Аморин стал ласкать ее бедра, медленно переходя на внутреннюю сторону, Карина задрожала, ее ноги сперва сжались, но как только он замедлился, сбавил напор — вновь расслабились, позволив ему скользнуть глубже.
Сантиметр за сантиметром, он скользил пальцами вверх, приближаясь к заветному месту. Кари дышала часто, впившись пальчиками в его плечи. Что же ты вытворяешь, девочка, зачем позволяешь все это? Это ведь просто договор, просто контракт, или тебе тоже сносит крышу? Но почему?
— Аморин… — прошептала Кари сдавленно и откинула голову на стену, подставив гладкую шею для поцелуя. Он тут же оставил влажный след на нежной коже.
Когда его пальцы коснулись трусиков, Кари, закусив губу, сдавленно простонала. Вот он маленький, набухший от возбуждения бугорок. Даже через тонкую ткань он чувствует его пульсацию. Огненная Илира… Как тут горячо, все насквозь промокло…
— Малышка… — одурело прошептал Аморин, впившись губами в ее рот, завладев им, как только дракон может завладеть девушкой.
Их языки сплелись, Кари застонала, когда он принялся сквозь ткань ласкать ее возбужденную вершинку, дразнить, надавливать так, что ее всю затрясло. Кари запуталась пальцами в его волосах, ее глаза закрылись, губы раскрылись, она дышит часто, словно совсем забылась.
— Да… — горячо выдохнул он ей прямо в губы, — да, моя малышка… вот так… тебе хорошо?
— М… — простонала Кари, подаваясь бедрами ему на встречу, — да… что это… о….
Аморин хотел ее неистово и до какого-то одурения. Хотел отодрать ее прямо здесь в этой кладовке, и только помня, что она девственница (как это вообще вышло?), сдерживался изо всех сил. Любая девушка заслуживает того, чтобы ее первый раз был незабываемым, причем в хорошем значении, а не так, как рассказывали ему некоторые любовницы.
Да, сдержаться и не накинуться на нее он все еще мог. Но перестать дразнить ее пальцами не было никаких сил. И он продолжал гладить, надавливать, ласкать ее набухшую вершинку. А когда отодвинул ткань трусиков и коснулся напрямую, Кари застонала и выгнулась.
— Да… Аморин… о…
Он задвигал пальцем, стал совершать круговые движения, скользя по влажной сердцевинке, сжимая, дразня, слегка проникая внутрь, от чего Кари начинала извиваться, еще сильнее прижиматься к нему.
Ему хотелось, чтобы этой зеленоглазке было хорошо. Так хорошо, как никогда прежде. Какая виверна его укусила? Что нашло? Но эта девочка, этот ее запах просто с ума сводит…
Его член горел, требовал, чтобы он прекратил себя мучить и немедленно сунул его в горячую и тугую… А она действительно тугая, Аморин чувствует это пальцами, там ведь прежде никто не бывал.
— Да… вот так… — подбадривал он ее, все ускоряя движения.
* * *
Карина рассыпалась на кусочки и собиралась вновь, чтобы опять разлететься огненным взрывом. Прикосновения Аморина доводили до безумия. Она сама не понимала, как это все произошло, как она допустила…
Ведь все начиналось с ругани. Думала, он готов дать ей затрещину. Но в последний момент по какой-то невероятной магии его губы накрыли ее рот, а она… Она ответила на поцелуй!
Почему он поцеловал? Решил, что неплохо бы позабавиться с официальной невестой? Закрепить фиктивный договор делом?
Почему она ответила?
Почему не послала его ко всем чертям?
А сейчас уже поздно. Сейчас она не может остановиться. Эти прикосновения, эти пальцы… Они дарят такое наслаждение… Почему он вызывает в ней такую бурю эмоций? Почему ей так хорошо с ним?
Его пальцы дразнят ее мокрый бугорок, ласкают, вызывая миллионы сладких вспышек во всем теле, низ живота наливается тугой, упругой пружиной, грудь потяжелела. Как хорошо… мамочки…
— Аморин… — простонала она, теряя разум, от того, что его пальцы стали ласкать ее влажный и чувствительный вход, — я не могу… больше… а…
— Да, стони, малышка, — захрипел он ей на ухо, прижав всем телом к стене и продолжая играть с ее заветным бутончиком.
Тело наполнялось истомой, напряжение росло, как снежный ком, все ее существо устремилось вниз, все сильнее сжимая невидимую пружину. Невыносимо, необъяснимо хорошо… Да, Аморин, пожалуйста, не останавливайся. Если он сейчас прекратит, она просто погибнет на месте.
