Я же… час за часом и день за днем ждала завершения этой бесконечной вереницы обращений, жалоб, требований, упреков, надежд. И, признаться, не слышала никого из них. Словно воздух надо мной тяжелел, вдавливая в лавовое кресло и не давая слышать — на каждом соруме я превращалась в застывшую статую. Не могла слушать о горестях чужих судеб…
— Мне осталось только сменить одежду, — обреченно вздохнула, понимая, что избежать очередного сорума не смогу. Даже чуть задержаться, опоздав к открытию, мне не дано.
— И волосы! Распусти их! — Назидательным и неизменно тихим голосом распорядился Наринен. Смирившись, я кивнула и развернулась к двери, когда в спину мне долетел его голос. — Будь достойна семьи, которую мы представляем, — императорской. Не разочаровывай меня!
Вот оно! Радуясь, что супруг не видит моего лица, на миг прикрыла веки, скрывая наверняка отразившуюся в глазах боль.
«Разочарование», — он часто использовал это слово, говоря обо мне. О нас с Соли.
За годы, прожитые в арианском браке, я умудрилась стать для своей пары разочарованием во всем. Не смогла скинуть налет дикости и резкости, выработавшийся у меня за годы плена и жизни рядом с метхом, не научилась лоску, умению предстать в наилучшем виде и манерам, присущим представителям значимого рода супруга.
Особых талантов и склонности к чему-то не проявила, до сих пор продолжая наверстывать годы, лишенные элементарных знаний. И такого желанного супругом ребенка ему не подарила. А самое главное, обладала тем, чего он отчаянно желал, но никогда не смог бы получить, — светлыми волосами, истинным знаком отличия и возвышения, принадлежности к правящей семье.
Пусть Наринен никогда не давал волю своим чувствам, неизменно укрывая их под покрывалом безликой сдержанности, я чувствовала — это гложет его. Оттого, являясь единственным темноволосым арианцем на собраниях императорской семьи, он всегда укрывал голову специальным убором, объясняя это мешающими ему заниматься делами империи прядками налезающих на лоб волос.
— Дейнари, твой долг подарить мне ребенка! Моему роду продолжение! Того, в ком будет наша кровь и кто будет отмечен светловолосым обликом. Я подарил тебе новую жизнь, собрав осколки твоей сломленной судьбы, ты же можешь отплатить мне такой малостью. Требуется только захотеть…
Прозвучало это лишь однажды за нашу совместную жизнь, когда он на миг потерял самообладание, позволив гневному упреку сорваться с губ.
Случилось спустя три с небольшим года после ариан, когда Наринен уходил из спальни в очередной виток цикла, не почувствовав во мне зарождения новой жизни.
Тогда я поняла, как желанен, как необходим ему наш общий ребенок. Насколько он мечтает о потомке, который будет очевидным отпрыском императорской семьи и одновременно наследником его рода. В своем сыне он жаждал воплотить собственные чаяния. Ведомая чувством раскаяния и вины, живя с нарастающим ощущением никчемности и неспособности оправдать надежды Наринена, я искренне пыталась. Ночами лежала без сна, всматриваясь в огненные потоки над головой, и пыталась представить… увидеть… захотеть этого ребенка.
Не получалось.
— Я быстро соберусь, — не оборачиваясь, так же привычно скрывая душевное смятение за внешней невозмутимостью, ровным тоном откликнулась я, прежде чем устремиться вон из зала.
К счастью, Соли нет сейчас дома. Она с Анжеликой улетела в какую-то из дальних башен Цезариона. Пара Дарга собирает материал для земной энциклопедии о культуре и быте арианцев, которую намерена создать. Лика уверена, зная больше друг о друге, наши цивилизации скорее смогут стать ближе. Дело ее требует долгого и кропотливого труда, но она не унывает, продолжая выкраивать время на такие путешествия. Часто она берет с собой сыновей и… мою Соли.
И как бы не было тяжело осознавать, что в этой во многом не похожей на нас женщине дочь обрела душу более близкую, чем родная мать, я неизменно смирялась с этой данностью, радуясь тому, что хоть так в ее судьбе присутствует семейное тепло, смех окружающего счастья и истинное доверие. Все лучше, чем неизменный холод и безликая тишина нашего с Нариненом дома.
