— Лишние квадраты даем авансом, рожайте скорее, а то уплотнять придется.
В конце апреля угроза подселения нам уже не грозила. И тест, и гинеколог подтвердили — беременность четыре недели. Сказала Саше, едва сдерживая счастливые слезы. Он был немногословен, но то, как он смотрел, как обнял меня — сильно, бережно, с такой любовью, что я не сомневалась — он не просто рад, он безумно, бесконечно счастлив.
Я сама была переполнена любовью, готова была обнять весь мир. И так естественно было немедленно позвонить и поделиться радостью с той, что когда-то дала жизнь мне.
— Мама, здравствуй, — заговорила я, едва услышав 'алло', но больше сказать ничего не успела.
— Маша, — начала мама трагическим голосом с хорошо выверенными паузами. — Я как раз собиралась тебе звонить. Надеюсь, ты поймешь меня. Мы с папой разводимся. Ты взрослая женщина и должная понять меня…
И все в таком духе минут десять, я даже не пыталась вставить свою новость. Моя эйфория была так велика, что меня не задели ни мамино равнодушие к причине, по которой я позвонила, ни их развод. Я сказала ровно то, что она хотела услышать и попрощалась. Набрала папу.
— Тебе мама звонила? — папа был спокоен.
— Звонила, но я не про это, пап. Я беременна.
— Ого! Вот это новость! Поздравляю, дочка, и тебя, и Александра. Как чувствуешь себя?
Поговорили несколько минут, пригласила его на будущее новоселье и попрощались.
Идея с новосельем для меня была идеей фикс, а для Саша — очень сомнительной, из-за того, что я непременно хотела принимать гостей дома.
— Маняша, давай в ресторан пригласим? — вкрадчиво уговаривал меня муж. — Я повар никакой, а тебе это все сложно, хлопотно. Устанешь, тебе вредно. Да жара еще!
— Саш. У нас на новоселье будут мой папа — если приедет — Серебро и Русановы. С нами семь человек. Не надорвусь. Мы у них то и дело столуемся, а сами ни разу не приглашали.
— На крестины пригласим.
— На крестины само собой. Но сначала на новоселье. Ничего, будем готовить очень простые блюда, поможешь, я буду все время сидеть, и вообще — на кухне у нас кондиционер, или как там, все время забываю — сплит-система?
Уговаривала, прибегла к авторитету — мы как раз книжку читали для беременных — автор утверждал, что все наши желания надо исполнять, и новоселью-таки суждено было состояться.
До знаменательной даты сделали косметический ремонт в спальне и в детской. В спальне мне не понравился дизайн, лофт я и на кухне у себя бы не сделала, что уж про спальню говорить. А в детской — потому, что детская же. Не сомневаюсь, и у нашего ребенка комната будет с изрисованными стенами и пятнами от всего на свете на ковролине. Кухню и смежную с ней гостиную оставили как есть, тем более, что мебель прежние хозяева только-только поменяли. Мы посмотрели и решили, что нам подходит, а они — что им проще новую купить на новом месте. И мы ее выкупили, к взаимному удовольствию. В ремонте я принимала опосредованное участие. Меня привозили в магазин — строительный, мебельный, гипермаркет, неважно — я смотрела, показывала пальчиком 'хочу-хочу', меня везли куда-нибудь есть, возвращали домой и укладывали отдыхать. Потом привезли одобрить ремонт, сборку мебели и работу клининговой компании. Вещи, к счастью, разрешили укладывать самой. Переехали мы довольно быстро — в июне. Новоселье удалось, угощали гостей мясным рулетом с айвой, острыми помидорами, запеченной бараньей лопаткой и тортом-мороженое. С меню мы справились довольно успешно, а десерт нам сделали на заказ.
Посидели очень весело, гости разошлись — в нашем случае поднялись к себе на шестой и седьмой этаж с нашего четвертого, а мы с папой еще посидели с полчаса в гостиной, пока Саша прибирался.
