— Сейчас, — какой же у меня убпюдский безэмоциональный голос, в голове он звучит куда убедительнее. А в реале я даже матерюсь как-то без огонька.
Она не дожидаясь спрыгнула, и я запаниковал потеряв ее из виду.
Схватился за выбоины в стене и подтянулся.
— Круто да? — она обвела рукой старую игровую площадку давным-давно закрытого детского садика, когда я спрыгнул следом.
— Жутко, — с тоской посмотрел на покошенные деревянные домики и беседки с облупившейся краской. Ржавые металлические лесенки, словно останки гигантских зверей торчали из земли. Залезть на них казалось кощунством, словно пройтись по могиле. Все это место напоминало забытое кладбище.
— Пойдем туда, — Крис кивнула на сомнительную конструкцию, которая раньше была горкой.
Наверху оказалось достаточно места чтобы сидеть вдвоем, но слишком мало, чтобы не касаться друг друга.
Двадцать две минуты.
— Андрей…
— М?
— Не молчи, я нравлюсь тебе?
Нравишься? Какое тупое слово! Оно совершенно не подходит к моим чувствам, Крис! Ты стала для меня целым миром. Показала, что в моем коматозном состоянии может быть просвет. Я проснулся. Я живой. Даже на этой пробирающей до костей детской площадке мне хорошо. Заколоченные окна серого двухэтажного здания не удручают. Могу улыбаться, чувствовать, Крис. Слово «нравится» не выражает того, что у меня на душе. Тут нужно другое… И даже его будет мало, понимаешь? Да, ни черта ты не понимаешь, потому что я, как умственно отсталый смотрю на тебя и молчу!
— Ясно… — обнимает колени и отворачивается, а я все еще молчу!
— Тогда зачем все это, Андрей? Ты из жалости со мной мутишь?
— Ты дура? — по ее расширенным от удивления глазам понимаю, что я это вслух сказал, не вижу другого выхода из этой дебильной ситуации и целую ее в полуоткрытые губы.
Собираю волосы на ее затылке в кулак, прижимаю ближе, жадно. Мы несколько раз стукнулись зубами, и оба поморщились. Ничего, привыкнем. Научимся. Я тоже не профи. Девчонку в первый раз целую. Уверен, она поняла. Руки Крис, наконец- то, обвиваются вокруг моей шеи. Дышит так часто и тяжело, словно из меня весь воздух вытягивает. Запоздало понимаю, что это я забыл дышать. Как два астматика хрипим и ржем. Не потому что смешно, потому что надо, чтобы крышу не снесло окончательно. Хотя… Я и так псих. Хуже точно не будет.
Десять минут. Как же хорошо. Никогда не было лучше. Препарат отпускает. Сердце гонит чистую кровь по венам. Мысли становятся яснее. Впервые думаю о будущем. Сдать на права, сдать ЕГЭ, поступить куда-то поближе к нашему городку. Похрен, буду ездить на учебу, но жить останусь там, где Крис. Скажу класснухе, что передумал по поводу экзаменов. Можно, на ин. яз. попробовать. По немецкому низкие проходные баллы…Что там надо еще?
— Не пей больше эти таблетки, — тихо просит и зарывается у меня на груди, знает, каким я буду уже совсем скоро, а у меня сердце на части рвет, от ее просьбы. Не могу отказать.
Пять минут.
— Поговорю с мамой. Скажу, что мне стало лучше.
— Хорошо.
— Кстати. Крис, зацени, что нашел, — вытаскиваю фото из кармана и разворачиваю к ней. — Тут мне года три наверно.
На снимке я в каком-то южном санатории, позади корпуса белого цвета, а вокруг розовые магнолий. Не помню этого времени, но терпкий запах ядовитых цветов до сих пор щекочет ноздри.
Она с любопытством крутит фотку, умиляется, пока вдруг не задает тот самый вопрос, и я понял, что выздоровление откладывается:
— Как такое возможно? Ты смотрел дату на обороте? Тысяча девятьсот девяносто восьмой. Андрей, ты тогда еще не родился. Или тебе сейчас уже двадцать один? А, вообще, он очень и очень похож на тебя.
В голове снова помутилось, и напуганный голос зашептал на ухо: уходи, уходи, уходи!
Мерзкий писк наручных часов разорвал тишину на заброшенной детской площадке.
