Он сбился на полуслове, но все равно заслужил восхищенный взгляд Уилла.
— Была свирепа их толпа нагая, — легко процитировал он, подражая манере самого Лэйда, — Они дрались, не только в две руки, но головой, и грудью, и ногами, друг друга норовя изгрызть в клочки… Вы знаете наизусть «Божественную комедию», мистер Лайвстоун?
— Как бы не так! — буркнул Лэйд, — Чертоги моей памяти отведены под более важный товар, чем эти легкомысленные стишки. Но я нарочно пролистал с утра книгу, чтобы доставить вам удовольствие. За всеми нашими разговорами мы, кажется, сами не заметили, что перед нами распахнулись врата Пятого круга!
— Юдоли людей, погрязших в гневе и унынии, — подтвердил Уилл, — Что ж, я понимаю, отчего архитектура Олд-Донована наводит вас на мысли об унынии, однако гнев… Что ж, кажется я вправе рассчитывать на еще одну превосходную историю, не так ли?
Лэйд покачал головой.
— Проявите милосердие к моему горлу. В моем возрасте не так-то просто болтать без умолку. Впрочем, сознавая свою ответственность, я готов предложить вам равнозначную замену. Я обеспечу вас рассказчиком, и недурным.
— Этот тот приятель, о котором вы говорили?
— Он самый. К слову, мы уже пришли. Видите тот дом по правую сторону? Белый?
Уилл немного напрягся, что не укрылось от Лэйда. Можно было понять, отчего. Среди прочих домов Олд-Донована, многие из которых годами не знали ремонта и зияли прорехами, указанный Лэйдом трехэтажный особняк выглядел не лучшим образом. Скорее, как увечный старик в длинной шеренге родственников.
— Он… Ваш приятель живет там? — уточнил Уилл, — Что ж, не мое право порицать его вкусы, однако мне кажется, что дом находится не в лучшем состоянии. Дырявая крыша, выбитые окна…
— О, не беспокойтесь. Мой приятель в некотором роде аскет, он совершенно нетребователен к обстановке. Но он очень радушный хозяин. Уверен, он произведет на вас доброе впечатление.
***
— Мне позволено будет спросить как его зовут, вашего приятеля?
Чем ближе к дому они подходили, тем большую нервозность проявлял Уилл. И пусть заключалась она пока лишь в настороженном взгляде и легкой дрожи пальцев, это полностью устраивало Лэйда.
— Вы можете называть его мистером Пульче.
— Он итальянец? — поинтересовался Уилл, — Слово кажется мне знакомым…
— Британец. Впрочем, он сам представится вам в самом скором времени.
Дверной молоток так основательно приржавел к своей металлической колодке, что Лэйд не сделал даже попытки им воспользоваться. Вместо этого он поднял трость и уверенно постучал в дверь набалдашником, породив скорее тревожный треск древесины, чем стук.
Ему пришлось сделать это несколько раз, прежде чем из-за двери послышался голос.
— Убирайтесь! Идите прочь! Иначе я оторву ваши проклятые головы и выдавлю глаза десертной ложкой!
Уилл машинально отступил на шаг от двери.
— Мне кажется, ваш приятель не ждет гостей.
— Ерунда, — легкомысленно возразил Лэйд, вновь обрушивая трость на трещащую дверь, — Мистер Пульче — добрейшей души человек, отзывчивый и гостеприимный малый. Уверяю, он будет счастлив нас видеть. Мы еще посмеемся над этой его шуткой! А уж какой он потрясающий рассказчик!.. Эй, мистер Пульче! Это я, ваш старый приятель Чабб. С вашего позволения, мы хотели бы зайти.
— Зайти? — голос хрипло расхохотался, — Я надеюсь, кто-то наконец всадил вам нож в живот, Чабб, и вы испускаете дух на моем пороге? Пожалуй, это единственная ситуация, в которой я по-настоящему был бы рад вас видеть!
— Старый шутник, — Лэйд подмигнул Уиллу, — А уж это его особенное чувство юмора… Мы можем войти, мистер Пульче?
— Чего бы вам не войти, черт вас раздери? Будто вы не знаете, что мне самому не открыть эту проклятую дверь!
Лэйд кашлянул.
— Верно, я и забыл. Весьма нетактично с моей стороны. Видите ли, дело в том, что мистер Пульче, прекрасный человек и душевный собеседник, иногда подвержен приступам ипохондрии. Особенно скверно на него действует голод.
— Но если он голоден, отчего просто не зайдет в ближайший ресторан? Я, кажется, видел один в квартале отсюда.
