— Мы можем встретиться? — просит Алекс.
— Давайте. Как у всех нормальных людей у меня сегодня выходной.
- - — -
Потрескивают на морозе бенгальские огни утренних троллейбусов. Отфыркиваясь снежными брызгами, любимое полноприводное чудо Алекса причаливает к нужному адресу. И как он раньше жил без машины?
Подъезд, домофон, лифт. Агеенко встретил в дверях.
— Анатолий?
— Алекс?
Краткое рукопожатие до легкого хруста, словно выяснение, кто главнее. Убедившись, что противник сдаваться не собирается, они улыбаются друг другу. Дверь перед гостем распахивается сильнее.
У Анатолия неуютно. Чувствуется, что в доме нет женщины. Постоянной. Или желающей чувствовать себя хозяйкой.
Агеенко откидывает с кресла спортивные штаны, предлагает сесть, а сам, сложив руки на груди, располагается напротив:
— Интересуетесь Кириллом?
— Очень. — Искренность в глазах. — И его будущей женой. Извините, если напоминаю о неприятном.
— Да ладно, какое там. — Агеенко устало машет рукой. — Хотя… не без этого.
— Почему вы с Аленой разошлись? Из-за него?
— Как посмотреть. Честно говоря, все было предопределено задолго до Кирилла.
Взглядом Алекс просит расшифровать.
Анатолий опускает кисти на подлокотники. Вылитый царь на троне. Только без царства.
— Я по жизни человек не семейный. Не потому, что не могу, а не хочу. Не требую от других большего, чем могут дать, и не выношу, когда этого требуют от меня. Нет ничего лучше свободных отношений. Сейчас мне хорошо, у меня все так, как нужно. — Агеенко вспоминает, что спрашивали не о нем. — С Аленой в этом плане тоже все было в порядке.
Алекс внимательно слушает.
— Мы с Аленой не мешали друг другу жить, — продолжается исповедь. — Судьба свела нас, когда мне нужна была нежность, ей — сила, помощь и защита. Это именно то основание, те три кита, на которых строились наши отношения. Не больше. Плюс разница в возрасте — мне глубоко за сорок. Почти в два раза. Я понимал, что это не могло длиться долго. Каждый дал другому что мог.
— И тут появляется Кирилл… — подгоняет Алекс, — молодой, интересный…
Пыл рассказчика, только что пошедший на убыль, снова взлетает:
— Нет.
— Что — нет?
Недоумение гостя льстит рассказчику как оратору.
— Кирилл потом. — Ухмылка против поднятых бровей. — Сначала Аленка связалась с Вовкой, а он мой ровесник.
- - — -
Суббота утро, глава 3
Любовь — культурная надстройка на половом инстинкте, направленном на существование и размножение вида. Да, именно так — если ты ученый сухарь. Потому что любовь — это нечто, что чувствуешь, но объяснить не можешь.
Ох, как чувствуешь…
Чертовы домофоны. Чтоб их, в бога душу мать в пекло через задницу, и много других случайно вырвавшихся нехороших слов. Кирилл гордится великим и могучим, но сейчас хочет орать обыденным обидным.
Открывать подъездную дверь никто не желает.
— Пожалуйста! — умоляет он. — Это срочно!
Смилостивилась одна старушка с самого верхнего, долгие ей лета. Щелчок запора слышен и снаружи. Зуммер. Кирилл ныряет внутрь.
Пусть сначала пятый. На нужную сторону выходят две квартиры. Кирилл начинает с ближней.
Сердце выпрыгивает. Дзинь-дзинь! Тишина. Еще раз: дзинь-дзинь! То же самое. Вот тебе и суббота.
Он перелетает к другой двери. Здесь ждет удача.
— Простите… — он склоняется к образовавшейся щели. — Вчера кто-то снял на телефон машину у соседнего подъезда. Не подскажете…
— Нет. — С резким стуком щель схлопывается.
Нервы. Кулаки побелели. Костяшки пальцев хотят наружу.
Ноги несут вверх.
Шестой, справа. Кнопка, пиликанье, шаги.
— Скажите…
— Вы кто?
— Сосед из другого подъезда. Можно один вопрос?
— Если быстро.
— Вчера…
— Вчера нас не было дома. Извините.
Слева. «Дрррр», — словно не звонок, а магазинная сигнализация. Зато хорошо слышно. Затемнение в глазке — кто-то смотрит и не спешит отворять.
«Дррр», — еще раз.
— Откройте, пожалуйста. — Кирилл дрожит от нетерпения. — Я не уйду, пока не поговорю. Всего один вопрос…
То ли похожая на угрозу просьба почему-то срабатывает, то ли там просто долго раскочегариваются. Скрип отворяемой двери ласкает уши.
— Скажите…
Бум!
На Кирилла наваливается темнота.
- - — -
— Вовка — это кто? — Рука Алекса потянулась к планшету.
— Горский, Владимир Терентьевич, — охотно разъясняет Агеенко. — Друг детства. Потом судьба развела, а недавно встретились опять. Я их и познакомил на Вовкином дне рождения. Все как обычно: «Алена, это Вова, Вова, это Алена». Активно лысеющий Вова галантно шаркает ножкой. «Вы танцуете?» Медленное кружение… сокращение дистанции до нуля… бархатный шепот… Валерия, его жена, с тех пор меня ненавидит.
Алексу требуется конкретика:
— Их не могло связывать что-то… серьезное?