— Что не так-то?
— А что так? — спросил он. — Не слишком ли высоко ты замахнулся, к хренам? У нас и до апокалипсиса ежедневно народ пачками умирал, от онкологии, от инфарктов с инсультами и прочих прелестностей бытия. Знаешь, сколько в одних только ДТП в день гибнет? Что ж ты тогда не достал свою биту и к крестовый поход против Бога не пошел?
— Может быть, потому что мне доподлинно неизвестно, есть Бог или нет, — сказал я. — А Система определенно есть, и если она есть в таком виде, в каком она есть, то ее определенно кто-то создал. Так что это не одно и то же.
— Это вещи одного, сука, порядка, — заявил Виталик. — Я, в целом, тоже не особо верю в существование бородатого дядьки, который живет на облаке и смотрит на всех нас сверху, попивая нектар и слегка подхихикивая. Для нашей прошлой реальности это довольно абсурдная картина. Но здесь и сейчас… Ты ведь с самого начала был уверен, что можешь найти Архитекторов и навешать им люлей, заранее их очеловечив. Вот я и спрашиваю себя, да и тебя, в принципе тоже, а нам чем эта твоя уверенность зиждется?
— На моем упертом антропоцентризме.
— Нет, серьезно, — сказал Виталик. — Ведь Архитектор мог бы оказаться каким-нибудь сверхразумом, живущим в иной плоскости и мерности. Он мог бы оказаться чем-то настолько чуждым и иным, что человеческий разум просто не способен принять и осознать ввиду своей зашоренности.
— Но мы же знаем, что это не так.
— Допустим, мы это знаем, — сказал Виталик. — Но это мы сейчас знаем. А люлей ты собирался навешивать с самого, сука, начала. Тебе это странным не кажется? Вот вообще, сука, ни разу?
— Нет, — сказал я.
— Может быть, в этом и дело? — спросил Виталик. — Тебе говорили, что миллионы разумных до тебя пытались пройти по той же дороге, и ни хрена у них не получилось, а ты все равно прешь вперед с уверенностью танка, которая непонятно на чем основана?
— И на чем же, по-твоему, она основана?
— А не приходила ли тебе в голову мысль, что вот эту страсть, вот эту одержимость тебе сама Система в голову и вложила? — поинтересовался Виталик.
— Зачем бы ей это?
— Да хрен знает, — сказал Виталик. — Ну, требуются ей определенные типажи, например. В то числе и фанатик, занятый борьбой с ветряными мельницами. И эта твоя борьба на самом деле преследует совсем другую цель. Или вообще никакой цели нет, Системе просто надо было тебя чем-то занять.
— А он? — спросил я, ткнув пальцем вперед, где Ричард разбирался с очередной порцией хтони.
— Тупо часть квеста.
— Так нет же никакого квеста.
— Есть, просто он скрытый.
— Вот теперь я верю, что ты разведчик, — сказал я. — Ты сам-то в это фигню веришь?
— Не особо, — вздохнул Виталик. — Но, сам посуди, в этом есть что-то странное. Ты — молодой, относительно, и если не принимать во внимание голову, здоровый, а вокруг тебя новый неизведанный мир, полный бесконечных, сука, возможностей. Что тебе эта месть? Чего ты с ее помощью хочешь добиться? Неужели ты не мог бы найти себе занятие поприятней?
— Как, например, какое? Не говоря уж о том, что это мир бесконечных возможностей свернуть себе шею.
— А я знаю, какое? — сказал Виталик. — Мог бы путешествовать или завести семью…
Я посмотрел вокруг. Мы как раз добрались до того места, где Ричард разделал очередную порцию демонов, на полу валялись изрубленные тела, стены были забрызганы кровью, а с потолка местами свисали чьи-то кишки.
— Семью, значит, — сказал я.
— Не здесь же, — сказал Виталик. — Наверняка в Системе есть и стабильные миры, где вот это вот все сведено к минимуму.
— А еще можно качаться и всех нагибать, да?
— Как, сука, вариант.
— И чем бесконечная война лучше того, чем мы сейчас занимаемся?
— Война — это только опция, одна из многих, — сказал Виталик. — Ты еще молод, условно бессмертен и перед тобой тысячи дорог. Зачем же ты выбрал самую темную и кривую?
— А ты? — спросил я.
