Урок был посвящен зелью легкого парения: выпьешь его — и любая тоска и хандра отступят. Сначала первокурсники старательно толкли в ступках черные орехи жуженицы, которые сердито брызгали во все стороны синим соком, потом высыпали черно-синюю пыль в дымящиеся котелки с корнем асфенделя, добавляли пыльцу с крыльев ночного череповника — бабочки, которая водилась только на старых кладбищах, и мешали варево ровно семнадцать раз по часовой стрелке. Зелье в котелке Петера вдруг взорвалось с громким шумом и вышибающей слезы вонью, и господин Бундо воскликнул:
— Семнадцать, Петер! Я же сказал: семнадцать раз, а не восемнадцать!
Петер сконфуженно провел ладонью по лицу, стирая копоть.
Когда все зелья были сварены и остужены, господин Бундо раздал всем первокурсникам серебряные стаканчики и сказал:
— Ну что, пробуем!
Дайна пригубила светло-зеленый напиток с едва уловимым запахом груши и почувствовала, как невыносимая горечь отступает, растворяется, дает возможность дышать. Может быть, и не надо ее убивать, эту несчастную любовь? Может, надо просто варить зелье легкого парения, пить его и не страдать?
Господин Бундо обвел улыбающихся первокурсников оценивающим взглядом и раздал им маленькие орешки. Когда орешки были съедены, преподаватель сообщил:
— Запомните навсегда: к зелью легкого парения стоит прибегать только в исключительных случаях! У мага может появиться соблазн пить его при малейшей проблеме. Но зелье, которое пьют чаще, чем раз в год, вызывает отек мозга.
Петер нахмурился.
— И когда же его варят? — спросил он. — И для кого?
— Например, для матери, потерявшей единственное дитя, — ответил господин Бундо. — Для девушки, которую обесчестил мерзавец. Для старика, которого сыновья выгнали на улицу. Это зелье не для пустяков вроде сломанного ноготка или обиды на родителей, которые не взяли на прогулку.
— А орешки зачем, господин Бундо? — спросил Гровир.
— Чтобы не позволить вам злоупотреблять, — ответил преподаватель. — Захотите выпить еще стаканчик — и у вас начнется неукротимая рвота. Приятного мало, честно говоря. Запомните, порядок именно такой: неутешное горе, зелье легкого парения, орешек.
Когда первокурсники покинули кабинет — следующим уроком была история магии, которую вела госпожа Эмилия — Дайна подошла к господину Бундо, и он поинтересовался:
— Недавняя, но сильная любовь? От которой болит сердце?
Дайна кивнула. Да, все верно. Что тут еще скажешь? Принимая предложение Валентина, она и подумать не могла, что все кончится именно вот так, что любовь вырастет из благодарности и страсти. Та ночь оказалась тонкой иглой, которая намертво пришила друг к другу таких разных и одинаково несчастных людей.
— Надо перетерпеть, дитя мое. Надо взять себя в руки и перетерпеть, — с искренним, почти отцовским сочувствием произнес господин Бундо. — Вы разговаривали с предметом вашей любви?
— Да, — откликнулась Дайна. Это сочувствие сделало ее такой слабой и мягкой, что она с трудом сдерживала слезы. — Мы не можем быть вместе. Ему тоже тяжело… Он сказал, что нам лучше не оставаться наедине и не травить друг друга.
Слезы все-таки побежали по щекам. Господин Бундо протянул Дайне бумажную салфетку и быстро принялся смешивать какое-то зелье: пузырьки и склянки с разноцветным содержимым мелькали в его руках быстрее шариков, которые подбрасывает жонглер.
— Вот, выпейте, — он поднес Дайне серебряный стаканчик, от которого пронзительно пахло апельсином.
— Это оно? — спросила Дайна с надеждой. — Средство, убивающее любовь?
— Нет, — мягко улыбнулся господин Бундо. — Просто успокоительное. Пейте, пейте!
Дайна сделала глоток, и та буря, которая грохотала в ней, улеглась. Она смахнула слезы со щек и спросила:
— А зелье, убивающее любовь?
— Видите ли, — сказал господин Бундо с грустной улыбкой. — Мне двести пятьдесят три года. Когда мне было девятнадцать, как и вам, я тоже влюбился и тоже не мог быть вместе с любимой. И я выпил то зелье, о котором вы так настойчиво просите. Потому что это было слишком больно, жить с той любовью.
Дайне вдруг стало страшно — так, что даже в животе заныло.
— А потом? — спросила она.
— Зелье подействовало, — откликнулся господин Бундо. — И вот уже двести тридцать четыре года я живу без любви. Оно всегда дает результат, забирает любовь. Оно очень простое, в общем-то, любой может смешать. Но примете его — и любовь никогда больше не прорастет в вашем сердце. Как по мне, это прыжок в пасть льва, чтобы спастись от медведя.
Дайна присела на край парты — ноги подкосились.
— Ну вот, — удовлетворенно произнес господин Бундо. — Вы все прекрасно понимаете.
— Что же мне делать… — растерянно прошептала Дайна.
— Любить, — решительно ответил преподаватель. — И пусть он любит вас. Любовь это ведь не стремление присвоить человека. Это искреннее желание счастья тому, кого ты любишь.
— Да, — кивнула Дайна. — Он говорил об этом.
