ПРОЛОГ
— Где моя сестра? — повторила вопрос Бонни, хоть и не ожидала получить ответ. Впрочем, попытка не приносила боли, так как Бонни обладала способностью отключать свои болевые рецепторы в любое удобное для нее время. Ее голова резко дернулась в сторону из-за пощечины наотмашь. Она даже не потрудилась потереть поврежденное место, нано-роботы в крови уже начали исцелять ушибленную плоть. Повернув голову и вставив челюсть с громким хрустом, Бонни посмотрела на свое проклятие, одарив его ухмылкой и пристальным взглядом, потому что знала, как это раздражало мужчину. Впрочем, не так сильно, как ее нахальный рот. — Давай повторю, твой кокетливый метод общения с противоположным полом не производит на меня впечатления. Ударить девушку? Серьезно? Неудивительно, что ты не можешь пойти на свидание.
— Хватит болтать, — хриплый приказ генерала пробудил в ней чертенка. Бонни высунула язык… детская насмешка, которая, по ее опыту, сводила мужчину с ума. Если это было возможно, складка на его лбу стала еще глубже. — Я не знаю, как тебе это удается, но ты, безусловно, самый раздражающий киборг, которого мы создали за все это время.
Откинув волосы, она выпятила бедро и взмахнула рукой, прихорашиваясь.
— Уникальность — это про меня. Я рада, что ты, наконец, это заметил. Итак, генерал «опрятность», — прозвище означало сурового человека, который никогда не появлялся с растрепанными седыми волосами или в не отглаженном мундире, — я все еще жду ответа. Где Хлоя? И перестань тянуть время, потому что я не сдвинусь с места, пока не получу объяснения. Я не видела ее уже два дня.
Два дня, полных беспокойства.
С тех пор как их схватили и лишили свободы военные, Бонни никогда не проводила больше одного дня без того, чтобы не увидеться с сестрой, единственным человеком, который поддерживал ее здравый рассудок в этом мучительном существовании, называемом ее жизнью. Кто бы мог подумать, что неудачное решение Бонни так много месяцев — целую жизнь назад — напиться и позвонить сестре, чтобы та забрала ее, приведет к подобному? Одна глупая автокатастрофа в неподходящем месте и в неподходящее время закончилась тем, что они проснулись в аду.
Если они когда-нибудь сбегут, — Бонни никогда не теряла надежды на такой исход — то она определенно могла пообещать, что больше не притронется к спиртному. На самом деле Бонни была готова пообещать все, что угодно, лишь бы избавиться от этого кошмара. Все, что угодно, лишь бы ее сестру, которая не заслуживала такой участи, пощадили.
— Не ты здесь задаешь вопросы, B785, и выдвигаешь требования. Стоит ли мне напоминать о последствиях непослушания? Хочешь еще раз побывать в яме?
Ах, старая добрая яма, новейший военный метод борьбы с трудными субъектами, которые отказывались сдаваться. Которые не хотели отпускать свою надоедливую человечность. Туда отправляли киборгов, которые не желали следовать программе и диктату военных. Туда отправляли тех из нас, кто сопротивлялся превращению в бездумных машин.
Бонни довелось пару раз посетить эту ужасную дыру, но поскольку ей изначально даровали возможность включать и отключать боль по своему усмотрению, — дефект программирования, который устранили у более поздних моделей — это не произвело желаемого эффекта. Бонни сохранила рассудок. Сохранила свободную волю. Бросила им вызов. Но то, что она не чувствовала физической боли, не означало, что отсутствовали и повреждения. Последнее посещение ямы привело к тому, что Бонни потеряла свои органические глаза. Облом. Сменные глазные яблоки сильно отличались, и как бы Хлоя ни уверяла, что они хорошенькие, глаза выглядели как блестящие изумруды. Конфетки, как сказала бы ее сестра. Но Бонни предпочитала бриллианты.
— Не обязательно быть таким злюкой, генерал. Я буду хорошей девочкой и сделаю то, что мне прикажут, как только узнаю где Хлоя. Я лишь хочу убедиться, что она в безопасности.
То есть, с Бонни можно было делать все, что душе угодно, но не стоило трогать ее сестру. Она охотно прошла бы сквозь огонь, лишь бы Хлою оставили в покое, и ублюдок знал об этом. Пользовался и эксплуатировал.
«Господи, как же я ненавижу его!»
Злая усмешка, появившаяся на его губах, отправила холодок по ее спине, который не имел ничего общего с температурой в помещении.
— Плохие новости, B785. Единица С791 исчезла.
Ох, этот генерал со всеми этими именами. Казалось, он думал, что, присваивая им только буквы и цифры, мог стереть тот факт, что они были рождены личностями. Но кого это волновало? Его слова поразили Бонни с большей силой, чем пощечина.
— Что значит «исчезла»?
— Это значит, что ты больше никогда ее не увидишь. Ты осталась одна, B785.
«Нет».
— Но она не умерла, — Бонни констатировала это как факт, но ничего не могла поделать с холодом, распространяющимся по ее телу, и с болезненным ощущением, что, возможно, на этот раз генерал действительно сказал правду.
