Зрителей прибавилось, а с их количеством прибавилось и неодобрительности во взглядах. Мне здесь явно были не рады, хотя выставлять отсюда никто пока не собирался, по-видимому. Хоть это радовало. Я попыталась неуклюже извиниться, поднялась, и шаркающей походкой пошла за Элни. Он шёл теперь намного медленнее, и постоянно оглядываясь — не случится ли со мной ещё чего-нибудь внезапного.
Как я дошла до маленького белёного домика с зелёной крышей — не знаю. Следующие несколько часов прошли для меня, будто я была вдрызг пьяна. Я даже почти ничего не могла вспомнить, лишь отрывочные картины: маленькая банька, румяное личико девочки с русыми кудряшками, полотенце вафельное, стол с белой скатертью, суп в маленькой тарелочке с ломтями белого хлеба, спаленка с крошечными кроватками, и уже подходящая лежанка на полу.
Как сказал мне Элни, я проспала семнадцать часов. Охотно в это верю, потому что проснулась я наконец-то отдохнувшей. Самым большим счастьем было убедиться, что это всё не приснилось! Хоть хоббиты, хоть фири, хоть бесы лысые! Я была счастлива, наконец, проснуться в тёплой, мягкой постели, пахнущей соломой и лавандой, среди разумных существ, а не в лесу у потухшего костра в обществе комаров и мошек! Я живая! Господи-боже, кто ты там есть? Спасибо!!!
Из-за двери доносился восхитительный запах свежесваренного борща и булочек с корицей. Я поднялась на ещё нетвёрдо стоящих ногах и поковыляла, ведомая этим дивным ароматом. Он раздавался из кухоньки сразу за дверью. Там суетилась миниатюрная барышня, со спины похожая на фарфоровую куклу своим платьицем в оборочках и длинными русыми кудряшками под жёлтеньким чепчиком. Та самая, которую я помнила. Она обернулась на моё шарканье и радостно закричала:
— Элни! Элни, иди сюда, твоя людина проснулась! — а затем уже мне: — Я так рада, что ты, наконец, встала, — она вытерла руки о передник и улыбнулась, — а то мы уже начали волноваться, что ты разболелась — так долго спала.
Я промычала из себя воображаемое «спасибо» и пошарила глазами по сторонам. В животе забурчало, но утренняя надобность формировала необходимую целеустремлённость. Пришлось срочно выяснять, куда бежать.
На дворе стоял миниатюрный деревенский сортир. Весёленький, нежно-жёлтенького цвета, с окошком в виде сердечка. Не проломить бы тонкие доски! И в дыру попасть. Но я справилась кое-как. Ещё бы зубы почистить, или хоть умыться… Вон бочка с водой у стены и ковш. А выплёвывать куда? На траву? А если ночнушку хозяйскую забрызгаю? Разве что подол подобрать повыше? В общем, как смогла, так и умылась.
Вернувшись на кухню, застала там Элниниума, уплетающего за столом свежую булочку. Он подскочил ко мне и бесцеремонно усадил на своё место. Стол был такой маленький, что мне пришлось широко раздвинуть ноги, чтобы колени не упирались в столешницу. Они бесстыдно выглядывали из-под кружевного подола, являя подживающие синяки и ссадины. Но это не имело никакого значения, потому что передо мной уже стояла миска того самого вожделенного супа, так похожего на борщ, с хлебом и стакан компота. Божественно! Если я померла, то я в раю!
Но нет, я была живее всех живых. И борщ был настоящий, и ложка деревянная, и ситцевые занавесочки на окнах. Стены белые, деревянный потолок, такой же пол — чистый-чистый, аж блестит! Миниатюрная мебель, простая, но такая добротная, даже лаком каким-то вскрытая. На подоконнике кадка с цветами и блюдо с черешней. Или вишней?
Уплетая дивное угощение, я думала о том, как же это так получилось, что я, и у этих непонятных хоббитов? Откуда в Крыму хоббиты? И откуда вообще на свете хоббиты, они же выдумка? Может, Толкиен их и не придумал? Угодил, как и я, а потом выдал за фантазию?
Нет, бред, конечно… Элни сказал, что они какие-то фири, но я ясно видела — как есть хоббиты! В это было так сложно поверить, что если бы не стоящие передо мной два ярких доказательства, я бы до сих пор считала это галлюцинацией. Но чувствую себя хорошо, сознание ясное, я даже выздоровела, кажется, — жара нет. Так что придётся верить.