— Это другое, не сравнивай, — сказал он. — Я, сука, мертвец. Я не чувствую запахов, не чувствую вкусов, практически не чувствую боли, я жру сырое мясо, причем лучше бы оно было теплым и живым, и все, что у меня осталось — это насилие. У меня, по сути, и выбора нет.
Ричард жестом приказал нам остановиться, а сам пошел разбираться с очередным локальным боссом.
— Окружающий мир довольно неприятен, — сказал я. — Мне всегда хотелось найти того, кто несет за это ответственность, но раньше у меня такой возможности не было. Теперь она появилась.
— Ты идеалист, — вздохнул Виталик. — Идеалисты, сука, опасны.
— Я просто считаю, что каждый должен отвечать за свои косяки, — сказал я.
— Вот я и говорю, идеалист, — сказал Виталик. — Странно, обычно к твоему возрасту это проходит.
— А в твоем возрасте нормально быть занудным, — сказал я. — И я более чем уверен, что если бы я заявил, что хочу раскачаться до небес, основать свой клан и всех нагибать, ты бы сейчас нудел по поводу того, что цель должна быть более возвышенной.
— Порой я завидую Федору, — сказал Виталик. — Возможно, он поступил куда умнее, чем мы. Вполне возможно, что на его месте я поступил бы так же.
— Порой все мы завидуем Федору, — сказал я.
— Нет, правда, — сказал Виталик. — У нас куча врагов, один другого опаснее, и всего пара союзников, один другого мутнее. Наше цель далека и непонятна, наша миссия считается невыполнимой, и если бы я не был зомби, то уже наверняка впал бы по этому поводу в депрессию.
— Ну, меня-то ты такими разговорами точно туда загонишь, — сказал я.
— Ладно, не парься, — сказал Виталик. — Наши проблемы — фигня, наши враги — отстой, мы круты и все тут разнесем к хренам.
— Звучало бы куда убедительнее, если бы ты хотя бы попробовал сделать вид, что сам в это веришь, — заметил я.
— Из зомби получаются хреновые актеры.
— Современный отечественный кинематограф мог бы с тобой поспорить, — сказал я.
Ричард снова вошел в наше поле зрения и махнул рукой, типа, можете идти, я уже все.
— В этот раз он побыстрее управился, — констатировал я.
— Умеет, может, практикует.
На третьем уровне было ощутимо теплее. Точнее, там было жарко.
Воздух был горячим, как в парилке, жар шел от пола, от стен, и, видимо, даже от потолка. И самое обидное, что никого, кроме меня, это вообще не беспокоило. Местные были привычные, им положено, паладин пер вперед, словно в его броню был встроен кондиционер, а мертвые вообще не потеют.
Но были в текущем положении и свои плюсы. Когда пот заливает глаза, струится по спине и стекает тебе в ботинки, отвлеченные мысли о мрачном утрачивают свою привлекательность.
— Тяжко тебе, наверное, — фальшиво посочувствовал Виталик.
Лишь Клавдия, как и положено женщине во враждебном окружении, оставалась холодной, и я уже начал прикидывать, устроить ли нам с ней сеанс обнимашек или тупо засунуть ее под одежду.
И плевать, что там теперь шипы. Они, по крайней мере, прохладные.
Враги на этом уровне плевались огнем, хлестали огненными бичами, а некоторые особенно продвинутые экземпляры размахивали огненными мечами. Но мы все это великолепие по-прежнему наблюдали издалека, так как Ричард справлялся сам и не просил нас вмешиваться.
— Унылый коридорный данж, — сказал Виталик. — Линейное прохождение к хренам. В наше время за такие данжи геймдизайнеров заставляли в симулятор водителя трамвая играть. На восьмибитной приставке.
— Жуткие, должно быть, были времена.
Команда пожарных с огнетушителями и брандспойтом прошла бы этот уровень минут за пятнадцать, но и паладин справлялся неплохо. Прошло всего полчаса с того момента, как мы сюда спустились, а он уже остановился перед очередным поворотом, позволив нам себя догнать. Броня его выглядела слегка покоцанной, но восстанавливалась на глазах. Глубокая царапина с оплавленными краями затянулась всего-то секунд за десять.
— Там финальная арена, — сказал Ричард. — Я пойду первым и снижу здоровье босса на шестьдесят процентов. Затем я позову вас, и вы возьмете босса на себя. Продержаться надо будет всего секунд двадцать-тридцать, надеюсь, вы справитесь. Примите те эликсиры, что я дал вам перед прохождением.
— Сделаем, начальник, — сказал Виталик.