— Центр всего, — монотонно пояснил мужчина. — И ничего одновременно. Оставим вопросы на конец, иначе никогда не закончим, — номер четырнадцать — блондинка, с хорошо уложенной прической и кукольным личиком, недовольно нахмурилась. Человек продолжил: — Неважно, каким образом вы покинули свой мир, важно, для каких целей. Для каждой из вас — ста сорока семи достойнейших — приготовлена великая судьба. Судьба Избранной. Вам предначертано спасти мир и в награду обрести свое счастье.
Я глупо хихикнула. В молчаливой тишине смех прозвучал громко и высокомерно. Говоривший повернулся ко мне, и я не сдержала вскрика.
Это был не человек.
То есть, выглядел он как человек, а точнее, как статуя человека. Лицо и руки, виднеющиеся из-под балахона, покрыты металлом. Как будто он железная скульптура: сбежала из музея арт-искусства и решила провести лекцию.
— Я сказал что-то смешное, номер… — статуя неуклюже склонила голову, пытаясь что-то разглядеть. — Где твой значок?
Я огляделась. У всех вокруг, кроме меня, к воротничку был приколот желтый кругляшек, который вначале я приняла за смайлик. На них светились цифры. У той девушки, что входила в тройку последних, светилась цифра сто сорок семь. Всколыхнулись дурные мысли: как я смогла определить во сне чей-то номер?
Проведя ладонью по гладкой траве, я глубоко вдохнула запах свежего воздуха. Капельки пота скопились на лбу и кончике носа. Ужас холодной иглой вонзился в сердце, да так, что пробрало до самых костей.
— Где твой значок? — угрожающе повторил мужчина-статуя. — Я тебя не помню. А я вытаскивал все жребии.
Я подскочила на ноги, неловко путаясь в слишком длинной юбке.
— Что происходит? Это не сон? Кто вы все такие? — я попятилась назад.
— Вот что значит «замедленная реакция», — послышался смешок из толпы.
— Альберта, — цыкнули ей в ответ.
Мне же было не до смеха. Эйфория от сказочности происходящего прошла, и я твердо ощутила на своих плечах тиски реальности.
Я должна быть на работе! Мне кредит сегодня гасить! Кто покормит кота? Куда делась моя любимая ночнушка?
За одним смешком последовало еще несколько. Черные складки балахона упали на траву: Клод сошел с пьедестала и теперь угрюмо наступал на меня. Я продолжала тупить. Мужчина выхватил из-за спины меч, на пробу рассекая воздух.
— Нарушитель! — громогласно возвестила статуя. — Тебя прислал Враг, чтобы внести смуту в наши ряды? Знай же, отродье, тебе не поколебать сердца избранниц судьбы, и план твой обречен на провал.
Не успела я опомниться, как его меч взмыл вверх.
Я ахнула. Девицы в первых рядах вскрикнули. Номер сто сорок семь пнула меня под коленку. Я повалилась назад. Лезвие пронеслось перед носом, срезая прядь волос. Я плюхнулась на копчик.
Не обнаружив покатившийся по поляне головы, статуя нерешительно замерла.
— Стойте! Стойте! — со стороны пещеры несся Лёша, очень не по-мужски срываясь на девичий крик. — Всем успокоиться! Не поддавайтесь панике! Она не нарушитель.
— Ле'ахеш'иарс'ту? — произнес Клод так гладко и чисто, будто имя не обладало силой сломать язык сразу в шести местах.
— Она не… не… эта… — парень остановился, переводя дыхание. — Не… наруш… короче… она не она. Уф, — втянул глубоко воздух. — Она объявилась в зале Атроса. Он утверждает, что ошибки нет. Девушка — Избранная.
— Избранная кем? — деловито уточнил Клод, зыркая пустыми глазницами. — Врагом?
— Че сразу врагом? — обиделась я, потирая ушибленный копчик. — Почему не свободным народом многонациональной страны? Муниципалитетом. Общим собранием собственников многоквартирных домов. Давайте рассмотрим все варианты!
— Нами избранная, — пояснил Лёша. — Избранная, но, как оказалось, неучтенная.
— Избранных не должно быть больше ста сорока семи. Ровно сто сорок семь и ни единой больше!
Снова — здорова! А сто сорок восемь? Я что, в мире, где после энного количества чисел заканчивается вселенная? Что за «цифирная» дискриминация и нетерпимость количественных числительных?
О да, до меня, наконец, дошло, что я не в центральном парке родного города и не в эфире программы «Розыгрыш». Меч, срезавший мне пару локонов, и подаривший косую челку, что придется отращивать еще пять лет, вовсе не являлся бутафорским. А говорящая статуя не тянула на мима в серебристой краске. Эта штука была реальной статуей!
— Ну, да, — замялся мой спаситель. — Поэтому, вот… — он неуклюже протянул желтый значок. На глянцевой поверхности проступил номер сто сорок семь дробь два.
— 3 —
Есть другие миры: сказочные, фантастические, мистические, с феями, с демонами, с нечистью и другой живностью на любой вкус. Хочешь — средневековье, хочешь — восемнадцатый век с балами и маскарадами. Подземные царства, парящие в облаках города, разрушенные апокалипсисом миры. В общем, есть все. Каждый мир по-своему прекрасен и уникален.