И когда я смирилась с реальностью происходившего, стало так радостно и тепло на душе, что я засмеялась прямо с полным ртом, вызвав при этом настороженные и недоумённые взгляды хозяев. Дочиталась.
На улице было ещё светло, но дело шло к вечеру. Через приоткрытое окошко залетал тёплый весенний ветерок и голоса прохожих. Майри, как звали сестру Элниниума, и которая была, как это уже ясно, совсем не девочкой, а вполне молодой девушкой, весьма привлекательной по фирьским, да и по человеческим меркам, забрала у меня тарелку. Кажется, это даже не тарелка, а тазик. Ну, и я, как бы, не маленькая…
Майри села рядом с Элни, напротив меня:
— Расскажи теперь, кто ты, откуда, и как к нам в Дубы забрела?
— Дубы — это наш город так называется, — уточнил Элни.
Вопрос был логичен, но всё равно поставил меня в тупик. Я даже не знала, с чего начинать? С поезда? Или с побега? А они вообще знают про людей и всякое такое? Как вообще им рассказывать и что? Ладно, попробую в общих чертах. Всё равно уже вечереет, иначе просто не успею. Ну и рассказала. Сначала несвязно, но затем всё увереннее поведала свою историю, начиная с обстоятельств своего побега, бегло объяснив причины, заканчивая приключениями в лесу. Фири слушали меня с открытыми ртами, но старались не перебивать вопросами и уточнениями. Удивительно дисциплинированные слушатели!
Но на рассказе, о лесе, где я встретила странного деда, Элни всё же нетерпеливо подскочил со стула, и забегал по комнате, бормоча про себя: «Блуждающий лес! Блуждающий лес, точно!». А когда перешла к рассказу о странной каштановой роще, оба приуныли, а у Майри вообще на глазах появились слёзы, но меня не стали перебивать и в этот раз, лишь когда я рассказала, как я вышла оттуда, Майри прошептала: «хвала Алете!».
Рассказ мой был долгим, хоть я и не вдавалась в подробности, старалась отделаться общими фразами. Я бы с радостью готова была объяснить и больше, но мы же тогда вообще спать не ляжем! А фири устали. Сколько вон ухаживали за мной и по хозяйству суетились.
Но всё равно, когда я кончила, было уже за полночь. Ребята сидели притихшие, переваривая информацию. Наконец Майри встала, зажгла ещё одну свечу, и сказала, что пора спать, а об остальном поговорим завтра. Я тут же почувствовала, что глаза у меня слипаются, и охотно вернулась на свою лежанку. Заснула моментально! Как же хорошо в мягкой постельке…
Сон на крыше храма
Можно бесконечно прикидываться идиотом. Да, согласна, я — дура, спорить бесполезно. Но не идиотка. Я слишком много читала, слишком много видела фильмов. Возможно, даже шире многих смотрела на мир. Уж точно шире моих мамочки с папулей! Поэтому глупо притворяться, всё и так ясно. Я уже не на Земле. Не бывает там хоббитов! Ну, или фирей, вот богами клянусь, не пойму в чём разница? Что двери не круглые, а квадратные? Ну, может быть ещё что-то, пока неясно. Но точно ясно одно: это другой мир. Другой. Теперь пазл сложился, всё стало понятно. И лес на солёном озере, и странная роща, будто живая, душная и жадная. И дед тот чудной. И фири… Вывод только один: либо я умерла, либо мне очень, очень сильно повезло! И хоть бы второе! Новый мир! Другой мир! Волшебный! Моя мечта сбылась в таком объёме, на который и рассчитывать не приходилось! Вот кто ещё из тех, кто читает весь этот фантастический ширпотреб, может похвастаться тем, что угораздил сам в приключение? Я теперь могу! Узнаю, по чьей воле попала сюда — обязательно свечку поставлю! Если конечно боги тут при чём-то…
Спала я сладко, как не спала, наверное, ни разу за свою жизнь. Возможно, даже колыхала занавески своим довольным раскатистым храпом. Могла и храпеть после простуды-то, хотя откуда мне знать — богатырский сон даже наступивший мне на руку Элни спозаранку прервать не смог. А как иначе, если я впервые находилась в доме, где мне были почему-то рады? Это чувствовалось. И по внимательности Элни, и по тому, как суетливо заботилась обо мне его сестра — Майри. Засыпая вчера, я успела подумать о том, что, пожалуй, хотела бы остаться здесь навсегда, в этом уютном крошечном домике, среди простого народца, ценящего искренность и доброе отношение друг к другу. Здесь я куда уместнее. Я ведь как раз и искала что-то в этом роде: глухую уютную деревушку с простыми жителями без всего этого пафоса. Лучше тут в глуши копать грядки, чем там! Тем более среди фирей, а не людей! Как хорошо, что я начиталась на свою голову всяких сказок, иначе другая б на моём месте свихнулась. Хотя другая бы и не попёрлась в дикий лес с одним печеньем и шоколадками за спиной, это я только такая дурёха отважная.
