— Нет, — покачал головой я. — Мой отец Губернатор Блад. Адмирал – его двоюродный брат.
— Губернатор Блад был великим человеком, — уверенно констатировал старик. Я рад возможности предоставить кров его сыну — это большая честь…
— Спасибо, — ответил я, делая ещё один глоток кофе.
— Я слышал, что вы отказались от притязаний на губернаторский пост? — поинтересовался старик.
— Да, — коротко ответил я.
— Но почему? — старик придвинулся ближе, его лицо излучало неподдельный интерес. — Ради чего вы отказался от высочайшей должности?
— Ради возможности стать самым бесполезным пьяницей, — усмехнулся я…
— Вы всё шутите, — махнул на меня рукой старик. — А ведь этот вопрос народ с ума сводит уже не один десяток лет. И, чего скрывать, меня тоже очень занимал. Исчезновение вашего отца стало настоящей трагедией для всех людей, во всяком случае для жителей Старого Города. Ваш отец заботился о наших интересах — он искал способ помочь нам… А его брат? Его брат всегда был сторонником радикальных мер: «Если гниёт один палец, лучше подстраховаться и отсечь всю руку…». После смерти Губернатора Блада ходили упорные слухи о том, что его двоюродный брат приложил к этому руку… Версия о том, что ваша мать виновата в его смерти была мало убедительной, если быть откровенным, а когда вы отказались от трона, тем самым отдав всю власть дяде… Всё это выглядело как…
— Я знаю, как это выглядело, — оборвал старика я. — Моя мать повесилась, когда мне было пятнадцать лет. Все говорили, что у неё не было на то причин, что она всегда была жизнерадостной женщиной, но я знал её другой. В дали от посторонних глаз она была замкнута, меланхолична, а её лучшими друзьями были её наркотические настойки. Она не любила отца, не любила меня. Даже не так: она не любила отца, а меня откровенно ненавидела… Для меня не было удивительной новостью её самоубийство — меня удивило лишь то, что перед тем как повеситься, она отравила отца, но не тронула меня… Что касается моего дяди, то я совру сказав, что после смерти родителей я не обдумывал всесторонне мысль о том, что к этому может быть причастен он. Но я всегда был уверен в том, что нет никого более преданного моему отцу, чем он. Дядя никогда не стремился быть главным — он стремился лишь быть эффективным. Он боготворил моего отца, ставил его выше всех людей и себя в том числе, считая, что именно он приведёт этот мир к светлому будущему. И если хотите знать, то перед тем как отказаться от притязаний на пост Губернатора, я получил все доказательства того, что дядя не имел никакого отношения к смерти моих родителей…
— Ладно, — поднял руки старик. — Я понимаю, что лезу не в своё дело, и простите, что рассуждаю о вещах, в которых ровным счётом ничего не смыслю. Это всё наши простонародные слухи и домыслы, сами знаете — нам, мужичью, лишь бы языками чесать. А ваш отец… Ваш отец был действительно великим человеком… И если тут оказался его сын, то, возможно, это приведёт к хорошим последствиям для всех нас…
— Едва ли, — ответил я. — Я тут, чтобы разыскать причину появления чудовищ. Они всё чаще появляются в Серверной Столице. Так что тут я, к сожалению, не для того, чтобы помочь вам, если не считать помощью то, что я избавил вас от двух бутылок опасного для здоровья древесного спирта…
— Я понял, что вы тут по делам Губернатора и Северной Столицы, — кивнул старик. — Но мне кажется, что, решая проблему чудовищ по эту сторону Стены, сын губернатора Блада, увидев, как страдают местные жители, непременно придёт к выводу, что ему нужно решить проблему с чудовищами и по ту сторону Стены тоже…
— Что вы имеете в виду? — не понял я.
