— Когда выяснилось, Ирриче уже ждала ребенка. И наш отец не посмел вмешаться, хоть это и сула-тау. Да и особых причин нет. Подумаешь, роли-поли… Вон, наши братья с детства играют, никто же с ними контракты не разрывает. Да и ничего исправить уже нельзя. Видно, все мы, девочки Брао, родились несчастливыми.
Вздохнув, Сельма, передернула плечами, давая понять, что больше обсуждать личную жизнь Ирриче не намерена. Что толку волноваться о младшей сестренке, которую отец не даст в обиду? Другое дело, Альма — сестра-близнец, которую так и не удалось найти.
— Ты разберешься, Матео? — воззрилась на меня Сельма с надеждой. Точно такие же зеленые глаза, как и у Ирриче, только без волшебного огня, тусклые и пустые. Она всего лишь попросила найти сестру. Ничего больше.
— Альма не могла бросить детей и Лурда, понимаешь? — Сельма крепко сжала мою руку. — И она ни за что не заставила бы нас пребывать в неведении….
— Ты ее чувствуешь? — перебил я. — У вас же должна быть особая связь.
— Нет, — Сельма замотала головой, глаза наполнились слезами. — Уже больше года. Но у меня нет и ощущения утраты. Хотя, Лурд и все семейство Гантура объявили Альму погибшей. Даже детям сообщили…
Сельма заплакала.
— Я запрошу документы, — твердо заверил я. — И постараюсь найти твою сестру, если она жива.
— Ты сможешь, — улыбнулась Сельма сквозь слезы. — Ты же Первый Дож Республики.
— Спасибо, что напомнила, — недовольно проворчал я.
Казалось, в зале не протолкнуться, пары танцевали, кумушки сплетничали. Обычный прием. Только на этот раз в мою честь. Подходили граждане Трезариана. Кто-то желал здоровья и успехов, кто-то просил о помощи, некоторые самые смелые дамочки умудрились вложить мне в карман наскоро написанные любовные послания. Понимая, что долго не выдержу, я огляделся по сторонам. Чуждый для меня мир. Чуждый и скучный. Очень хотелось удрать. Но я знал, что Лаасе расстроится, а огорчать ее не хотелось. Особенно, мне недоставало Ирриче. Вспомнилось, как всего лишь час назад она прогуливалась по залу, обмахивалась веером и искоса поглядывала в мою сторону. Мне доставляло удовольствие наблюдать за ней, ловить ее недовольный взгляд.
— Скучаешь, господин Первый Дож? — раздался за спиною скрипучий голос.
Я повернулся. Алиас Ниу, Второй Дож Республики, натянуто улыбался.
— Мне нужно с тобой поговорить, генерал Маас, — потребовал Алиас, не растрачиваясь на предисловия.
— Сейчас или завтра в ратуше? — уточнил я.
— Давай сейчас, мы и так потеряли уйму времени, — пробрюзжал Ниу.
Начинались ночные заморозки, и на террасе разгуливал ветер, но мы с генералом Ниу холода не чувствовали.
Постепенно до меня начало доходить, почему Сенат и Совет остановились на моей кандидатуре и утвердили ее большинством голосов.
— Ты, наверное, догадался, что генерал Шрай был отравлен? — нахмурился Ниу.
— Да, — согласился я, с ужасом понимая, что мои самые страшные предположения оказались верны. — Как это произошло?
— Пообедал с Бартом Дином, — зло усмехнулся Ниу и добавил: — Но он понимал, что сильно рискует, поэтому написал предсмертное письмо и дал четкие указания. Дин просчитался.
— Чем отравили? Почему так быстро кремировали? — От накатившего отчаяния я сыпал вопросами.
— Тело слишком быстро начало разлагаться, церемонию пришлось проводить немедля. А яд так и не нашли. Наши анализаторы показали, что в крови не содержалось вредных и ядовитых примесей.
— А отправить кровь к стреттам не догадались? — язвительно заметил я.
— Все произошло очень быстро. Позавчера генерал обедал со старшим Дином. Потом Отто одолел кашель, на который он не обратил внимания. Затем начался отек легких, и последовала молниеносная смерть. Мы бы никак не успели связаться со стреттами. И эти кровожадные звери предпочитают общаться лично с тобой, не признают никаких дипломатов и представителей.
— Какого… генерал решил пообедать с Дином? — рявкнул я в сердцах.
— Первый Дож подозревал его в различных махинациях. Он пригрозил Дину разоблачением. Дал ему возможность остановиться.
— Почему сразу не были предъявлены обвинения? Почему этот мерзавец не под стражей?
— У нас нет прямых доказательств, что генерала отравил Дин.
— А в чем первоначально Шрай подозревал Барта? — спросил я, нахмурившись.
— В заговоре против Республики и финансовой поддержке заговорщиков.
Заговор против Республики! Ни больше, ни меньше. А доказательств виновности нет никаких. Богадельня какая-то, а не Совет Дожей.
— Какое благородство, — съязвил я. — Никому ненужное и никчемное. А куда смотрели остальные члены Совета?
Алиас молчал.