— Нике шестьдесят исполнилось, ты же знаешь, она праздновать отказалась. С ума сошла совсем — фитнес, омолаживание, пластика. Не может смириться, что уже не тридцать и не сорок, даже не пятьдесят. Хочет молодость вернуть, завела себе любовника на тридцать, что ли, лет моложе, тренера по фитнесу. На развод ни я, ни она не подали, она все порывается, но так и не дошла до суда. Я сказал, что разводиться не согласен, так что в загсе нельзя, только через суд.
— Ты надеешься, что она к тебе вернется? — я спросила больше из любопытства, чем от искреннего интереса.
— Уверен, Маша. Это все пройдет, перебесится. Не хочу, чтобы она старела в одиночестве, а так и будет, сделай она такую глупость.
Но папа ошибся. В сентябре мама легла в клинику делать очередную операцию, и не в ту, в которой работал давно ведущий ее хирург. Он категорически отказался оперировать, убеждал маму, что с ее сердцем еще один наркоз может быть смертельным. Мама пошла в другую, где за деньги готовы были на все, что закажет клиент, даже ему во вред. Она умерла на операционном столе.
Саша привез меня в Дубну вечером, накануне похорон. В пустом траурном зале нас встретил только профессионально скорбящий служащий. Я подошла к маме, крепко сжимая Сашину руку. Она лежала с закрытым лицом, и я подняла покрывало. Толстый слой грима, привычное холодно-равнодушное выражение, но и обиду, и растерянность читала я… И мне стало невыносимо жаль маму — женщину, не умевшую любить, не нуждавшуюся с моей любви, несчастливую… И жаль, что ничего уже не будет — не поймем друг друга, не сблизимся, даже голос ее я не услышу никогда…
— Прости, мамочка, — прошептала я, касаясь холодной руки. — Я люблю тебя, мам, — шептала я, задыхаясь от невыплаканных слез. — Прости…
В глазах потемнело, голова закружилась. Ноги не удержали, и я не упала только потому, что Саша меня держал. Пришла в себя в соседней комнате, на руках у мужа, от резкого запаха нашатыря. Отвела ампулу, что держал работник бюро, прошептала: 'Хватит'.
— Маша, давай 'скорую' вызовем? — расстроенный Сашка поднял меня поудобнее.
— Нет, давай к папе. Мне лучше уже.
Донес меня до машины, осторожно поставил, придерживая, пока открывал дверь, усадил.
— Может, все же в больницу? — спросил, включая зажигание.
— Нет. Нормально. Катя дала что-то, сейчас приедем, найду и выпью. Ты не беспокойся, Саш. Правда, все прошло уже.
Дома Саша проводил меня в душ, заварил слабого чая, добавил несколько ложек сахара, и я, допив чашку, окончательно пришла в себя.
— Ляжешь?
— Давай посидим. Папу надо дождаться.
— Маша, не обижайся, но на кладбище я тебя не пущу.
— Я не пойду, Сашуль. Сходим проводить, я даже из машины не выйду.
Пришел папа, мы посидели в темноте, молчали, перебрасывались ничего не значащими фразами. Горько было, что у нас, отца и дочери, даже теперь не было чего-то общего, даже горя.
— Марина прилетит завтра утром.
Я покивала. Марина — папина сестра, но мы не общались с ней с бабушкиных похорон восемь лет назад, если не считать смс к праздникам. Да и раньше также, причем здесь похороны.
— Мы спать пойдем, пап.
— Хорошо, отдыхайте. Ты береги себя, дочь, — неловко поцеловал меня в щеку.
Утром он ушел рано, а я лежала, смотрела, как Саша ходит по квартире, рассматривает немногочисленные фотографии, вещи.
— Маша, — начал неуверенно. — Тебя нет здесь.
— Да, — я поняла, о чем он. — Меня давно здесь нет.
Я все же подошла к могиле, когда все разошлись. Положила букет с черной лентой к кресту с простой табличкой. Шаталина Вероника Дмитриевна, две даты. Между ними — жизнь.
