
— И куда? — я попытался догадаться, но потом мне стало лень. — Переплавит во что-то полезное? Достроит станцию?
— Да тебе же в трюм и сбросит, чтобы ты отвез обратно, и в поясе астероидов выбросил, — фыркнул диспетчер. — Вот и получается, что туда летишь груженным и таким же обратно, значит расход топлива высокий, а ее стоимость у тебя обязательно вычтут, как и амортизацию твоего корабля, вот и получится, что ты даже на бокал краса за эту ходку не привез.
Ясно, чел?
— Что же вы мне раньше этого не объяснили, господин диспетчер? — обиделся я. — Я же не знал.
— Это все объясняют на тренажере, — буркнул амп. — А ты его не прошел. Ну, ничего, то, что другим дается знанием, ты получишь опытом, а это всегда полезнее. Предположительно, конечно. Ладно, разгружайся и лети обратно. Тебе за день нужно сделать не меньше пяти рейсов, иначе даже на еду не заработаешь. А если ты перестанешь выплачивать долг, то тебя утилизируют, догадываешься как? — Диспетчер хохотнул. — А мы станем кушать твое мясо и вспоминать каким глупцом ты был, Горк.
— Как вы все понятно объясняете, господин диспетчер, прямо завидно, наверное, вы очень умный, — ответил я. — Только у нас говорят, что нужно есть мясо смелого воина, тогда сам станешь смелым, и не надо есть мясо глупца, иначе глупцом станешь.
— А вот это правильно, — фыркнул амп. — Но как нам быть с тобой? Ты и смелый и глупый одновременно, то ли есть, то ли не есть. Твое мнение?
— Есть, но осторожно, — усмехнулся я. — Мозги, например, отдать врагу, а сердце съесть самому.
— А ты разбираешься в хорошей еде, — амп заржал. — Мне нравится твой глупый оптимизм. Разгружайся.
На корабле, к которому я подплывал, одна часть окрасилась зеленым, когда я подплыл к борту, открылся один из отсеков трюма. Я полез к себе манипулятором, которым был у меня продолжением руки, себе в живот, достал скалу, которую добыл, и переложил ее в загрузочный док фабрики. Хотел уже отлететь, но мне не дали — из отсека выдвинулась большая труба, и в мой живот посыпались измельчённые камни. За пару минут они заполнили мне пузо, после этого манипуляторы корабля развернули меня, ласково так подтолкнули к яркой звезде, и я отправился в свой второй рейс. На этот раз я долетел до пояса астероидов намного быстрее, может потому что привык, а может потому, что не мешал искину развивать предельную скорость.
На этот раз я долго и придирчиво искал астероид, в котором содержание руды будет не меньше двадцати процентов и, представьте себе, нашел. Ее надо было только немного пообтесать, чтобы глыба в трюм поместилась, что я и попытался сделать манипулятором. Отбивал от нее куски, наверное, полчаса, если не больше. Попробуйте бить по воздушному шару, и вы поймете, как это трудно. Ты по нему бьешь, он отлетает, ты снова бьешь, а он снова отлетает. И удар крепким не получается, да и после каждого удара этот астероид приходится заново ловить. Попробовал одним манипулятором держать, другим бить, тоже не получается — выворачивается из моих рук, невозможно удержать. Думаю, мой искин животик надорвал от смеха, глядя, чем я занимаюсь, но слова не сказал, он вообще у меня молчаливый, за что мною и уважаем.