— Он… Видите ли, он привередлив по части еды. Кроме того, я на правах его врача настойчиво не рекомендую ему прогулки. Они вредны в его состоянии здоровья. Впрочем, сейчас сами все увидите.
Прежде, чем войти, Лэйд сделал несколько действий, который наверняка показались Уиллу странными. Проверил ногтем несколько глубоко сидящих в дверной коробке гвоздей, тонких и причудливо искривленных. Достал из кармана булавку и освежил на косяке глубокую царапину, которая не бросалась в глаза, но которая обладала явно искусственной и сложной, сродни иероглифу, формой. Вытащил из кармана склянку и смочил бесцветной жидкостью с резким запахом порог.
— Меры предосторожности, — спокойно пояснил он, — В таком деле лучше не рисковать, верно?
Лэйд открыл дверь, заставив ее тревожно заскрежетать на ржавых петлях. Он надеялся, что внутренняя обстановка дома произведет на Уилла должное впечатление и, судя по всему, не ошибся.
— Господь Бог! — вырвалось у Уилла, — Вы же не хотите сказать, будто он живет здесь?
— А почему нет?
— Я видел ночлежки для бездомных в куда более пристойном состоянии!
— Как я уже говорил, мистер Пульче в некоторых отношениях держит себя в аскетичном духе. Не укорять же, в самом деле, человека за то, что он не считает нужным потворствовать праздности? Презренный комфорт тела не для него, он ведет простую и скромную жизнь сродни стародавним монахам-бенедиктианцам, предпочитая окормлять бессмертную душу в угоду презренным желаниям тела. Вас это смущает?
— Нет, но…
Чувствовалось, что Уилл смущен и сбит с толку, и Лэйд охотно мог его понять.
Дом мистера Пульче лишь снаружи выглядел неухоженной старой развалиной, ветхой и давно нуждавшейся в ремонте. Стоило переступить порог, как делалось очевидно — ни один ремонт здесь не может помочь, как не могут помочь патентованные пилюли или касторка давно истлевшему трупу.
Это и был труп, только не живого существа, а каменного, просуществовавшего много лет, но сейчас явственно находящегося в состоянии распада и медленно превращающегося в сухой тлен. Некогда мощные стены осели и местами полопались, точно переборки разбившегося в кораблекрушении корабля, обнажив щепастую труху резных панелей, из-под которой топорщилось грязное прелое кружево истлевших обоев. Прохудившиеся перекрытия зияли дырами, похожими на распахнутые раны, в их темной сырой глубине торчали кости давно разъеденных ржавчиной труб. Половицы на полу изгнили и полопались, сверху их засыпало битым оконным стеклом, штукатуркой и пылью, отчего в прихожей образовались целые курганы мусора, которые приходилось обходить.
Хватало здесь и прочей дряни, которая будто сама собой образовывается в давно заброшенных домах, точно следы, которая оставляет за собой та жизнь, что поселяется здесь уже после человека — какие-то проволочные обрывки, клочки бумаги, сплющенная металлическая посуда, опустошенные бутылки, жженые спички, пуговицы, смрадное тряпьё, невесть когда бывшее предметами одежды…
Дрянной дом. Лэйд знал, что увидит здесь, поэтому еще на пороге набрал в грудь побольше воздуха, точно пытаясь запасти его впрок. Тут, внутри, воздух хоть и был пригоден для дыхания, казался липким и каким-то кислым, вобравшим в себя все миазмы и запахи умирающего дома — прелую вонь медленно гниющей древесины, сухой запах размоченных дождями стен и затхлый душок старого тряпья.
Дрянной дом, подумал Лэйд, ощутив под подошвой правого сапога неприятный тонкий треск. И дело даже не в разрухе, она везде выглядит одинаково, а в том, что этот каменный склеп, несмотря на все следы упадка, не кажется брошенным. В спертом воздухе, проникнутом разложением, ощущаются какие-то флюиды жизни. Только жизнь эта не человеческая, подумал он, ощущая, будто колючие сухие коготки бегут сверху вниз по его позвоночнику, жизнь эта затаившаяся, холодная, хлюпающая, въедливая. И пахнет от нее не теми запахами, которые обычно следуют за человеком, а иначе, и запах этот выбивается из общего духа — кисловато-сладкий яблочный и терпкий, напоминающий зловонный аромат фруктовых рынков, на окраине которых в глубоких ямах, пересыпанных песком и известью, гниют некогда сочные плоды.