Вопреки всем стараниям и искреннему желанию Анжелики помочь у меня не получалось открыться дочери. Научиться любить ее?.. Нет! Я любила, отчаянно и верно, с каждым годом ее взросления все сильнее и одержимее, но не способна была показать ей свою любовь. Открыться и довериться, сломить давно сковавший меня лед требований, оказавшихся невыполнимыми намерений и ошибочных решений.
И чем отчаяннее я желала близости со своим ребенком, тем сильнее боялась… разочаровать и дочь. Окончательно оттолкнуть Соли, явив ей доподлинно всю никчемность собственной личности. Зачем ей такая слабая мать? И продолжала цепляться за установившиеся в нашей семье порядки. За прохладу… за жизнь без живительного тепла и доверия.
Даже тепло чужого тела у нас не поощрялось. Наринен не был сторонником прикосновений. Поначалу, измученная разрозненными воспоминаниями о попытках Кирена вернуть меня в сознание, о его нежных ласках, призывах и мольбах, что и спустя годы мучают, не давая спать, я приветствовала эту сдержанность. Полагала ее освежающе верной, так контрастирующей с давящим ощущением неизменно близкого присутствия метха. Но со временем, когда потребность в одиночестве прошла, я стала искать душевной близости, взаимопонимания, поддержки, тепла чужих объятий, которых не доставало. И пришла сама посреди ночи в покои супруга.
— Дейнари, — холодно поприветствовал меня он, пробудившись. — Что ты делаешь здесь?
— Мне… холодно, — ежась под его неприязненным взглядом, робко призналась тогда. — Можно, я останусь с тобой? Я просто побуду рядом. Лягу тихо…
Как когда-то делал Кирен, думая, что я не слышу, прокрадываясь и устраиваясь рядом на полу, где я лежала, скованная цепями, обессиленная и заледеневшая после очередного припадка яростного безумия на холодному полу каюты. Крайне осторожно, не тревожа меня, он умудрялся лечь совсем близко, повторяя своим телом изгибы моего и даря такое необходимо тепло.
— Не стоит, — ровно, с толикой отчужденности, медленно и доходчиво пояснил Ниранен, заставив замяться на месте. — Сейчас не тот период твоего цикла, когда нам имеет смысл быть рядом. Вернись к себе и погрузись в согревающие потоки, — словно маленькую несмышленую девочку отчитал он в ответ.
В тот раз меня хватило только на кивок. Силясь не заплакать прямо тут, скупо качнула головой и побрела назад, сжимая ледяными руками плечи.
Вопреки давнему решению забыть, вспомнился Кирен. Когда я после окончательного надлома питающего сознание энергетического каркаса изредка приходила в себя и смотрела вокруг осмысленным взглядом, прося метха обнять меня, он тут же кидался навстречу и стискивал обеими парами рук так, что я с трудом дышала. Но никогда не противилась, находя в этой обвившей жаром силе странное упоение и поддержку. И именно сейчас, давно покинув свой жуткий плен, соединив судьбу с одним из достойнейших соплеменников, я в одиночестве брела в свою спальню и… впервые осознанно думала о Кирене.
Мысли о метхе всегда неразрывно рождались в голове при малейшем размышлении о Соли. Так и сейчас, привычно заставляя себя не вдумываться в очевидную отчужденность между мной и Нариненом, заволновалась о дочери. Между нами всегда было условие — каждые два дня она обязательно выходит на связь. Соли почти никогда не оставалась рядом, отсюда и это решение. Стремительно собираясь на сорум, распуская по плечам волосы, как того желал супруг, я мысленно прокручивала в голове наш с ней предыдущий разговор.
— Мам, мы в долине «первых поселений», — делилась хотя бы кусочками своей жизни Соли, восторженно рассказывая о землях, где в давние эпохи обитали древние арианцы. Сейчас эта зона является историческим наследием, и допуск к ней имеют только исследователи. — Тут сто-о-олько интересного!
