Око за око, говорит Ветхий завет. Ничего в мире не делается бесплатно, кроме добрых дел. Сейчас намечалась торговля, и я был готов на все, что не противоречит закону… в большом масштабе.
— Ведь ничего криминального не попросите?
Прямой взор был непробиваем.
— Помолчи, — сказал Владлен Олегович. — Сиди и не перебивай. Когда потребуется ответ, я сам спрошу.
Невелика задача. Я занял положение поудобнее, он начал:
— Как уже сказал вначале, я люблю свою жену. Очень. С детства помня простые истины, например, что толпа всегда проигрывает, или что для развертывания знамен нужно идти против ветра, я всегда строил эту жизнь сам, вел ее туда, куда нужно мне. Если мутное течение сносило вбок, выкарабкивался и рыл новое русло.
Он сделал паузу. Я молчал.
— Так я встретил и завоевал жену. Мою Ниночку. И так же, с затратой неимоверных сил, все эти годы удерживал и вел с собой в одной упряжке. И она не жаловалась. Бок о бок с мужчиной, которому доверяла, шагала по вымощенной пережитыми трудностями дороге жизни. Да, она доверяла. Доверяла все. Доверялась вся. Женщина, которой доверял я.
Вступление оказалось цветистым и долгим, но мне спешить было некуда.
— Если задуматься, — медленно вещал Владлен Олегович, — что есть наша жизнь: перечень удовольствий, непрестанное нытье или подвиг? Как по-твоему?
— По-моему, список коротковат.
— Отношение к жизни по размышлении обязательно попадет в одну из этих категорий, а попадание зависит от личности. Мне хочется узнать твое мнение.
— Перечень удовольствий, непрестанное нытье или подвиг… — Подумав, я рискнул предположить: — Подвиг?
Ответ понравился.
— Для мужчины — да. Ни что иное. Мужчина, который не способен на подвиг, не способен ни на что.
Здесь я кивнул. Но рта не раскрыл.
— Настоящая жизнь — со стороны и в воспоминаниях — всегда видится вереницей проблем, которые мы решаем, и неимоверных трудностей, которые преодолеваем. Такой она и остается в памяти. В результате истинное счастье — тихие, спокойные, светлые моменты, добрые и хорошие — остаются за бортом. А ведь именно они — счастье.
Я машинально кивал, делая вид, что слушаю внимательно, поскольку перед глазами совершенно некстати встала колом недавняя картинка с подзаголовком «Что лучше всего останавливает мужчин?». Нимфы, отбросившие комплексы…
Мысли настолько улетели в сторону, что я даже вздрогнул, когда Владлен Олегович продолжил:
— Тела — только провода, которые передают и принимают сигналы любви двух влюбленных душ. Главное — понять это. Тело, которое дарит наслаждение — продолжение дарящей души. Прочувствуй это на слух, на вкус и на глаз. Потрогай, понюхай и лизни эту мысль. Пойми шестым чувством.
Отчего не понять. Все просто. Тело — продолжение души, никто не спорит. Хотя в случае с Сусанной и компанией, я бы поменял логическую цепочку местами.
Владлен Олегович увидел, что я где-то не здесь и не сейчас.
— Прошу, сосредоточься. Повторю еще раз: тело, что дарит наслаждение — продолжение дарящей души. — Голос его был настойчив, как у учителя, который вдалбливает туповатому школяру новые истины. — Тогда становится неважно, что именно приносится в дар любимому человеку, а любовь многократно повышает наши возможности, она стремится дать человеку больше — чтоб он мог больше дать в ответ. Больше сделать. Сделать лучше.
По-моему, где-то логика сломалась. Слова вроде бы все правильные, но смысл вырисовывался… странный, что ли. Непонятно, какое определение лучше подойдет в данном случае. Или смысл вообще потерялся?
— Тогда должен быть какой-нибудь… внутренний ограничитель, что ли, — возразил я, посчитав, что, кажется, уловил направление мысли. Уловленное меня насторожило.
— Должен. — Собеседник кивнул. — Обязательно. Он должен уметь вовремя сказать: «Опасная зона! Остановись, подумай. Посмотри: вот это можно сделать, то — нужно сделать. Об этом — поговорить, о том — забыть сразу же». Да, приходится быть пограничником, постоянно стоять на страже своих желаний и отсекать лишние.
Он задумался. Очень надолго. Так, что у меня в голове снова закружились раскованные баловницы, совершая то, чего не успели в моем присутствии.
— Но что значит — лишние? — выдал мужчина, когда я уже нервно постукивал стопой по полу. — Каждая мысль несет в себе энергетический заряд, который можно использовать.
Новая пауза. Я решил взять инициативу в свои руки.
— Стараясь о счастье других, — вытащилось на свет однажды застрявшее в памяти общее место, — мы находим свое собственное.
— Именно. — Владлен Олегович расцвел, радуясь моему несомненному успеху в познавании непознаваемого. — Настоящая любовь — это дарить близкому человеку такое счастье, которое ты в состоянии дать ему. В общем, я хочу сделать жене необычный подарок.
