Всю мою осознанную жизнь папа был для меня всем — другом, наставником, и даже мамой, которая предпочитала жить вдалеке, приезжая исключительно на рождественские каникулы.
Я часто смеялась над своими подругами, которые не понимали, как такое может быть, когда слышали, как я обсуждаю с папой последнюю коллекцию от Диор или рассказываю об очередном своем поклоннике.
Никто не понимал…
И лишь я знала какая бессовестно счастливая моя жизнь с папой, по которому сходили с ума женщины, а мужчины боялись и уважали.
— Мой красивый папочка — подняв голову, я с обожанием заглядывала в его красивые глаза, прикрывая ресницы, когда он приглушенно рассмеялся, целуя меня в лоб и поглаживая горячими ладонями по спине, на мои слова. — Если узнаю, что в нашем доме снова была та наглая блондинка, клянусь, что вернусь обратно даже с края земли и вырву ее белобрысые лохмы!
Брат говорил, что это была ревность.
Но я даже не спорила!
Достаточно было посмотреть на моего отца, чтобы с первого взгляда потерять голову — высокий, не по годам стройный, с широкими плечами и совершенно невероятными глазами, в которых можно было потерять себя без оглядки!
Добавьте к этому, то, что он был доктором наук, основателем самой успешной фармацевтической фирмы и миллионером, и больше вы не сможете мечтать ни о ком другом!
Его одинокого сильно хотели и мои малолетние подружки, и все эти расфуфыренные силиконовые дамочки-охотницы за богатством и славой!
— У меня намечается много работы, Мишка, — примирительно улыбнулся он в ответ, приглаживая прядки моих растрепанных волос, собранных на затылке в высокую шишку. — Поэтому ты отправляешься на незапланированные каникулы. Посмотришь на наш новый дом на берегу океана…
— …я могла бы поехать к маме…
— Не могла!
Иногда папа умел быть резким.
Со своими подчиненными — почти всегда.
Со мной и братом — никогда, вернее очень редко, лишь когда был по-настоящему зол на маму, которая обзавелась своим сто восьмым ухажером, чуть старше моего возраста.
Кажется, дело было в этом. Просто папа, как всегда, не хотел меня расстраивать и отправлять в город любви и романтики, где я была совершенно одна, пока моя мама была влюблена. Снова.
Слыша приглушенные шаги в коридоре, которые словно отбивали ритм, я тяжело выдохнула, и без слов папы понимая, что время пришло.
Его охрана была готова, и все ждали только меня одну.
— Будь хорошей девочкой, Мишка, — отец склонился, чтобы порывисто поцеловать меня снова, убирая руки, чтобы позволить Михаэлю обнять меня тоже. — Слушайся Нила, и не отвлекай охрану от их обязанностей своими рисунками!
Я хихикнула, крепко обнимая старшего брата:
— Голых женщин больше рисовать не буду!
— Мужчин тоже не рисуй, — брат взъерошил мои волосы, улыбаясь хоть и расслаблено, но серый блеск его глаз был сосредоточенным и даже взволнованным, отчего я снова и снова вспоминала их разговор, свидетелем которого случайно стала.
— Тычинки, пестики? — лукаво улыбнулась я, стараясь скрыть свое волнение и стыд, от того, что все-таки подслушала.
— Ограничься листочками и цветочками, — хмыкнул папа, тут же перестав улыбаться, когда перед нами возник тот самый Нил.
Начальник нашей охраны и бывший военный, который прошел не через одну горячую точку, чтобы теперь получать свой хлеб и огромные чаевые от отца.
— Мы готовы, сэр.
— Отлично. Информируйте меня так часто, как сможете.
— Да, сэр.
Когда Нил без труда поднял с пола мои вещи, без лишних слов и эмоций зашагав по коридору к большому гаражу, мне ничего другого не оставалось, как следовать за ним.
Страха не было.
С такими людьми, как в нашей охране, можно было без проблем перевозить хоть Королеву Англии из самой Великобритании куда-нибудь в Албанию.
Но что было делать с огромной тоской?..
— Госпожа Микаэла.
Когда мы спустились еще ниже, где двумя рядами стояли большие внедорожники — совершенно все черные, тонированные и бронированные — я даже не подняла глаза на того, кто открыл передо мной дверцу, помогая забраться на заднее сиденье.
Какой смысл смотреть, когда все они были в масках, где было видно лишь глаза?
— Может, по дороге банк ограбим? — криво улыбнулась я Нилу, который единственный был с открытым лицом и всегда был рядом. — Видок у вас прям подходящий!
— В этом нет необходимости, госпожа, — сухо отозвался мужчина, на что я лишь тяжело выдохнула:
— Это была шутка.
— Я понял.
Ну что можно было взять с вояк?
Вот что ждало меня в ближайшие несколько суток — полнейшее молчание и бесконечное копание в себе, когда надоест рисовать и все песни в моем плеере будут заслушаны по сто раз, потому что никто не будет говорить со мной или между собой, делая это лишь по рации и то по большой необходимости.
— Босс, выдвигаемся? — я пыталась расположиться на большом сидении, поджимая под себя ноги, и слыша за толстым темным стеклом голос одного из парней в масках.
— Выезжайте из гаража, но притормозите за воротами.
Это была их работа и я не должна была в нее вмешиваться.
Я упорно пыталась размотать тонкие проводки наушников, когда машина плавно двинулась вперед, выезжая из подземного гаража, а потом по территории нашего особняка за его высокие ворота, не обращая внимания, даже на то, что она остановилась, находясь где-то посередине картежа из десятка таких же машин.
Захлопали дверцы, и чей-то голос рядом с дверью недовольно пробурчал:
— Не нравится мне всё это. Мы бы справились сами.
— Твоего мнения никто и не спрашивает, — я знала только голос Нила, поэтому покосилась на тонированное стекло, в темноте ночи видя лишь очертания темных фигур, что стояли рядом. — Просто делай свою работу, и не думай много. Первый, первый, как слышишь меня? Новенький вышел? Только его ждем.
Рация захрипела и стихла, пока мужчины затихли в ожидании ответа со второй стороны.
— Ждем команды от лаборатории, босс. Но у меня все чисто.
Мужчины на какое-то время замолчали, словно прислушиваясь, когда второй голос снова недовольно буркнул:
— А этому придурку лесному сказали, куда надо вставлять гарнитуру?
Очень пренебрежительно и злобно.
Даже стало немного обидно за этого новенького.
Очевидно, что никто не ждал его в этой слаженной команде, и легко влиться в коллектив ему не удастся.
О том, что ему это и не нужно, я поняла совершенно случайно, взвизгнув и подпрыгнув на сидении, когда в стекло слева от меня врезалась со всего маха голова кого-то из мужчин, отчего послышался его хрип и жуткое сопение в попытках втянуть в себя воздух вместе с низким сухим голосом, от звука которого я замерла и клацнула зубами:
— Лесному придурку не нужны гарнитуры и все эти убогие человеческие штучки, чтобы слышать вас.
Ох, мамочки!
Выронив из рук наушники, я с ужасом покосилась на стекло, в котором увидела мощную руку с бледной кожей и тугими прожилками вен.