Лицо дочери светилось от счастья и довольства, как и всегда, когда она оказывалась в окружении семьи брата. В нашем с Нариненом доме она чаще выглядела зажатой, дерганой и угрюмой. Поэтому я никогда не противилась ее желанию сблизиться с семьей Дарга и Лики. Как бы ни обидно было осознавать последнее, но я остро ощущала свою неспособность создать ей такую же искреннюю и теплую атмосферу у нас дома. Любые старания разбивались о нежелание Наринена сближаться с моей дочерью.
— Дейнари, — каждый раз сухо одергивал он меня при любой попытке устроить семейную прогулку или хотя бы общий обед, — ты же все понимаешь. Мы делаем доброе дело — у девочки есть дом, семья и имя рода. Но также не стоит забывать и о том, какое наследие несет Соли. Это обязательно будут учитывать все, кто будет окружать ее во взрослой жизни. Да, ее будут принимать всюду как члена моего рода, но… — и он красноречиво поджимал губы, предлагая мне додумать дальнейшее самостоятельно.
— Она беловолосая арианка! — Возмущенно спорила я с ним, не желая в душе принимать такое восприятие Соли.
— Так что будет предпочтительнее не баловать ее излишне, — не реагируя на мой возглас, продолжал Наринен. — Это закалит ее дух! И перестань ежегодно таскать ее к месту силы. Если ты была лишена этого сама, не значит, что… ребенок должен купаться в волнах изначальной энергии так часто. Думаешь, это отмоет ее кровь?
— Что за нелепость, — трясла я головой, не соглашаясь. — Причем тут кровь? И не смей утверждать, что она у нее грязная! Волны изначальной энергии важны для гармоничного развития ее тела и сознания. Хотя бы так я желаю компенсировать для Соли…
— Не говори мне об этом, — прерывал супруг. — Твои утверждения, что ей не хватает теплоты и счастья, смехотворны! Каждый из нас должен с детства осознавать, какое место ему отвела судьба. Ты же пытаешься заслонить от нее истину, зарождая в ее сознании уверенность, что в будущем ей будут доступны большие возможности.
Любые попытки разубедить Наринена разбивались о его непоколебимую убежденность.
— Меня воспитали, не тиская на руках каждый час и не бросаясь с поцелуями по малейшему поводу. Вырастили с четким осознанием важности моего предназначения. Ты же понимаешь, насколько значим мой вклад в благополучие Цезариона? Это позволило мне не потерять веры и не сломиться, зная, что я смогу отыскать и вернуть тебя! Не стоит забывать об этом.
Дарг и Лика относились к Соли совершенно иначе. Они любили ее искренне и горячо, не стесняясь демонстрировать свои чувства. Собственно, они не делали различий между ней и своими детьми. Поначалу, еще до появления у них старшего сына, согласились забрать к себе мою девочку на время, необходимое нам с Нариненом для обустройства своей семейной жизни. Супруг настоял на этом, заверяя, что, как только я окончательно освоюсь, Соли вернется в наш дом. Позже он уверял, что прежде необходимо появиться нашему общему ребенку.
— Какая семья без детей? — Скупо улыбался он, успокаивающим жестом проводя по моим волосам, завершая каждый разговор на эту тему. — И для Соли будет напарник для игр.
Так прошло пять лет. Поначалу брат и его пара часто говорили о том, что малышке необходимо жить со мной, но потом они перестали напоминать об этом. Вероятно, как и я, поняли, что с ними ей лучше…
Спустя годы я смогла добиться от Наринена права вернуть дочь. Но не возможности создать для нее настоящий дом. Как бы я не билась и не пыталась, но даже сама не могла преодолеть странную преграду, возникшую между нами. Глядя на Соли, я видела Кирена. Сразу вспоминала о времени, прожитом рядом с метхом. Часто это были хорошие воспоминания, заставлявшие меня улыбаться в душе, но не всегда… И неизменно они порождали слишком много волнений, которых я опасалась. Избегала, по примеру супруга отгораживаясь от всего стеной безразличия. Увы, и от Соли тоже.