Щелкнула блистерная упаковка.
Прости, Крис.
Не сегодня…
I’m awake I’m alive Now I know what I believe inside Now it’s my time I’ll do what I want ’cause this is my life here, right now *Skillet — Awake and Alive
Я очнулся, я жив, Теперь я знаю, ео что верю в глубине души.
Настал мой час,
Я буду делать то, что хочу, потому что это моя жизнь,
Прямо здесь, прямо сейчас…
Глава 11 «Ты кто? / Wer bist du?»
— Дебил конченый.
— Как же меня тошнит от него.
Когда до меня, наконец, доходит смысл сказанного в мой адрес, обижаться уже поздно. Стою один посреди спортзала и смотрю на забытый оранжевый баскетбольный мяч.
Кажется, я что-то не так сделал. Командные игры не для меня. Любые игры не для меня. Единственное, что получается — это вождение. Стоит коснуться руля, как время словно замедляется, и я вижу все. Мне нравится водить, особенно после первого успеха на площадке и в городе. Отец обещал не продавать нашу старую бэху и отдать мне на восемнадцатилетие.
— Андрей, ты почему не уходишь? — Юлия Николаевна, учитель физкультуры, с нескрываемой жалостью глядит на меня. Еще бы, на конченого дебила-то по-другому не смотрят.
— Играл с ребятами.
— Я вижу, но их здесь нет, — хочет коснуться моего плеча, но одергивает руку в последний момент.
Да, знаю я, что все ушли. Только меня тело не слушается после таблеток, но я никому не могу сказать об этом. Родители держать мою «особенность» в секрете. Иначе никакого вождения, а постановка на учет психдиспансер.
— Сейчас. Уже ухожу.
Надолго завис в раздевалке со спущенными шортами. Зачем вообще пришел, зачем они позвали меня? Подружиться захотели перед выпускным классом. Не срослось. Обидно немного. Медленно натянул джинсы. Футболку переодевать не стал, да я и не вспотел. Мяча-то не коснулся ни разу…
Запихнул вещи в рюкзак и побрел к выходу из школы. Учителя, вышедшие после летнего отпуска, даже не пытаются попрощаться со мной. Знают, что не отвечу ничего, занимаются своими делами, готовятся к началу учебного года.
Девушки уже даже не пытаются со мной заговорить. Раньше до меня долетали обрывки случайных фраз, где меня считали симпатичным. Даже моя загадочная отстраненность вызывала интерес, пока и они не определили меня в категорию конченых. А мне как-то все равно, лекарства подавляют либидо настолько, что не помню когда в последний раз самоудовлетворялся. Года два назад? Или еще до таблеток?
Становится хуже. К сонливости прибавилась тошнота. Начал пить новые препарат, который мама выписала из Германии через знакомых, и от него меня клонит в сон уже третий день. Пришлось на время перенести уроки вождения, пока организм не привыкнет.
Августовское солнце слепит, заставляет жмуриться и почти на ощупь идти к автобусной остановке. Не заблевать бы салон. Как же хреново…
Чувства становятся острее. В нос ударяют не самые приятные запахи: резина, дерматин на сидениях, еще какое-то дерьмо, которое не могу определить. Душно…
Прижался к стеклу и уставился в окно. Живу по инерции и ничего не хочу. Даже дрочить. Ем без аппетита, сплю без снов.
Поездка укачивает, чувствую, как расслабляется каждая клеточка тела, и даже рот приоткрылся. Походу я еще и слюну пустил… Отвратительно. Кошусь в салон и вижу на себе чужие взгляды. Люди отворачиваются. Плевать… А вот одна девчонка таращится. Смешная такая и милая. Блин, ну почему именно тогда, как я разве в штаны не ссусь, ты встретилась мне, Крис? Или именно поэтому подошла, села рядом и заботливо вытерла подбородок влажной салфеткой.
— Ты нарик?
Хочется съязвить и бросить «не нарик, а шизик», но сил хватает только чтобы показать ей сгибы локтей на дрожащих руках.
— Совсем хреново?
Ау, девочка! Я слюну пускаю, как сама считаешь?
Не дожидается ответа и протирает мне лоб новой прохладной салфеткой. Боже, какой кайф. Может, я сдох уже, и небо послало мне этого маленького черноволосого ангела смерти?
— Где ты живешь?
В аду. Я живу в аду, ангелок.