— Нынешний Губернатор, — ответил старик. — Он и его стража — вот кто для местных настоящее чудовище. Его действия нанесли им куда больше вреда, чем чудовища, которых вы ищите…
— Какое вам вообще дело до местных? — не выдержав, прямо спросил я. — Вы применили Дар, из-за которого все эти бедолаги гниют заживо, и, по-моему, это куда более ужасный поступок чем тот, что совершил Адмирал, не разрешив вам пересекать границу…
— Я применил свой Дар, когда мой разум был затуманен злобой и алкоголем, — спокойно ответил старик Савелий. — Все люди, которые находились в радиусе трёх километров вокруг, неизбежно погибнут — и это моя вина. Я бы с радостью наложил на себя руки, поверьте. Но я заслужил куда большего наказания за содеянное и я понесу его. Я буду наблюдать, как из-за моих действий в страшных муках умирают мои соседи, мои друзья, и сам сгнию заживо вместе со всеми ними… Поверьте, если бы я мог всё исправить, я бы заплатил за эту возможность любую цену… Но Адмирал… Адмирал ещё может всё исправить, но жертвует половиной всех людей ради комфорта второй половины. Не ради жизни второй половины, а именно ради комфорта. Пусти он нас в Северную Столицу — жить стало бы сложнее, но места и еды хватило бы… У вас много богатых людей, много лесов, много скота… Он мог бы пустить к себе жителей Старого Города, мог бы спасти их, но он предпочёл другой путь… И я лишь надеюсь, что вы, сын настоящего Губернатора, увидев, что тут живут такие же люди, и увидев, как они живут, решите помочь им… Я не хочу этого для себя — я уже мертвец, — но ведь есть те, кому ещё можно помочь…
Отвечать я не стал. Я ведь когда-то действительно мечтал помочь им всем, а потом просто забыл о них — выбросил из-головы, заняв мысли жалостью к самому себе… Да и сейчас мне нет никакого дела до этих несчастных людей и их проблем: я хочу выполнить работу, получить оплату и вернуться к своей обычной жизни: дегустировать вина, играть в карты, проводить время с потаскухами, просыпаться чёрт знает где в собственной блевотине и радоваться тому, что не обмочился во сне. А эти бедолаги… Им придётся справляться самим.
Какое-то время мы просидели молча. Я допивал кофе, а старик погрузился в чтение пожелтевшей газеты столетней давности.
— А почему родители дали вам такое необычное имя — Круто? — вдруг спросил он, опуская газету.
Я усмехнулся.
— Странно, что вы не знаете эту историю, но я вам её с удовольствием расскажу. Началось всё с того, что я родился мёртвым. То есть, когда меня вытащили из матери, я не подавал никаких признаков жизни и даже не дышал. Повитуха пыталась оживить меня несколько минут, но ничего не выходило. Тогда она с сожалением констатировала мою смерть. Отец взял меня на руки, желая увидеть наследника, которого потерял, едва обретя. И оказавшись у него на руках, я открыл глаза. Он вспоминал, что у него тогда сложилось впечатление, словно я всё это время просто не считал нужным сообщать об этом окружающим, а когда он взял меня на руки, открыл глаза с таким серьёзным суровым лицом, словно он меня чем-то рассердил. Я не плакал, не кричал, не улыбался и в момент рождения и в несколько последующих месяцев. Как-то отец не выдержал и сказал: «Господи, я не видел никого круче этого мальчишки — ему вообще плевать на всё вокруг!». И тогда же он решил назвать меня Круто. Искренне поддержал его эксцентричную идею только капитан Радж, а остальные просто не решились перечить отцу.
— А потом вы всё же начали плакать? — поинтересовался старик с любопытством.
— О, да, — снова усмехнулся я. — Радж говорил, что мой плачь был больше похож на смех. Я словно смеялся над всеми своими проблемами. И он, и отец видели в этом признаки моего будущего величия, но я более склонен к рациональной оценке ситуации и предполагаю, что моя молчаливость в первые месяцы и странный смех после — объясняются тем, что в мой мозг при рождении несколько минут не поступал кислород…
— Вы скромничаете, господин Круто, — возразил старик. — Вы действительно особенный человек, и это заметно невооруженным глазом. Посмотрите на себя: судя по вашему виду, вам пришлось пережить немало бед по эту сторону Стены, но вы не отказываетесь окончить начатое вами дело. Судя по тому, как неохотно вы делитесь своими переживаниями — вы не привыкли искать помощи, а решаете свои проблемы сами. Даже свой сарказм вы используете как оружие и доспехи в борьбе со всеми ужасами этого мира. Вне всяких сомнений вы — сын своего отца… Настоящий наследник, который мог бы превзойти достижения самого Губернатора Блада. И я не могу понять, почему же вы отказались от поста Губернатора, на котором вы могли добиться столь многого?
— Я уже ответил на этот вопрос, — пожал плечами я. — Каждый человек должен заниматься тем, к чему у него лежит душа. Мне нравится пить, и я решил посветить свою жизнь любимому занятию…
— Ладно, я понял, что вы не хотите об этом разговаривать, — вздохнул старик. — пожалуй, я придержу своё любопытство, в конце концов, у всех нас могут быть свои секреты... Какой у вас дальнейший план, господин Круто? Отправитесь к затопленным районам?