— Саша, зайдем в церковь, и поедем домой, хорошо? Папе я позвоню сейчас, предупрежу, что на поминках нас не будет.
— Плохо себя чувствуешь? — забеспокоился муж.
— Нет, но я не хочу. С ней я попрощалась, папа поймет, для остальных причина у меня уважительная. Да и какая разница…
— Мария Всеволодовна, отчет подпишите? — в кабинет заглянул Сергей Корунов. — Я поправил, как вы сказали.
— Давай посмотрю, — я положила сравнительные таблицы, кряхтя, слезла с дивана, перешла за рабочий стол.
Диван в офис привез муж, чтобы у меня спина отдыхала и ноги не отекали. Очень удобно, правильно Уинстон Черчилль сказал — не сиди, если можешь лежать. Подписала отчет, проверила почту, ответила на пару писем, пометила совещание в ежедневнике. На приставке мягко поблескивали игрушки на елке. Правильно, скоро новый год, и да, я должна быть в декрете. Но я работаю. Не полный день, иногда четыре часа, иногда шесть, по самочувствию. Что мне дома-то делать? Во всех смыслах — нечего. Саша готовит, убирает, гладит. Купил посудомойку, загружает и разгружает ее тоже сам. Он работает, девочки работают, что мне — телевизор смотреть и в интернете залипнуть? Лучше уж любимым делом заниматься. Полежу на диване своем часа два — выйду погулять, у нас кругом парк и свежий воздух. Вернусь, поруковожу — обед, пока в столовую иду — опять прогулка. Еще пара часов и пешком домой, медленно-медленно, медитативно даже. Иногда, по погодным условиям, беру такси или меня подвозят парни из отдела. Дома на скандал не нарываюсь, готовить не пробую. Дремлю или читаю, пока Саша не придет. Ужинаем, опять прогулка или в гости на полчаса. Так колобком и докачусь до родов. На новый год ничего не планируем — у меня срок первого января рожать. Вообще, хочу умудриться и родить тридцать первого. Не знаю почему, такой у меня беременный бзик. Вообще, наверное, беременность штука не плохая. Конечно, сначала тошнит, потом изжога мучает, толстая и неповоротливая становишься, а еще плаксивая и раздражительная, но терпеть можно. Самое плохое — у меня спина очень болит. Но и тут есть средство, меня Катя с Милой научили. Становишься на колени на ковре, опираешься на локти и спина прекрасно расслабляется. Ребенок плавает себе, как в аквариуме, не пинается. Всем хорошо. Пока срок был поменьше, моя гимнастика заканчивалась сексом каждый раз, когда Сашке случалось быть дома, потому что заводила нас обоих до звезд в глазах. Одно время муж решил, что брачные игры мне вредны, и уговоры, что мне самой хочется, не помогали. Так только так и спасалась, физкультурой.
Муж звонит, легок на помине.
— Привет!
— Привет, Маруська. Выходи, я приехал. Сегодня ветрено, пешком замерзнешь.
— Рано ты, — я посмотрела на часы, выключила компьютер.
— В отпуск ушел. И ты, кстати, тоже, с завтрашнего дня. Попрощайся там со всеми, теперь долго не увидитесь.
Вот так. Без предупреждения, без пары дней дела сдать. Ладно, что ж делать, муж — глава семьи.
— Адьян, — позвала я. Продолжила, когда заместитель зашел, присел напротив. — Завтра приду на часок, окончательно все тебе передам по административной части. Спецчасть Марк Нетесин обещал курировать, ну и я помогу на первых порах, так что звоните и ты, и Клим с Эвелиной, не стесняйтесь. Хорошо?
— Иди уже, Мария Всеволодовна, — насмешливо ответил Лиджиев. — В декрет. Тебе рожать завтра, а ты все про работу. Постараемся продержаться, не развалим отдел за полтора года.
И я ушла. С легким сердцем.
Собираться в роддом я стала утром тридцатого. Чтобы чуть что — так в полной готовности, как солдат по тревоге. Сумку уложила, голову помыла, и все, делать больше нечего, только бояться.