Он словно чувствовал ее, слышал ее мысли, угадывал желания, находил самые чувствительные точки, и в какой-то момент, напряжение достигло такой силы, что Карина не выдержала.
Ее хриплый и гортанный крик заполнил кладовку, тело содрогнулось, а низ живота взорвался мириадами серебряных капель. Ее сократило, мир на мгновение залило белым светом, таким ярким, что показалось, кроме него не существует больше ничего.
Когда пелена света стала медленно спадать, Карина осознала, что тяжело дыша повисла на шее Аморина. Тот бережно держит ее, все еще прижимая к стене, его дыхание тоже надрывное прерывистое, а пальцы до сих пор у нее между ног.
Это почему-то вызвало волну стыда.
И вообще, как только нега и истома отступили, Карина вдруг с ужасом поняла, что произошло и даже придумать не смогла, куда деться и провалиться.
Аморин, видимо, заметил, что она пришла в себя — осторожно и словно как бы нехотя вытащил ладонь из ее трусиков.
Карина пыталась успокоить бешено колотящееся сердце, смотреть на Аморина сейчас оказалось выше ее сил. Слишком велик шанс, что она снова поддастся его чарам и окончательно потеряет способность нормально рассуждать.
— Надо возвращаться, — хрипло проговорила она (матушки-батюшки, неужели у нее от страсти такой голос?!).
— Думаешь, кто-то хватится? — также сдавленно отозвался дракон.
17.2
Карина все же взглянула на него. Так вот значит, что? У него тоже башню сносит? Или это просто естественное мужское состояние после… ну такого? Блин, почему она такая неопытная. Нет бы, как все нормальные девушки, интересоваться и пробовать. Так нет, хранила себя для особого случая.
И вот, случай.
А она — ни туда, ни сюда.
Сейчас Карине было все равно, хватятся ее или нет. Просто хотелось поскорее покинуть кладовку, сбежать, спрятаться от этого мучителя, который какие-то странным образом умудрился получить над ней контроль. Пусть и временный (он ведь временный? Когда-нибудь их фиктивный сговор закончится?). И самое дикое, что ей безумно, до дрожи в коленях, до стона нравится все, что он с ней делает.
Не влюбляйся, Карина. Только не влюбляйся. Такие, как он способны сделать очень больно…
— Пусти меня, — попросила она, все больше погружаясь в тяжелые мысли. Ей действительно не стоит увлекаться чувствами, которые, к сожалению, и так возникли в душе.
— И куда ты пойдешь? — спросил Аморин, упершись ладонью в стену и перегораживая ей путь.
Карина подняла на него взгляд, стараясь не смотреть прямо в глаза. Вместо этого сосредоточилась на красиво очерченном подбородке (так хотя бы колени не дрожат).
— Не знаю, — честно ответила она. — На лекцию… наверное.
Аморин фыркнул.
— На одну лекцию ты уже сходила, — произнес он все еще хрипловатым, но уже чуть более сдержанным голосом. — Теперь придется разгребать.
— Это не моя вина, — попыталась оправдаться Карина, но Аморин не дал.
— Слышал уже, — оборвал он. — Значит так. Сейчас находишь Лаварию, смотрю у тебя с ней вроде заладилось. Хоть что-то ты правильно сделала. Не отходи от нее, а я пойду разбираться с твоим назначением на конвент.
Карина окатила его многозначительным взглядом. Пускай разбирается. В конце концов, это все его затея. И перемещение, и браслеты, и все остальное.
Выйдя из кладовки в сопровождении Аморина, Карина едва не вспыхнула от стыда — адепты, то и дело, оглядываются, на губах ухмылочки, будто знают, чем они занимались.
— Почему они так смотрят? — спросила Карина, когда дракон повел ее через один из холлов к какому-то коридору.
— А ты как думаешь?
Карина промолчала. Ей вообще не хотелось озвучивать мыслей, и судя по всему, они верные, от чего стыдно еще больше.
Коридор оказался небольшим и вел в небольшое светлое помещение с диванами, столиками и креслами. Окна такие же огромные, как и во всем Шэоне, стены в серебряной лепнине, на полу такие же серебристые коврики, а под потолком такие же световые шары.
То там, то тут адепты раскинулись в креслах, тихо беседуют, и вообще место очень умиротворяет, в отличии от аудитории и кладовки, в которой ну вообще не до умиротворения.
— И что дальше? — спросила Карина.
Аморин кивнул к окну, где усевшись в кресле, попивает прозрачную жидкость из дорогого бокала Лавария.
— Вон, сиди тут. Жди, — сказал он.
— А ты?