— Да, — кивнул я. — Но сначала мне нужно бы побродить по округе и порасспрашивать местных. Как думаете, это безопасно? Разумеется, если я предварительно во всеуслышание сообщу, что я явился из Северной Столицы по делу и не имею отношения к проклятью.
— Не нужно об этом кричать. Достаточно сообщить об этом мистеру Чаки. Только он со своими товарищами занимается линчеванием тех, кто не стал жертвой проклятья. Я отправлюсь с вами и представлю ему вас лично. И думаю, будет правильно упомянуть, что вы здесь по приказу Губернатора, ищущего способ избавить нас от проклятья. Это, конечно же, не будет правдой, но в данном случае, эта лож не будет расходиться с той, которой воспользовался ваш предшественник, так что она наверняка сработает…
Глава десятая. Бармен
Глава десятая. Бармен
Мы со стариком Савелием стоим в тесном дворе-колодце. На улице по-прежнему пасмурно, небо всё так же затянуто тёмными тучами, а благодаря нависшим над двором со всех сторон домам, тут было темно, словно дело шло к закату. Напротив нас, скрестив руки на груди, стоял Чаки: коренастый мужик с толстой небритой рожей, похожей на свиное рыло, с кустистыми бровями, сальной кожей, покрытой волдырями и не менее сальными светлыми волосами, лежащими на голове, словно сорванный пучок мокрой подгнившей травы, который кто-то, смеха ради, шмякнул ему на лысину. Одет Чаки был в серый драный свитер с подвёрнутыми рукавами, заправленный в мешковатые тёмно-синие штаны и дырявые галоши.
— Надо бы его вздёрнуть, — продолжал сомневаться Чаки, оценивающе меня разглядывая.
— Не нужно его вешать, — в который раз повторил старик. — Я же говорю: он пришёл на помощь своему коллеге — мистеру Чарли. Ты же помнишь мистера Чарли, да? Тот, что со странной бородой…
— Да помню я это трепло! — с отвращением отмахнулся Чаки. — Надо было и его вздёрнуть тоже! Пришёл, стал басни свои рассказывать, возбудил людей, дал надежду и свалил с концами… Даже если он и не имел отношения к проклятью, то явно был шпионом, чьей задачей было не спасать нас от этой заразы, а разнюхать — не задумываем ли мы чего дурного против дражайшего Губернатора Северной Столицы, чтоб ему обосраться…
— Если бы Губернатор беспокоился, что вы «задумываете что-то дурное» против жителей Северной Столицы или него лично, то прислал бы сюда армию и зачистил бы весь Старый Город от Стены до тумана, — заметил я. — Сейчас же Губернатор хочет решить проблему назревающей эпидемии, а ещё больше хочет остановить затопление Старого Города.
— Ну конечно, — закатил глаза Чаки. — Губернатор прямо-таки спит и видит, как бы нас всех спасти. Так жаждет нашего благополучия, что даже отгородился от нас забором, позволив гнить в собственном дерьме…
— Губернатору плевать на вас, — признал я. — Но ваша эпидемия рано или поздно придёт в Северную Столицу, и куда дешевле остановить её сейчас, пока она только разгорается, чем потом, когда заболевших будет в сотни раз больше.
— Никуда она не придёт! — презрительно скривив свою и без того мерзкую рожу, махнул рукой Чаки. — Она заражает людей только в нескольких километрах вокруг. Кстати, твой друг уверял, что это проклятие — всего-навсего лишь обычная болезнь, и ты, как я понимаю, придерживаешься того же мнения. А вот скажи мне тогда, умник, если причина этой заразы не Дар, то почему она аккурат вокруг нас людей губит, а тех, кто подальше — не трогает?
— Потому что так распространяются все болезни, гений, — не растерялся я. — У вас тут эпицентр заболевания. Очевидно, что этой заразе нужно достичь определённой концентрации в организме человека, чтобы его иммунитет не справился, и он заболел. Но рано или поздно болезнь начнёт мутировать, она будет становиться сильнее, уровень необходимой для заражения концентрации будет снижаться, и болезнь станет распространяться среди групп меньшей численности, а потом и вовсе станет заражать каждого. Чем больше у этой заразы будет времени на мутации, тем сложнее нам будет её победить, так что мне нужно как можно быстрее найти мистера Чарли и получить собранные им биоматериалы, потому как мои инструменты похитили бандиты, и я не могу собрать новые биоматериалы сам.
