Прежде чем я успела возразить о своем месте в этом мире, он опустил руки на пол над моей головой и сделал выпад.
Я схватила его за задницу, и мои пальцы как будто впивались в камень, когда Салем стал работать своим членом в моем рту. Его толчки были длинными и ритмичными. Стонущих звуков, которые он издавал, оказалось достаточно, чтобы разжечь мой усталый огонь и заставить мой язык действовать.
Лежа на спине под ним, стоящим на коленях над моей головой и трахающим мое лицо, я чувствовала себя неуютно. Он мог увлечься и вдавить мой череп в бетон. На этот раз движения его бедер были более мягкими, осторожными и контролируемыми, как будто он точно знал, что делает.
Он, наверное, проделывал это тысячу раз.
— Обхвати мои яйца ладонью, — его приказ прозвучал как мольба, прошептанная на прерывистом дыхании.
Я провела рукой по его бедру и потянулась между ног спереди. Сначала неуверенно, я медленно стала массировать его мошонку, ощупывая мягкую безволосую кожу и удивляясь ее весу и форме. Важное открытие. В Салеме их было полно.
— Доун…
Глядя в его глаза, эти электрические серебристые глаза, я проворчала «М?», не выпуская его двигающегося члена.
— Сожми паль…
Я сжала.
— Аааа, — его бедра задвигались быстрее. — Бл*дь, да, именно так.
Осмелев, я положила свободную руку на основание его ствола. Крепко сжав кулак, я стала дрочить ему, одновременно посасывая и облизывая широкую головку. Он застонал и зажмурился, его грудь вздымалась, а бедра задрожали. О, ему это нравилось?
Его размашистые толчки замедлились до ленивых движений, и на мгновение мне показалось, что он собирается остановиться и позволить мне взять верх.
Опираясь на руку над моей головой, Салем опустил другую руку и накрыл мои пальцы своими. Затем он показал мне, чего хочет — более крепкого захвата, покручивающих движений, жестких рывков — и все это время я обхватывала его яйца и сосала головку. Кажется, я поняла.
Его рука снова уперлась в пол над моей головой. Мышцы его пресса напряглись и пошли рябью, пока Салем неподвижно застыл, приоткрыв рот и наблюдая за мной с невероятной интенсивностью.
— Бл*дь, ты выглядишь так порочно, когда обхватываешь меня губами, — его рука переместилась к моему рту, и он провел костяшками пальцев по впадинке на моей щеке. — Самое красивое, что я когда-либо видел, — его глаза расфокусировались, выражение лица исказилось. — Я сейчас кончу, детка.
Я застонала и стала сосать сильнее, крутить запястьем и сминать его яйца. Салем взревел, и каждый дюйм его тела превратился в сталь, когда он пролился в мое горло. Я смотрела на него с улыбкой в глазах и проглотила все до последней капли.
Его член выскользнул наружу, в мгновение ока сменившись губами. Его обнаженное тело накрыло мое, дыхание оставалось прерывистым, пока он пожирал мой рот. Он поцеловал меня глубоко, нежно, пока я не погрузилась в коматозный сон, умерев для всего мира.
Некоторое время спустя я проснулась от усиленного звука его пульсирующей крови. В какой-то момент, пока я спала, он натянул свои черные хлопчатобумажные штаны, но я по-прежнему была голой, закутавшись в теплые меха и Салема.
Оторвав щеку от его груди, я не удивилась, обнаружив на его шее и торсе узор светящихся вен. Я посмотрела на дверь, уверенная, что наши похитители направляются в нашу сторону.
— Еду сейчас принесут, — я провела рукой по сосудистому узору из переплетенных ветвей вокруг его сердца, загипнотизированная ярким течением крови и металлической субстанцией, струящейся в ней.
Ненасытный жар пронзил мой желудок и зашевелился в корнях зубов. Я жаждала Салема, его крови, но до тех пор, пока не пойму, что происходит, я не собиралась говорить ему об этом.
Он посмотрел на свою грудь.
— Ты видишь мои вены?
— Да, но… — с каждой лаской артерии пульсировали сильнее, ярче, поднимаясь ближе к его коже и тянясь к моей руке. Я провела пальцами вниз по его торсу и производила тот же эффект везде, где прикасалась. — Ты чувствуешь это?
— Чувствую, что? — он смотрел на мою руку с таким вниманием, что его глаза загорелись.