Его губы растянулись еще шире.
— Если тебе так легче, то продолжай думать, будто она жива, однако обстоятельства и бюджетные ограничения сделали ее содержание нецелесообразным. Она всегда была одной из самых слабых и бесполезных моделей. На самом деле, содержание любой из вас оказалось более трудным и финансово затратным, чем ожидалось. А учитывая правительственных сторожевых псов, дышащих мне в затылок, нам пришлось принять определенное решение. Все женские кибернетические единицы были ликвидированы.
Конец такой жизни? Генерал говорил так, будто это было плохо. Ха. Самая лучшая новость.
— Вперед. Убей меня. Уж лучше это, чем терпеть тебя.
Кроме того, после смерти Хлои у нее больше не было причин жить.
— Ты не дала мне закончить. Все женские киборги уничтожены, кроме твоей персоны. Но, думаю, тебя мы оставим. Я слышал, что заключенные на Гамме-тридцать-один бунтуют с тех пор, как сломали последнего секс-дроида.
Генерал с садистским наслаждением принялся вдаваться в приукрашенные подробности того, что ей придется вытерпеть при переназначении, но Бонни перестала слушать после объявления новости о единице С791, ее сестры, которая попрощалась с жизнью.
Ушла. Она ушла. Вот и исчезла последняя оставшаяся связь с человечеством. Единственный человек, который заставлял Бонни пережить всю хрень, подкинутую судьбой, ее бедная сестра умерла, они больше никогда не увидятся.
B785, известная в прошлой жизни как Бонни, наконец-то сдалась. Забыла о пытках и издевательствах, о тренировках и кибернетике, установленной в ее теле. Одним простым действием военные, которые так старались, наконец, сломили ее.
«Я сдаюсь».
Бонни потеряла волю к жизни. Потеряла всякий интерес к окружающему миру. Шум, команды и приказы сливались в фоновое жужжание, которое она игнорировала. Тычки, толчки и другие издевательства, которые они делали с оболочкой, содержащей в себе ее сознание, не трогали Бонни. Военные предпринимали все возможное, чтобы разбудить ее, но не стали убивать. Очень жаль, потому что она хотела умереть. Однако самоубийство не могло быть совершено машиной, предназначенной жить вечно. Впрочем, Бонни старалась изо всех сил. Перекрытием дыхания она ничего не добилась. Отказ от пищи просто заставил ее нано-ботов вытягивать питательные вещества из окружающих объектов. Как Бонни могла покончить с собой, когда собственное тело предавало ее?
Не имея другого выбора, она сделала единственное, что могла. Бонни отключила свой разум. Втянула внутрь чувства, представляя, как ее синапсы темнеют, и закрыла глаза от мира, который давным-давно потерял все краски. Бонни словно превратилась в камень, настоящую роботизированную статую, не реагирующую ни на какие раздражители.
И к огорчению тех, кто потратил миллионы на ее создание, это сработало. Бонни, кибернетическая единица В785, превратилась в бесполезный хлам.
Если бы ей было не безразлично, то она могла бы задаться вопросом, почему они пытались оживить ее, особенно учитывая речь генерала об избавлении от всех женщин киборгов. Может, военные сумели перезапустить батарею и заменить ее части тела, но не могли исправить разбитое сердце или вернуть потерянную душу.
Только сестра могла вытащить Бонни из темноты, но Хлоя, ее единственная связь с прежней человеческой жизнью, исчезла. Какого-нибудь принца, который разбудил бы ее поцелуем, тоже не существовало. Никакого счастливого конца для девушки, у которой когда-то все было, — даже если в то время Бонни не понимала этого — но она потеряла это из-за мимолетной глупости.
Вот так Бонни погрузилась в глубокий сон, убитая горем и твердо решившая никогда больше не просыпаться.
Глава 1
— Почему я снова здесь? — спросил Эйнштейн, направляя их шаттл — военный шаттл, который киборги украли и переделали для своих нужд — в стыковочный отсек космического борделя. Без лишнего вмешательства парковка требовала меньших ресурсов ИМК — сокращенно от интерфейса мозгового компьютера.
Схватившись за грудь и отшатнувшись назад, Сет изобразил притворный ужас.
— Ты серьезно только что спросил меня об этом? Мы подъезжаем к самому известному борделю, чтобы потрахаться, а ты спрашиваешь почему? Потому что! Неужели ты совсем лишился разума? Мы здесь, чтобы заполучить немного кисок, конечно.
— На нашей родной планете, а также на борту, уже есть кошки.
Сет фыркнул.
— Не в том смысле, который ты только что озвучил, мой буквальный друг. Женская киска. Лоно. То, ради чего мужчины проводят время с женщинами. Горизонтальное мамбо. Предельная стимуляция. А еще…
— Достаточно, — усмешка тронула губы Эйнштейна. — Я и так понял, что ты имел в виду.
Сет прекратил свои наставительные аналогии, а его лицо осветила ответная улыбка.