И нуждается в спасении.
— Спасение мира? — спросила я. — Это шутка такая? Вместо роты солдат или артиллерии, вы собрали кучку девчонок? Где это видано, что бы на дракона отправляли принцессу? Я, конечно, за равноправие полов, но это, дорогие мои, абсурд.
Статуя потерла большим и средним пальцем переносицу, словно у нее разболелась голова. Словно у монолитного куска металла может начаться мигрень.
— Таков порядок. Есть сто сорок семь медленно угасающих миров и есть сто сорок семь Избранных, что определены жребием. На каждой из вас лежит великая миссия — спасти свой собственный уникальный мир, а вовсе не скопом врываться в один, размахивая мечом, автоматом или зенитной боеголовкой. А для того, чтобы повысить ваши шансы, существует это место.
Продолжить Клоду не позволили. С разных сторон посыпались вопросы. Мужчина отвечал скучным и монотонным голосом, будто слышал их сотый, тысячный, миллионный раз. У девушек скопилось уйма вопросов. А я сидела, как громом пораженная, выхватывая фразы статуи из общего шума.
— Нет, это не шутка.
— Нет, нас не могут отправить домой.
— Нет, нельзя позвать с собой подругу из Саратова, Ужура, любого другого города, поселка или страны.
— Нет, мужчину в напарники не дадут.
— Нет, передать записку маме нельзя.
— Нет, после, вас домой тоже не вернут. Зачем? Вам не к кому возвращаться. Ваша жизнь серая, убогая и полна разочарований. Вас никто не ждет.
После этого все резко замолчали. На лицах избранных отразилась грусть.
— Вы ошибаетесь, — черноволосая девушка уверенно встала во весь рост. — Не знаю, как остальные, но я нахожусь в счастливом браке. У меня любящий супруг и сыну четыре годика. Своя кондитерская в центре города. Родители завтра серебряную свадьбу отмечают. Мне есть куда возвращаться. Ваша избранность — это какая-то мерзкая афера! — она отцепила значок и бросила его на траву, под ноги статуи. На желтом кругляшке обозначилась цифра восемьдесят семь. — А посмотрите на остальных: больше половины подростки. В этом возрасте любому жизнь покажется несладкой. Проблемы с родителями, с одноклассниками, с принятием себя и своего тела. Вы играете на их комплексах и неуверенности.
Вслед за брюнеткой еще несколько девушек, покидали свои значки на поляну.
— Она права, — поддакнула ей номер сто сорок семь. Ей, как и мне, шел третий десяток.
У меня, конечно ни мужа, ни детей, но мысленно я с бунтаркой согласилась. Спасение мира я уже не потяну. Пришли бы лет семь назад, когда я один экзамен за другим валила, тогда бы я еще задумалась. А теперь-то какой смысл? Родители, кот, кредит за новый телефон.
Камер-паж глянул на значок черноволосой и принялся сверяться с любимым блокнотом. Его напарник медлить не стал.
— Сейчас все так и есть, — подтвердил Клод. — Квартира, машина, свой бизнес, счастливая семья. А через месяц квартира сгорит, страховщики откажутся выплачивать компенсацию, партнер по бизнесу кинет, машину за долги заберет банк. Переедете к родителям. Тут-то и настигнет кризис отношений. Вы устроитесь на низкооплачиваемую работу. Совсем себя забросите. Перестанете за собой следить. Начнутся постоянные ссоры. Муж уйдет к любовнице, а через год лишит вас родительских прав. То же самое касается и остальных участниц. Вас призвали потому, что вы обречены на горькую безрадостную жизнь. И если на момент вашего извлечения жизнь казалась прекрасной и сладкой, это означает лишь то, что вас забрали раньше, чем трагедия сломала вас.
Возмущенный ропот стих, но номер восемьдесят семь не сдавалась.
— Я вам не верю! Я вижу вас первый раз в жизни. А с мужем знакома с института. Он так со мной не поступит. Ваши слова — гнусная ложь.
Статуя словно ждала прозвучавшего возражения. С грацией, недоступной самой профессиональной гейше, Клод оказался возле брошенного значка. Подобрав кругляш, он направился к разозленной бунтарке. Примятые травинки под его стопами сразу выпрямлялись обратно, будто тяжелая поступь стокилограммового мужчины была для них легким ветерком.
Девушка смотрела на него с вызовом. Где-то в глубине души я завидовала этой смелости. Мне бы не хватило духу противостоять существу, что вытащило меня из дома и перетащило сюда. Видимо, поэтому я не вошла в натуральные числа межпространственных похитителей, и осталось жалкой дробью.
— Возьми, — протянул он ей значок. — Я докажу, что говорю правду.
Владелица кондитерской сжала ладонь, принимая обратно холодный металл.
— А теперь назови свое имя.
Девушка, что сидела рядом со мной и которую все это время успокаивала сто сорок седьмая, жалобно всхлипнула. Я сама почувствовала, как напрягаюсь под голосом статуи.
Бунтарка оглядела толпу, продемонстрировала всем, что значок у нее в руке и громко произнесла:
— Ангелина.
Ничего не произошло. Кто-то рядом со мной шумно выдохнул.