— Ничего, о чем тебе стоило бы волноваться, — покачал головой карни.
— А это тогда что? — сунула ему под нос левое запястье.
— А это я у тебя хотел спросить, — Каэл перехватил мою кисть и провел пальцем вдоль шрама на запястье. — Откуда у тебя это?
— Не твое дело! — я сердито выдернула руку, пряча за спину.
Не люблю я ворошить прошлое. Свое — особенно. Ничего такого в том шрамике нет, обычная юношеская глупость, помноженная на ополчившийся против тебя и ставший неуютным мир. Когда тебе тринадцать, так бывает. Особенно, когда у тебя такой отчим, как был у меня. Ключевое слово — был. Больше не будет. Все давно пережито и сложено на дальние, самые пыльные, полки памяти в коробки с пометкой “не открывать”. Но признаваться во всем карни… Кому угодно, но только не ему. Откровенничать о своих шкафах со скелетами с Каэлом Нейтом я не стану.
Карни внимательно посмотрел на меня и пожал плечами.
— Это проблема. Я устранил, — он отвернулся.
— Что значит устранил?
Снова молчаливое пожатие плеч. Ясно. Скажет только в обмен на мою откровенность. Ну и ладно. На текущий момент удовольствуемся тем, что это точно не брачная метка. Иначе карни не угрожал бы потерей независимости в случае, если я его кину. Нельзя отнять то, что уже отнял.
— Давай по делу, — переключилась я. — Договор мы, считай, подписали. Жду подробностей.
Каэл кивнул, соглашаясь.
Встал, вылил остатки воды в чайник, придирчиво обнюхал вчерашние бутерброды. Сморщился и отправил их в мусорную корзину. Вытряхнул из пачки остатки печенья. Сел у стола, подкурил предпоследнюю папиросу.
— Я знаю, что люди привыкли считать культуру моего народа примитивной, — начал он. — Возможно, так оно и есть… Мы не достигли ваших высот в науках, у нас нет письменности, способы передачи знаний ограничены и ненадежны. Многое забывается, важные смыслы теряются при пересказах. Однако мой народ знает о своей избранности. Это не высокомерие, просто мы знаем, что у нас есть миссия, — поспешил добавить он, заметив, что я открыла рот для вопроса.
Мне, вообще-то, плевать на их самомнение. Все народы считают себя избранными. Я хотела пройтись ехидным комментарием по внезапно изменившейся манере речи карни, начавшей вдруг напоминать интонации университетского профессора.
— К сожалению, прогресс не стоит на месте… — продолжил Каэл. — Спасибо людям…
Я поперхнулась. Так, кажется, только что — это был наезд. Похоже, никакой благодарности к людям, вытащившим карни из их примитивного прозябания на Старом Континенте, этот конкретный экземпляр не испытывает.
— Мы утратили связь с корнями. Все, что дошло до нашего поколения — обрывки сказаний и легенд. Восстановить хоть что-то из наследия карни оказалось не такой уж простой задачей.
— Только не говори, что ты — нечто вроде карнийского ученого-археолога, — фыркнула я.
Ну не бывает так. Чтобы в одном лице сочетался и крутой боец-охранник, и ученый, и еще хрен-знает-какой потусторонний шаман… А ведь он еще и на гитаре того… играть умеет. И это — самое подозрительное.
— Не буду, — охотно согласился Каэл. — У нас нет ученых. Но в обязанности шамана входит не только показывать фокусы, а еще и хранить историю своего народа.
— Значит, вчера — это были фокусы?
— Нет, — резко качнул головой карни.
— А что?
— Я работал. Не перебивай.
Вообще-то, я не перебиваю, а веду допрос.
— Есть одна легенда, которую ты должна знать.
— Валяй, — я ловко выхватила из-под пальцев потянувшегося к пачке карни последнюю папиросу и сделала заинтересованное лицо.
Если в двух словах, то был у карни то ли божок, то ли наоборот. Темная, злобная сущность, которую никто не любил. Чем она так насолила карни, Каэл и сам точно уверен не был. Но сущность решили наказать. Заперли в артефакте. Вернее, в нескольких артефактах, бывших частями единого целого. А потом разделили части и отдали их на хранение нескольким племенам. Каким именно — держалось в строгой тайне. Это и подвело. О том, что один из артефактов пропал, узнали поздно, когда его и след простыл.
А вот, какой из артефактов, и как он выглядел, выяснилось лишь после того, как нашелся дневник Крутого Ханни. То есть, фактически, только что.
“С утра к нам явилась целая делегация. Возглавляла ее пожилая карни, которой приглянулся пурпур. Толмач был растерян и сбит с толку, но после некоторого раздумья выдал, что, кажется, нас прогоняют. Торговли больше не будет.