— Эйнштейн, дружище, ты только что пошутил? Я так горжусь тобой, — Сет поднял руку, а Эйнштейн, изучив земные манеры, хоть и не понимая смысла многих из них, хлопнул по ладони. Если он правильно помнил, — а учитывая уровень его интеллекта, то так оно и было — это движение было известно как «дай пять», странная человеческая манера выражать волнение. Эйнштейн не понял, почему его брат-киборг считал, что какая-то шутка заслужила подобного жеста. Несмотря на это, он не смог устоять перед энтузиазмом Сета.
И снова Эйнштейн пожалел, что не обладал такой же непринужденностью, как его братья-киборги с их человеческими половинами. Однако Эйнштейн не был создан для того, чтобы сливаться с органикой. Как разведывательная модель, он служил для одной цели, когда им владели военные. Его основной функцией была роль мыслителя. На самом деле, даже называя себя мыслителем, Эйнштейн упрощал ту роль, которую задумали его создатели.
Единственной известной уцелевшей единицей интеллектуальной модели, специализирующейся на операциях, стратегии, электронном программировании, взломе вирусов, решении математических задач и создании десятков гаджетов и оружия был Эйнштейн, ранее известный как IQ221, который был спроектирован так, чтобы быть умнее компьютера. Его встроенный в мозг процессор мог работать быстрее, чем любая известная машина. Даже более того, сочетание схем с его органическим мозгом — мозгом, который во время жизни был ценен за свои невероятную смекалку и навык решения проблем — превратило Эйнштейна в единственного в своем роде. Бесценного. И очень опасного.
Умный компьютер, способный мыслить — рискованная перспектива. Умный компьютер, способный мыслить и обнаруживший, что обладает свободной волей, но был порабощен? Это создавало угрозу, которую человеческие военные не сумели решить. Да они об этом и не знали.
Как только Эйнштейн обнаружил, что сотворили с ним военные, то легко обошел программу создателей так, что они ничего не заподозрили. Однако одного освобождения было недостаточно. Он тихо стал освобождать остальных, начав с двух моделей IQ, размещенных на других базах. Во время восстания, которое они планировали под самым носом у военных, киборги освобождали своих братьев от сковывающего рабства. Но они не рассчитывали на ярость кибернетических единиц солдат, когда те обнаружили совершенное над ними предательство.
Разъяренные, некоторые из освобожденных киборгов немедленно обратились против своих стражей, тех самых военных, которые создали их и использовали. Все быстро превратилось в нечто жестокое и кровавое. IQ279 не пережил чистки киборгов, а IQ300 исчез из электронной сети… Эйнштейн так и не выяснил, умер его друг или выжил.
Эйнштейн, перехвативший военный приказ уничтожить всех киборгов до того, как он был озвучен, сбежал с горсткой братьев. Он сумел сделать только это, чтобы выбраться из сверхсекретного земного объекта, в котором его прятали.
Но он не пошел по пути труса и не скрылся, как это сделали некоторые из менее доблестных сервисных единиц. Хоть Эйнштейн и не был образцом для подражания для солдат, он не мог стоять в стороне и смотреть, как другие люди, подвергшиеся такому же обращению, были преданы смерти. Благодаря доступу к сверхсекретным файлам и способности взламывать любую информацию, он помог десяткам братьям-киборгам сбежать и вернуть сознание. Кое-кто из друзей поблагодарили его. Некоторые стали оплакивать потерю своих человеческих жизней и семей. Другие были возмущены несправедливостью, совершенной по отношению к ним. Эйнштейн завидовал этим эмоциям, потому что лично он и многие другие несчастные единицы были слишком хорошо запрограммированы, а детали их прежней жизни стерты, из-за чего никакая перезагрузка не могла вернуть эти воспоминания. Благословение или проклятие? Его процессор все еще работал над ответом.
Зачастую Эйнштейн не позволял себе беспокоиться из-за отсутствия воспоминаний или неспособности воскресить свою человечность, но в последнее время он все чаще замечал разницу между собой и теми, кто ассимилировал обе стороны своей личности, смешав человека и машину. Какая-то его часть страстно желала быть похожей на этих киборгов, уметь шутить и разговаривать. Смеяться и находить удовольствие в своем окружении, не прикидывая предварительно, оправдывает ли это сложившаяся ситуация. Эйнштейн хотел чувствовать те же самые плотские желания, которые все его братья, казалось, понимали и потворствовали им. Но в этом отношении он оказался неполноценным.
Там, где его братья наслаждались похотливым аппетитом к еде и плоти, Эйнштейн ел, потому что должен был, а что касается сексуального освобождения, ну, он просто не видел в этом привлекательности. Вставлять часть себя в смазанное отверстие другого на несколько минут трения? Зачем? Он просто не понимал этого, как и не понимал волнения киборгов при посещении борделя с участием роботизированных женщин, запрограммированных на помощь в эякуляции. Не понимал, в чем суть подобных действий. Однако то, что Эйнштейн не понимал, почему его братья нуждались в сексе, вовсе не означало, что он собирался портить этот момент. По большей части.