— Допейте, — господин Бундо кивнул на стаканчик зелья, который Дайна так и держала в руке. — И поверьте, скоро вам будет легче. Как только вы почувствуете, что любовь — это радость, а не чувство собственности, то вам сразу же станет спокойнее.
— Правда станет? — с надеждой спросила Дайна. Господин Бундо уверенно кивнул.
— Правда, поверьте специалисту. Вы ведь прошли на отбор невест?
Сама мысль об отборе для принца Эжена сейчас казалась Дайне кощунственной. А ведь она будет в нем участвовать, проходить этап за этапом… Может быть, Валентин попросил ее об этом потому, что хотел, чтобы она отвлеклась и обо всем забыла? Маги быстро влюбляются и сильно любят, но, возможно, они и остывают так же быстро?
Может, и она остынет, участвуя в отборе?
— Да, — кивнула Дайна. — Сегодня в полдень будет объявлено задание первого этапа.
— Тогда желаю вам сил, — произнес преподаватель. — Все будет хорошо.
Дайна поблагодарила его и, выйдя в коридор, побрела в сторону лестницы. Мимо прошел Кристиан — осторожно нес в руках маленький ящик, оплетенный металлическими полосами. Пробежали второкурсники — должно быть, опаздывали на урок.
Дайне казалось, что все это происходит во сне.
Она надеялась, что сможет проснуться — и никак не могла.
***
День прошел как и полагается, в праведных трудах.
Валентин даже не успел пообедать с Эженом. Брат вроде бы не обиделся — заглянув в кабинет, он увидел, как Валентин тонет в бумагах из министерства, банковских сводках и хозяйственных отчетах — но было ясно, что ему хотелось бы побыть с младшим после тех лет, что они провели в разлуке.
После похорон Валентин уехал. В тот момент он и сам не знал, куда направляет коня — лишь бы подальше от Саалии, от облетевшего черного леса, звонкого лая собак, кровавой клюквы на траве. Подальше от отца с его неловким сочувствием и тяжестью вины на плечах, подальше от самого себя. Он скитался чуть больше года: когда над Саалией закружились снежинки первой метели, Валентин вернулся — могущественным магом, чье лицо было скрыто маской.
Леон его понял — просил прощения, не задавал ненужных вопросов и говорил, что сделает все, о чем попросит младший сын. Валентин сказал, что хочет возглавить академию магии и что придет на помощь отцу и семье, если потребуется, но больше никогда не вернется в Саалию. Момент был удачным, тогда как раз скоропостижно скончался прежний ректор, и министерство магии объявило конкурс на его замену. Стать ректором оказалось непросто: несмотря на финансовую поддержку отца, министерства трех стран знатно потрепали Валентина, оценивая уровень наглого выскочки — и остались довольны. Валентин до сих пор помнил их улыбки.
«Девять лет, — думал Валентин, принимая очередную стопку писем. — Вся моя сознательная жизнь прошла здесь, в этих стенах».
Замок скрыл его от мира надежнее, чем маска. Замок стал его домом и склепом, опорой и надеждой, и в какой-то момент Валентин успокоился и просто стал жить дальше — великим магом, который хранит давнюю тайну за латами своего бесконечного могущества. Он интриговал; к нему не раз и не два подходили студентки, предлагая перевести отношения в более приятную плоскость. Одну из второкурсниц Валентин однажды вытащил из собственной ванной — полностью обнаженная девица лежала в воде, и лепестки алых роз кокетливо прикрывали ее грудь и лобок. На все предложения он смеялся и говорил, что будет очень рад и встречам, и отношениям, но только после того, как девушки получат золотой листок диплома.
Ни одна не пришла — Валентин этому не удивлялся. Когда отношения строятся не на любви, а на власти, из них хотят извлечь только выгоду.
Думал ли он, что однажды возненавидит академию? Думал ли он, просто поступая так, как велел ему долг, что рухнет в эту глупую взаимную любовь — рухнет так глубоко, что не сможет выбраться?
В дверь снова постучали. Валентин оторвался от бумаг, мельком подумав, что если это опять пришел Шайло с рассказами о том, как в очередной раз обнаглела молодежь, то он бросит в него чем-нибудь тяжелым. Но это был Эжен — сейчас он выглядел смущенным и виноватым, словно понимал, что отрывает брата от дел, и ему было за это до невозможности стыдно.
— Привет! — сказал он с обезоруживающей светлой улыбкой. — Извини, что я тебе мешаю, но сегодня новый этап отбора. И здешний глава отделения боевой магии сказал, что уже все приготовил.
Валентин улыбнулся, откинулся на спинку кресла и понял, что брат сейчас не видит его улыбки. На мгновение ему стало жаль — и он решил, что иногда надо все-таки изменить своим привычкам.
По большому счету он уже пережил свою давнюю боль. Маска была уже не нужна.
— Заходи, — махнул рукой Валентин. — И закрой за собой дверь.
Эжен послушно прошел в кабинет. Валентин провел ладонью перед лицом, и маска рассыпалась белыми искрами. Эжен оторопело замер и какое-то время рассматривал брата так, словно ожидал увидеть кого-то другого и боялся этого. Потом он снова улыбнулся и, пройдя к креслу для посетителей, произнес:
— А ты совсем не изменился. Правда.
Валентин пожал плечами.