Женщина смотрела спокойно и безмятежно, в ее глазах не было ни тени гнева или злости. Я решил, что толмач ошибся. Тем более, что карни принесли с собой целых три плетеных корзины, наполенных самоцветами доверху. Этого хватило бы всей нашей экспедиции, чтобы завязать с поездками на Старый Континент на ближайшие лет десять, как минимум.
Карни что-то коротко сказала и сделала широкий жест рукой. И без толмача ясно, что нам предлагают забирать камушки и убираться подобру-поздорову. Отказываться от столь щедрого предложения я не стал, хоть и удивился.
Уже у реки нас догнал тот тип, которого я вчера ошибочно принял за главного. Вид он имел жалкий, то и дело вздрагивал всем телом, испуганно озираясь. Долго что-то лопотал, но в итоге я сумел-таки понять, что он хочет. Зеркальце. Мы ведь вчера договорились о сделке.
Выглядел он столь жалко, что я решил не жаться. Все равно толку с этого зеркальца никакого, могу и отдать, чтобы лишнюю тяжесть не тащить. Толмач, правда, что-то имел против, лопоча про какое-то “проклятие”. Мол, тетка велела уносить свои “проклятые штучки” подальше.
Но Ханни — человек слова. Раз обещал отдать зеркальце — надо выполнять. Тем более, что карни в ответ сунул мне довольно-таки объемистый мешок. Судя по весу, там было нечто, более легкое, чем самоцветы, однако, придираться я не стал — тип спешил.”
— Думаешь, так он эту маску и выменял — на дешевое зеркальце? — я оторвалась от чтения.
День полз медленно, сонно. Я то и дело зевала, клюя носом — сказывались волнения ночи. Но работа есть работа. Раз взялась — надо выполнять. Растянувшись на кровати, я болтала в воздухе ногами и читала дневник Крутого Ханни. Вслух.
Каэл, спрятавшись под шляпой, изображал статую на стуле у двери. Идиллия. Только я все равно была уверена, что он за мной наблюдает — чувствовала на себе внимательный взгляд. Взгляд был пристальным, изучающим.
Я бы смутилась, да занята была. Дулась: карни наотрез отказался объяснять, что за символы он на мне нарисовал, и давать прогнозы насчет того, смоются ли они.
— Люди поразительно легкомысленно относятся к зеркалам, — после долгой паузы, за время которой я почти заснула, произнес карни.
— Кстати, о зеркалах. Что это было? — оживилась я.
— Что?
— Тень. Ты ведь из-за нее ночью шаманское представление давал?
— А что ты видела? — Каэл заинтересованно подался вперед.
Я даже проснулась слегка. То есть как это: “Что я видела”? Он что, не видел то же, что и я?
— Лучше давай о том, чего я не видела, — вздохнула тяжело. — Пэм. Ее я только слышала. И я волнуюсь за свою секретаршу!
— Она мертва, — пожал плечами карни.
— Да, но существовать она не перестала, и она боится.
— Есть чего. Если древняя сила вырвалась на свободу… — Каэл замер, прервавшись на полуслове.
— То что? — поторопила я. — И вообще, если маска сделала ноги сто лет назад, то почему сила вырвалась на свободу только сейчас?
— Не знаю, Ри.
Я вздрогнула. Кажется, карни впервые назвал меня по имени. Да еще и так — сокращенно. Прозвучало это как-то слишком… интимно, что ли. Не скажу, что мне понравилось, но…
— Слишком. Слишком много знаний растерял мой народ. И теперь приходится собирать их по крупицам.
— А ты не думал просто выкупить эту дурацкую маску? — не понравилось мне, куда сворачивает разговор.
Насмешливым и слегка отстраненным мистер Нейт меня устраивает больше. Все-таки, теперь нас связывают отношения детектив-клиент, и… И вообще, какие, к духам, отношения! Это же карни.
— Я не настолько богат, — усмехнулся Каэл.
Три часа. День, тянувшийся медленно с самого утра, замедлился еще больше. Записи в дневнике Ханни стали совсем неразборчивыми, и я продиралась через каждую строчку, точно сквозь пробки в центре города в час пик. Да и не было там ничего интересного: подробное описание пути по джунглям Старого Континента. В подростковом возрасте, когда бредила приключениями и дальними путешествиями, я бы эти записки оценила. Сейчас они меня лишь бесили: пролистать не выходило — вдруг, там какая-то ценная информация, а читать было утомительно.
Глаза слипались, и я поддалась соблазну, моргая с каждым разом все медленнее.
— Не спишь, малышка? — голос липким шепотом врывается в мою, такую уютную, темноту под закрытыми веками.
Я хочу проснуться, закричать, но глаза категорически отказываются открываться. Ресницы точно из свинца отлиты — тянут веки вниз, не давая открыть глаза. Духи, что со мной? Наверняка, что-то было в том чае, который он мне собственноручно вечером заварил.