— Тебе, друг мой, следует запомнить несколько базовых понятий про пушки, — заявил Виталик. — Пушек никогда не бывает слишком много. Пушки никогда не бывают слишком большими. В вечном споре пушки и брони побеждает всегда пушка. Доклад окончил.
— И вы ведь были такими до прихода Системы, — пробормотал Соломон. — Кажется, я начинаю понимать, почему силы вторжения несли потери в три-четыре раза больше, чем обычно.
— А они несли? — спросил Виталик. — Впрочем, и поделом, не жалко ни разу. Кто к нам с чем прилет тому мы то в ухо и засунем. И провернем два раза.
Виталик потопал вперед, и почти при каждом шаге у него из инвентаря выпадала какая-нибудь склянка или железка. То ли у неписей места для хранения меньше, чем у игроков, а то ли он у нас тут самый запасливый. Я-то свой инвентарь даже наполовину не заполнил, вот у меня пока ничего и не выпало.
А у Соломона он, наверное, вообще безразмерный.
А, нет, не безразмерный.
На шестиста метрах с Соломона дропнулась та самая пушка, которую он использовал во время погони. Соломон проводил ее печальным взглядом, но останавливаться не стал.
Потом из Виталика стали выпадать части брони, выбитой с кого попало и где угодно. Я попробовал поднять латную перчатку, и у меня получилось. Она даже влезла в инвентарь.
В результате правила лута местного подземелья стали понятны, как никогда. Выпавшее добро не считается кому-то принадлежащим и за ним для обратного пути не резервируется. Кто угодно может подобрать что угодно, если у него свободное место есть. А если нет, то пусть в руках тащит.
А тот факт, что здесь коридоры чужим имуществом не завалены, говорит о том, что до босса так никто и не дошел, и на обратном пути все подобрали свое. А нет, не говорит. Может, босс их всех поубивал, а добро со временем в воздухе растворилось.
Или его какие-нибудь местные гномики в свою сокровищницу уволокли.
На шестистах пятидесяти метрах у меня выпал топор.
Тот самый топор, который я подобрал еще на Земле. Он проделал со мной довольно длинный путь, и если бы я был чуть более сентиментальным человеком, то наверняка повесил бы этот топор над камином в своем доме, построенном на тихом берегу какого-нибудь озера. Но так как перспективы строительства мне в ближайшее время точно не светили, я помахал топору рукой и пошел дальше.
— Что там с эльфами? — спросил Виталик.
— Идут, — сказал Соломон. — Но медленно. Если и мы и они сохраним прежние скорости, то времени для финального боя у нас будет достаточно.
— Достаточно, это, сука, сколько?
— Минут сорок, — сказал Соломон. — И как мне подсказывает богатый игровой опыт, к этому времени мы либо победим, либо будем мертвы.
Ну да, учитывая, что у нас будет первый уровень и запас здоровья, как у хомячка. Это хайлевелы могут мочить каких-нибудь черных драконов или Адских Владых Адских Демонов Ада часами, пропуская удары и отхиливаясь, у нас же такой роскоши точно не будет. Скорее всего, первый же входящий урон будет фатальным.
Остается только надеяться, что там не имперский шагоход.
Так мы и шли, преодолевая возрастастающую гравитацию и сопротивление воздуха, и непосильным трудом нажитое добро продолжало падать с нас на каждом шагу, и с каждым пройденным метром мы становились все слабее и беднее, и пусть мы с Виталиком относились к этому равнодушно, было видно, что Соломона текущее положение вещей не радует.
В смысле, когда вещи на полу, а не у него в инвентаре.
Мой уровень был уже меньше сотни, уровень Соломона — чуть выше ее же. Самым непрокачанным из нас был Виталик, и он разменял уже шестой десяток.
Ну, если так можно говорить при обратном отсчете.
С Соломона соскользнул очередной комплект брони, и он нацепил на себя что-то совсем нубское, практически без бонусов, потому что характеристики у него просели изрядно.
— Что-то меня терзают нехорошие предчувствия, — сказал Виталик.
— Относительно чего?
— Безотносительно, — сказал он. — Они терзают меня вообще.
— Забей, — посоветовал я. — У меня всю жизнь та же фигня.
Он продолжал идти первым. Он торил нам дорогу, как ледокол, и, хотя, скорее всего, это просто казалось, шагать по его следам было чуть легче.
Я шагал, и думал, и тут меня осенило. Или озарило.
Но это было очень неприятное озарение.
За всеми этими погонями, перестрелками и совершением особо тяжких преступлений у меня из головы вылетел один простой факт, хотя он вроде бы и на поверхности лежал.
Виталик был неписью, я всегда об этом помнил, но дело не в этом.
Но логика прохождения данжа говорила о том, что к финальному бою мы выйдем первоуровневыми нубами, такими, в физических кондициях, какими были до прихода Системы.
Но Виталик никогда не был на первом уровне. И до прихода Системы он вообще был мертв.
— Виталик, стой раз-два, — скомандовал я.
— Чего еще? — устало спросил он, но остановился.
— Какой у тебя текущий уровень?
— Сорок седьмой.
— А на каком уровне ты очнулся в лесу?
— На сорок четвертом.
— Ну, — сказал я.
— Что "ну"?
— Я думаю, тебе лучше дальше не ходить, — сказал я. — Останься здесь, подожди нас.
— Или эльфов, — сказал Соломон.
— А ты вообще не лезь, — сказал я.
— Я в тылу сидеть не буду, — сказал Виталик.
— Во-первых, это не тыл, — сказал я. — Потому что, как справедливо заметил наш мудрый друг, там эльфы, они идут и всякое такое. А во-вторых, ты знаешь, что будет с тобой, когда уровень упадет ниже сорок четвертого?
— Нет. А ты?
— И я не знаю.
— Вот пойдем и посмотрим, — упрямо сказал Виталик и повернулся ко мне спиной.
— Я против ненужного риска, — сказал я.
— Странно, что именно ты мне об этом говоришь, — и он зашагал.
С одной стороны, когда человек хочет покончить с собой таким хитровыделанным способом, это его право. Его жизнь — его выбор, все мы взрослые свободные люди, и все в этом же роде, и не фиг в такое вмешиваться вообще.
С другой стороны, мой долг, как друга…
Я ускорил шаг, стараясь его нагнать. Очевидно, он это услышал и обернулся.
— Чапай, — сказал он. — За это время я узнал тебя, как облупленного, и я вижу, что ты готов выкинуть очередную глупость. Не надо.
— Но…
Он покачал головой и выпустил из ладоней длинные когти, как у Росомахи, только мертвого. Надо же, он ими так давно не пользовался, что я успел позабыть об их существовании напрочь.
— Держи социальную, сука, дистанцию, — сказал Виталик. — А то мы подеремся.