Последовала еще одна длительная пауза. Я почтительно помалкивал, ожидая продолжения. Подарки — это хорошо. Это здорово. Просто необходимо дарить любимым подарки.
— В чем же моя роль? — не выдержал я томительной заминки.
— Подарком будешь ты.
Упс. Кувалда по мозгам. Хлоп-хлоп — глаза. Кадык — дерг. Желе вместо мыслей.
Олег Станиславович, а не занесло ли вас ненароком к маньяку? Может, через час ребята снаружи покажутся ангелами во плоти?
— У нас час до ее прихода. Кстати, может быть, ты есть хочешь? — прибавил мужчина, пока я выплывал, полуутопленный и на голову обмороженный.
— Хочу. И еще в туалет хочу, — наконец выхрюкало мое горло.
— Пожалуйста. И в душ.
Уже выходя на кухню, он обернулся:
— Выполнишь все, как скажу и лучшим образом — узнаешь, чем я могу помочь тебе. А я могу.
Помочь? Совсем недавно он делать этого не собирался, а теперь дал понять, что от моего решения зависит, вытурят меня за дверь, как только утихнет суматоха, или реально помогут, но потом. Что помогут реально, можно не сомневаться, передо мной был человек слова. И дела. Однако, слова и дела бывают разными.
А между ушами ухало нескончаемым эхом:
«Подарком будешь ты».
Глава 9
Когда в двери заворочался ключ, Владлен Олегович жестом отправил меня в спальню. Я залег под кроватью, как партизан, что поджидает фашистский поезд. Со стороны окна в комнату вползала наступившая темень, облака чернели, балконная решетка медленно таяла в ночи. В другую сторону вид закрывал свисавший край покрывала — чтобы и я не видел, и чтоб меня.
Незадолго до этого Владлен Олегович выглядывал на улицу, затем сообщил мне, что от каждой партии преследователей осталось по машине. Сейчас он помогал любимой супруге раздеться.
— Когда мы с тобой поругались утром… — доносилось его нежное воркование, — нет, не поругались, что я говорю. Так, поссорились чуточку. Даже не поссорились, скорее, не сошлись во мнении по поводу, о котором завтра вспомнить будет стыдно. И весело. Завтра. Да. Ты ушла на работу, а я остался — разбитый, покинутый, обездоленный. Потерявшийся в осиротевшем мире, в котором внезапно зашло солнце…
Нина, видимо, таяла от обволакивающего баритона мужа. Их совместные шаги перемещались из прихожей в спальню, затем из спальни на кухню. Наконец, я услышал и второй голос, он был глуховат, но журчал, как ручей весной:
— Любой психолог, конечно, успокоил бы, что все к лучшему — ссоры вносят в брак разнообразие и проветривают отношения. И помогают высказать наболевшее так, чтобы другой действительно услышал.
— И про примирения после ссор не забыли бы упомянуть. — Владлен Олегович знал суть вопроса. — Но эта опустошенность, эта тоска, это невыносимое одиночество и горечь потери, которые сдавливают сердце… Древнеиндийская мудрость говорит: «Две ошибки совершил творец — создал женщин и золото». Со вторым соглашусь, а за первую ошибку большое спасибо. В конце концов, все совершают ошибки, и у всех есть маленькие — а у кого-то большие — слабости.
Некоторое время ничего не было слышно. Возможно, они целовались. Возможно, ели. Чуть позже разговор продолжился.
— Понимаешь, — говорил Владлен Олегович, — несмотря ни на что, в мозгу все еще бушует дискуссия на тему «кто прав, кто виноват» в нелепой размолвке.
— А зачем? — Тут явственно донесся звук поцелуя. Затем журчащий шепот: — В любви нет правых и виноватых, в любви есть только любовь. А любовь, это «то, что происходит между людьми, которые любят друг друга».
— Вайан?
— Надо же, запомнил.
Послышался сдвоенный стук, будто что-то упало. Кажется, доблестный рыцарь встал на колени.
— «Боль заставляет кудахтать кур и поэтов». Я ни то, ни другое. Потому: люби душу твою и утешай сердце твое и удаляй от себя печаль, ибо печаль многих убила, а пользы в ней нет. Библия, черт подери. Прошу прощения, вырвалось. Поэтому. — Он прокашлялся. — Милая! Дорогая! Единственная! Прости меня за то, что ты была неправа, а за то, что сам не прав, я себя уже казнил. Приговорил к непередаваемой муке и сам исполнил приговор. Я умер. И вновь возродился — чтобы снова ждать, снова любить и боготворить тебя. Слова — труха. Они были и сгорели, их больше нет. Есть только мы — ты и я, и наша с тобой любовь, пусть я в сотый раз повторяюсь.
— Да, Владик, по отдельности мы просто люди — ходим, едим, копошимся, хлопочем… как все. А вместе — летаем!
— Другие о таком только мечтают. И, Боже, как прекрасна Земля с высоты полета вознесшихся душ…И из космических далей…. И вообще…