Конечно, я запрещала себе переносить на дочь отношение к ее отцу. Старательно давила в памяти все, что было связано с пленом. Но вероятно она все же чувствовала заминку всякий раз, когда я решалась обнять и приласкать ее. Оттого и искала тепла и искренности в семье брата. А я отпускала раз за разом, позволяя проводить в их доме все больше и больше времени.
Наринен же и вовсе не стремился мне помочь, не всегда даже замечая долгое отсутствие Соли. Я же без нее всегда мучилась, особенно остро ощущая пустоту и бесконечную никчемность проходящей мимо жизни. Дочь была тем единственным смыслом, ради которого я что-то делала. Ради чего я желала что-то делать! Но сознательно лишала себя и этого, понимая, что дочь намного счастливее рядом с Даргом и Ликой.
И, скрывая мучившую боль и чувство возрастающей утраты, каждый раз улыбалась в ответ на безмолвный вопрос в обеспокоенных глазах брата и его супруги. Я видела, что они жалеют Соли, особенно жалеют ее. Оттого неизменно долго плакала, закрывшись у себя, после очередной разлуки с моей девочкой.
Я не могла позволить ей быть рядом, но страдала, находясь вдали от нее.
— Это к лучшему, — всякий раз, видя мои заплаканные глаза, увещевал Наринен, — нам надо думать о собственном ребенке.
Но у меня не получалось. Возможно, именно потому, что все мысли и переполнявшее душу желание, внутренняя мольба, с которой я взывала к истинной энергии нашего мира, сводились к одному — я отчаянно жаждала, чтобы моя дочь была счастлива. Пусть даже и вдали от меня.
Украсив основание хвоста специальными блестящими нитями, взглянула на свое отражение в серебристом потоке лавы. Убедившись, что готова к очередному никчемному прозябанию на соруме, направилась на поиски Наринена.
— Отправляемся? — Немедленно отреагировал он.
— Прошу немного задержаться, — так же скупо и безэмоционально остановила я его просьбой. — Хочу связаться с кораблем Лики. Соли еще вчера должна была сообщить о новостях.
— С ней наверняка все хорошо, — недовольный очередной заминкой отмахнулся супруг.
— Нет, — твердо прервала его и тут же, отступив к информационной поверхности, отправила сигнал.
Наринен, вынужденный ждать, насупился и отступил, выходя из обзора моего собеседника.
Не отвечали мне довольно долго, заставив нервничать сильнее. И когда специальная зона информационной поверхности прояснилась, отражая лицо дочери, я выдохнула с облегчением.
— Соли! — По причине беспокойства голос прозвучал строго. — Ты почему пропала?
Лицо девушки, в которую незаметно за эти годы превратилась моя девочка, отразило смущение и некоторую растерянность.
— Мама… — она замялась, бросая взгляд куда-то поверх экрана. — Я собиралась с тобой поговорить сегодня. Просто не хотела тебя … расстраивать. Тут такое дело… — она глубоко вздохнула и выпалила разом. — Мы были в долине. Тут отец связался с Ликой и… Оказалось, что от этой части Цезариона лететь до Тридара ближе. Он пригласил меня… нас. И мы решили махнуть на денек-два в гости! Прости…
В потрясении застыв, забыла, что от меня ждут ответа. Слова застряли где-то в горле, став громоздкими и неповоротливыми. Соли с виноватым видом мялась напротив экрана, периодически посматривая куда-то в сторону. Но я замечала в глубине ее глаз и намек на вызов, таящийся где-то позади всех очевидных эмоций протест. И именно это сдерживало от яростного возмущенного окрика.
«Она сейчас рядом с Киреном! Немыслимо…»
Руки невольно сжались в необъяснимой и с трудом контролируемой потребности что-нибудь сломать. Известие Соли буквально сразило меня. Словно бы я получила удар под дых… Странно, но я восприняла это как предательство. Теперь уже со стороны дочери намерение выйти за рамки дозволенного. За границы того, с чем я готова была мириться!
Соли заставила меня вновь думать о метхе. А я всей душой противилась этому. Обида опалила гневом и ревностью: почему к нему, а не ко мне?
«И ведь этого бы не было, не отправься она в полет с Ликой. Как она допустила подобную встречу?..»