— Вы что, в поддавки играете? — прогремел я. — Сейчас же объясните мне, что происходит!
В стране происходило что-то странное. На улицах и площадях Алленчаазе стали появляться листовки, призывающие к свержению Сената и Совета пяти. Благодаря информации осведомителей были обнаружены тайники с оружием, которое не производилось ни в Республике, ни за ее пределами. Любые аресты и обыски не давали никакого результата. Снова и снова находились добровольцы печатать и распространять листовки и обустраивать тайники. На такую подпольную деятельность требовались деньги, и не просто деньги, а очень большие вливания.
Я никогда не идеализировал Республику. Только на словах граждане страны были равны. А над всеми стояли Сенат и Совет Пяти. Никто не мог навязывать свою волю другим, и все вопросы решались сообща. Но еще мальчишкой я понял, что нашим миром правит торговля — продать и купить можно все, имелись бы кроннинги в кармане. Все зависело от ценности товара. Большим спросом пользовались рабы. На затылки мужчин и женщин раскаленным тавром наносились особые метки. Рабам надлежало чисто брить голову, отпускать волосы не разрешалось. Все пленные, захваченные нами во время войн, становились рабами, невзирая на происхождение и звания. Поэтому Республика и воевала все время. За живой товар и минералы. Но больше всего в нашем мире ценились женщины. Их было мало, очень мало. И каждую продавали на брачном рынке по самой максимальной цене. Специальные контракты купли-продажи относили женщину к собственности мужчины: отца или мужа. И подчас их положение было гораздо хуже, чем у рабов. Контракт описывал все, и мог быть полным — кула-тау, когда право владения полностью переходило к мужу и его семье. Но встречались еще половинные контракты — сула-тау, когда право собственности оставалось в семье женщины. И ее отец строго контролировал такой брак. В этом случае муж приходил жить к жене и не имел на нее особых прав. Сула-тау заключались на небольшой срок и сразу после рождения первенца автоматически становились кула-тау, при условии, что вся сумма контракта выплачена. Чаще всего половинный контракт свидетельствовал о большой любви между супругами, но лично я всегда считал, что главная причина сула-тау крылась в несостоятельности жениха, не способного выплатить всю сумму сразу. В любовь — эту эфемерную субстанцию — мне не верилось. Через мою постель прошло множество женщин. Служанок, вдов, рабынь. Красивых и не очень, молодых и постарше. Но наутро ни к одной из них я не испытывал никаких чувств, кроме брезгливости и желания убраться подальше. Ни одна из них не согрела мою постель дважды. И ни одно лицо не сохранилось в памяти. Только воспитанница сестры внесла смятение в мою душу. Но и это скоро пройдет без следа.
Генерал Ниу замолчал и выжидательно смотрел на меня.
— Хорошее начало, — буркнул я и недовольно посмотрел на Второго Дожа, будто он единолично виновен в случившемся.
Алиас Ниу растерялся, не зная, что сказать в свое оправдание.
Я молчал, обдумывая ситуацию, в которую попал, благодаря генералу Шраю, когда к нам подошли Крэн, Принс и Гвен.
— Матео, Алиас. Мы хотели бы составить вам компанию.
Второй Дож покивал головой, словно только этого и ждал. Мне тоже пришлось согласиться.
— Прошу в мои апартаменты, — пригласил я. — Там нам никто не помешает.
Бал закончился. Пора приступать к делам Республики.
Глава 5. Ирриче
Ирриче
Я уже задремала, когда после игры вернулся Эшт. Злость исказила красивые черты лица моего супруга. Мелкие морщинки на переносице сделали его похожим на хорька.
— Эшт, — позвала я, проснувшись. Сон куда-то улетучился.
— Что «Эшт»? — раздраженно проговорил супруг. — Твои братья разделали меня в пух и прах. Я проиграл все, что имел. Придется снова обращаться к отцу за деньгами.
— Не играй с ними, — в который раз повторила я.
— Не играй с ними… — гнусавым голосом передразнил меня Эшт. И деловито добавил уже нормальным тоном: — Скорее всего, они шулеры. Оба. И этим промышляют, зарабатывая себе на жизнь. Я записывал каждый ход на пергаменте, но им все равно удалось меня обыграть.
От необоснованных обвинений я села на кровати.
— На пергаменте? Да в голове Принса с десяток электронных таблиц, и он пользуется ими одновременно. У тебя просто нет против него шансов.
— Намекаешь, что я дурак? — Гнев моего мужа только усилился. — И выгораживаешь этих шулеров, своих братьев, вместо того, чтобы быть на моей стороне?
— Эшт!
— Бездельники! Обдирают людей подчистую. Больше ничего не умеют. Потомственные сенаторы! И от таких проходимцев в будущем зависит судьба Республики. Нужно положить этому конец. — В гневный тон Эшта добавились высокопарные нотки.
— Ты говоришь ерунду, — взорвалась я. — Мои братья несут государственную службу, иначе по закону дорога в Сенат для них закрыта.
— Не мели чушь, Ирриче. Какая служба?! Они отходят от карточного стола, только чтобы поспать.
К сожалению, Эшт был не далек от истины. Но я не думала сдаваться.