Опустив глаза, он обнаружил на полу в отпечатке своего правого сапога занесенный трухой и мусором крошечный птичий скелетик, обрамленный серым кружевом давно истлевших перьев.
Дрянь какая… Ему доводилось видеть мертвые тела в куда более зловещих обстоятельствах и позах, не говоря уже о сопровождающих их траурных ритуалах, далеко не все из которых отвечали викторианским представлениям о траурных обрядах, однако вид этой мертвой пташки заставил его безотчетно стиснуть зубы — было в нем что-то противоестественное и неприятное, ковырнувшее напряженные нервы, быть может, оттого, что одной крошечной косточки в этой кучке, кажется, не доставало, а секундой позже он даже понял, какой — птичьего черепа…
— Эй! — крикнул он в липкую пустоту коридора, мгновенно сожравшего эхо его крика, — Мистер Пульче! Не хотите поздороваться с нами? Бросьте притворяться затворником, я-то знаю, что вы всегда рады гостям!
Несмотря на многочисленные прорехи в стенах и перекрытиях, солнечного света внутрь попадало совсем немного, а тот, что попадал, не освещал толком этой затхлой пещеры, лишь лежал на грудах мусора и обломков болезненными желтушными пятнами. Может, поэтому Уилл благоразумно остался стоять на месте, не отходя далеко от двери — вздумай он прогуляться, вполне мог бы переломать себе ноги, а то и напороться на какой-нибудь торчащий из стены гвоздь…
Из-за стены послышался неспешный треск половиц, заставивший Лэйда поморщиться — влажный и тонкий, он напоминал треск птичьих костей, раздавленных его сапогом.
— Убирайтесь, — прохрипел хозяин сдавленно, — Убирайтесь, пока целы.
Голос хозяина был под стать его жилищу. Неразборчивый, утробный, тоже какой-то похрустывающий, он мог принадлежать человеку, страдающему жестоким насморком или мающемуся зубной болью.
— Выходите, старина! — деланно-беспечным тоном произнес Лэйд, — Уделите нам несколько минут своего драгоценного времени и, уверяю, у меня найдется, чем отблагодарить вас за гостеприимство и потерянное время!
Он потряс своим саквояжем, из шагреневых глубин которого раздался приглушенный и мелодичный стеклянный перезвон вроде того, что издают, соприкасаясь, елочные игрушки, упакованные в плотную бумагу.
В соседней комнате что-то тяжело завозилось и заскрипело.
— Обождите.
Хозяин двигался медленно, каждый его неспешный шаг отдавался скрипом, от которого на стенах дрожали чешуйки штукатурки и краски. Как же здесь затхло, подумал Лэйд, стараясь сохранить деланную беспечность перед лицом Уилла, но все же томимый этим ожиданием. Быть может, если бы распахнуть уцелевшие окна и прочистить дымоход, тут стало бы немногим легче дышать…
— Мистер Пульче славный малый, — Лэйд подмигнул сдавленно озиравшемуся Уиллу, — Может, он и производит вид нелюдимого затворника, но в глубине души он весельчак и душа компании. Кроме того, он будет небезынтересен вам как собеседник. Может, он коптит небо Нового Бангора не так долго, как я, однако обладает по-своему уникальным опытом. В некотором смысле он свел куда более тесное знакомство с Левиафаном, чем я сам мог бы надеяться.
И все же Уилл вздрогнул, когда мистер Пульче, показался в дверном проеме — грузная сутулая фигура, кажущаяся тяжелой и большой, как восьмифутовый дубовый комод. Комод, водруженный на несоразмерно короткие коренастые ноги, скрипящий от ветхости и дряхлый, грозящий развалиться, едва лишь задев стену. Несмотря на то, что мистер Пульче двигался по-стариковски медленно, всхлипывая на каждом шагу и тщательно обходя кучи мусора, затвердевшие плечи Уилла выдавали изрядное внутреннее напряжение — хозяин дома, может и выглядел ветхим стариком, однако производил впечатление одними лишь своими габаритами, даже согбенный и сутулый, он должен был возвышаться над своими гостями самое малое на две головы.
— Здравствуй, мой старый добрый приятель, — Пульче остановился, тяжело дыша. Даже путь из соседней комнаты длиной самое большее двадцать футов, судя по всему, требовал от него многих сил, и теперь он пытался их восстановить их короткой передышкой, — Отрадно видеть, что ты нашел время в своем плотном расписании, чтобы навестить старика. Сколько тебя не было? Год?
— Семь месяцев, — спокойно ответил Лэйд, — Не такой уж и большой срок.