— Я вижу эти серебряные ленточки в твоей крови. Я слышу твое кровообращение, и когда я… — я провела рукой по его груди, пораженная странным ощущением силы. — Когда я делаю так, твои вены трепещут и тянутся вверх, как… магнитом? Я не чувствую их на ощупь, но, черт возьми, Салем. Как ты можешь этого не чувствовать?
Раздалось электрическое жужжание, и стальная дверь медленно пришла в движение.
Его широко раскрытые глаза встретились с моими. Он выглядел почти… испуганным. Только не из-за двери. Он боялся меня?
Салем вывернулся из-под меня и перевернул меня на спину.
— Притворись, что ты больна. Умираешь, — прошептал он мне на ухо. Затем бросился к двери.
Глава 10
«Притворись, что ты больна. Умираешь».
Закрыв глаза, я неподвижно лежала на тюфяке и издала самый слабый стон, какой только могла издать. Если наши похитители поверят в эту уловку и хотят сохранить меня в живых, они поспешат сюда, верно? Мои мышцы напряглись, готовясь к бою.
— Вернись! Она больна! — Салем затряс ворота. — Я не знаю, что с ней не так, — звук его расхаживающих туда-сюда шагов разносился над полом. — Ее рвет. Высокая температура. Судороги. Я не знаю. Она не в себе. Думаю, это из-за укуса на ее ноге. Похоже, он воспалился.
Мое бедро дернулось, но рана была в порядке. Казалось, она заживает нормально.
Дверь загудела, шестеренки заработали, и стон стали, скользящей на место, обозначил напрасные усилия.
Его дыхание участилось, и ворота лязгнули о ту часть его тела, которой он врезался в них.
— Бл*дь, не оставляй меня здесь с гниющим трупом!
Не та мысль, которую я хотела бы представлять. Я приоткрыла один глаз и вытянула шею.
Он сердито схватил картонку с едой и втащил ее в комнату. Когда дверь закрылась, я натянула шорты, повязала замшевую ленту вокруг груди и проскользнула в ванную, чтобы почистить зубы. Когда я сплюнула соду в раковину, Салем подошел ко мне сзади.
Его ладонь фамильярно прошлась по моей спине, а другой рукой он выхватил зубную щетку из моих пальцев. Никто из нас не произнес ни слова, пока он чистил зубы. Мы устроились на тюфяке и молча поели. Жареная свекла, какая-то дичь, приготовленная, на костре и вода в бутылках. По крайней мере, нас хорошо кормили, но я не чувствовала вкуса еды. Я ощущала онемение.
Я доела свою порцию еды, убеждая себя, что мы вырвемся. Так или иначе, я снова увижу своих отцов.
— Прежде чем дверь открылась, — сказала я, — ты выглядел испуганным. Почему?
Салем провел пальцем по брови, изучая меня.
— Ты сказала, что можешь заставить мои вены… трепетать? Это довольно тревожно, Доун, потому что я ни хрена не чувствую.
Я прервала зрительный контакт и поджала губы.
— Эй, — он коснулся моего подбородка и поднял мое лицо к своему. — Ты меня не пугаешь. Ты заставила мои вены двигаться. Я все еще жив. У нас все хорошо.
— Хорошо — это не то слово, которое я бы употребила, — я обвела взглядом нашу камеру.
— Расскажи мне что-нибудь, — Салем притянул меня к себе на колени, накрыл наши ноги одеялом и прислонился к стене. — Что-нибудь личное.
— Личное? — сидя боком на его бедрах, я положила голову ему на плечо. — Например, что?
— Даже не знаю, — он схватил прядь моих волос и накрутил ее на палец. — Расскажи мне о ком-то, кто тебе дорог, о своей самой большой радости, о самых счастливых и худших воспоминаниях. Расскажи мне что-нибудь.
Я вздохнула, когда мой разум метнулся к единственной вещи, которая заключала в себе его список.
— У меня была собака.
— Собака? — его рука замерла в моих волосах. — Та самая собака?
— Дарвин. Полагаю, ты слышал истории.
— Я слышал о немецкой овчарке, которая спасла твою мать от голода, тли, оборотней и привела твоих отцов в тюрьму на плотине Гувера.
— Оборотней? — я рассмеялась. — Это был лев.
— А собака…?
— Он умер, — 15 августа в 6:10 утра. Как раз, когда солнце поднялось над плотиной Гувера. — Мне было десять. Мы были одни на нашей утренней прогулке по саду, где умерла моя мать.