— Складно поёшь, — Чаки сплюнул под ноги и от души почесал свою промежность. — Тогда, может, расскажешь сразу, что вы там с затоплением придумали? А то так ты гладко стелешь — я аж заслушался…
— Придумали отправить меня решать эту проблему, — малоинформативно ответил я, не желая сочинять ещё одну брехню.
— И как же ты собираешься её решать? Думаешь, тут у нас своих умников мало? И поумнее тебя люди голову ломали над вопросом затопления, и все пришли к одному и тому же выводу: решения нет.
— Есть, — сообщил я. — Известно, что вода приходит из-за тумана, а теперь мы знаем, как остановить затопление с той стороны.
— И что? — снова скривил рожу Чаки. — На ту сторону ещё попасть надо. Там в затопленных районах и сейчас хватает высоколобых мозгляков, без сна и отдыха ищущих решение, а ты думаешь, вот так придёшь, окинешь мудрым взглядом туманное кольцо и сразу поймёшь, как его преодолеть? Так вот у меня плохие новости: пройти через туман невозможно — испаришься с концами. Проплыть под туманом не выйдет, сверху не пройдёшь. Человек не может пройти через туман, животное не может пройти сквозь туман, насекомое не может пройти сквозь туман, ничто не может пройти сквозь туман…
— Я всё это отлично знаю, — сообщил я. — Но я не собираюсь думать над решением. Решение есть. Мне нужно лишь найти моих коллег и передать результаты запрошенных ими исследований, вместе с полученным в ходе этих исследований методом прохода через туман. А после этого я вместе с биоматериалами и, надеюсь, с моим коллегой Чарли, если он жив, вернусь в Северную Столицу и забуду твою рожу и это место, как страшный сон…
— Ты сказал «методом»? — заинтересовался Чаки и подошёл на полшага ближе. — Каким ещё методом? Ты что, знаешь, как пройти через туман?
— Этого я тебе не расскажу, — отрезал я. — У меня нет таких полномочий.
— А если я позову своих друзей, и мы хорошенько тебя попросим? — взгляд Чаки стал угрожающим, а рука демонстративно легла на рукоять ножа, торчащую из-за пояса.
— Можешь позвать на помощь хоть своего папулю, — я смогу повторить свой отказ так, чтобы он звучал ещё более убедительно, — с этими словами я оттянул борт своего пальто так, чтобы было видно коломёт, висящий в наплечной кобуре. — А если я пропаду вслед за мистером Чарли, то на этот раз сюда придёт не очередной детектив, а армия Губернатора…
Какое-то время Чаки смотрел на меня, нахмурив брови, и, уперев руки в бока, стучал пальцами по своему ремню. Он явно пытался прикинуть, сто́ит ли ему ввязываться в эту игру, явно опасную игру, или лучше отступить…
— Хер с тобой, — наконец резюмировал Чаки. — Делай своё дело, а если все получится… С тебя причитается…
— Причитается за что? — удивился я.
— За то, что не убил тебя…
— О, премного благодарен и никогда этого не забуду, сэр… — я сделал карикатурный реверанс, завершив его демонстрацией среднего пальца, после чего грациозно развернулся, подняв в воздух полы своего плаща, и зашагал прочь.
Старик догнал меня, когда я уже выходил из-под арки.
— А врать вы, как погляжу, умеете…
— Один из бесчисленного множества моих талантов, — поведал я, оглядываясь по сторонам. — Где тут собираются люди, которые любят быть в курсе всех дел, творящихся в округе?
— В харчевне мистера Толи, — уверенно ответил старик, неопределённо махнув куда-то вправо по улице. — Туда идите, никуда не сворачивая, через две дороги окажитесь у здания, рядом с которым бочки горой сложены — вон, их и отсюда видно. Так вот там и будет кабак этот. Самое популярное место в городе — каждый, у кого лишнее Время завелось, обязательно там бо́льшую его часть оставит. Ну а Толя, хозяин харчевни, целыми днями только тем и занимается, что людские разговоры подслушивает. Так что, если уж он чего не знает — то никто другой уж подавно…
— Понятно, — кивнул я и протянул старику руку. — Ну спасибо вам. За помощь, за еду, за кров…
— Берегите себя, — ответил он, крепко сжимая мою ладонь. — И помните: кроме нас, никто нам не поможет. Когда в реку упал — надо к берегу грести, а не у бога спасения просить…