Проснулась на удивление рано, даже Майри спала. Рассвет только окрасил полосу востока в нежно-розовый цвет. Я вышла к уютному жёлтенькому сооружению, умылась, а затем решила пройтись. Как была: в светлой развевающейся ночнушке и кроссовках на босу ногу. Кто увидит в такую рань? Свежий ветерок бодрил, силы возвращались, мне захотелось хоть немного посмотреть, где я оказалась? Но памятуя о впечатлении, произведённом мной на местный народец в момент прибытия, решила не испытывать судьбу и отправилась прочь от густонаселённого центра.
Домик Бринов стоял на окраине, почти рядом — через два таких же белёных, заросших цветами, дома — начинался другой лес. Он, будто подтверждая название городка, состоял практически из одних дубов. Деревья разрослись, и между ними была широкая протоптанная тропинка, так и манящая пройтись.
Да, было ещё темновато, но меня это совсем не останавливало, солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта, а мне так хотелось встретить рассвет где-нибудь на холме, откуда я смогу увидеть весь, или хотя бы часть этого нового для меня и прекрасного мира. Почему-то казалось важным встретить новый день так. Новый день в новом мире и в новой жизни. Это понимание будило неконтролируемую эйфорию, я не могла поверить своему счастью! Это чувство было слишком сильным, поэтому просто сдалась ему и шла, сияя взглядом и улыбкой.
Город располагался в долине между холмами. Я пришла в него с северо-востока, а теперь направлялась на северо-запад. Тропинка постепенно забирала вверх, становилось светлее. Я ждала, когда, наконец, появится опушка или прогалина, чтобы можно было бросить взгляд из-за густых крон дубов, но чем дальше я поднималась, тем гуще они надвигались надо мной. Я бы повернула назад, но тропинка была настолько протоптанной и даже будто выметенной, что не возникало сомнений, что ею регулярно пользуются, а значит, она должна была куда-то вести.
И привела, но не на вершину холма, как я думала, а к небольшой скале с выдолбленной пещеркой. Неглубокой, чуть больше фирьской спаленки. Рядом, почти у входа, из-под земли бил ключ, превращаясь в мелкий весёлый ручеёк, бегущий по искусственному каменному ложу с декоративными арками. В дальнем конце пещеры стоял мраморный постамент, а на нём небольшая, ростом с фиря, статуя очень красивой женщины. Похожа на человеческую, но её утончённая красота, напомнила мне про эльфов. Но что же, раз тут есть «хоббиты», то почему не быть и эльфам?
Я не стала удивляться, когда, подойдя ближе, как и ожидала, увидела выбивающиеся у неё из под волос кончики заострённых ушей. Но затем мысли перестали мотаться, как две стрекозы над рекой, потому что я взглянула ей в глаза. У мастера, который создал её, были даже не золотые, а бриллиантовые руки, настолько точно, он проработал каждую деталь. С каким терпением и любовью он выточил каждый волосок в бровях этой мраморной девы! Но я не могла понять, как можно было в простом камне, простыми живыми руками передать эту всеобъемлющую доброту? Лицо статуи лучилось любовью ко всему живому, будто она была сама средоточием этой любви, будто это не резной камень, а сама вселенская благость, собранная со всего мира здесь, в маленькой фигурке.
Я тряхнула головой и огляделась. На постаменте перед ней лежали цветы, яблоки, несколько пирожков, горсть орехов, цепочка и крохотная тряпичная куколка. В ногах статуи чадил потухающий светильник — масло почти кончилось. Я почему-то, не задумываясь, подлила в него ещё из стоящей рядом бутылочки, и только тут догадалась, что, скорее всего, попала в храм какой-то местной богини. Как себя вести я не знала, так что вежливо и почтенно поклонилась, чуть было не перекрестившись, как это обычно делали люди в наших церквях. Хихикнула, смутилась и поклонилась вторично, с ещё большим почтением. Конечно, мне никто не ответил. Я ещё немного с любопытством поразглядывала пещеру, но больше в ней не было ничего примечательного — голый, грубо отёсанный камень и глинобитный пол.
Ах да, солнце восходит! Я же хотела встретить рассвет, и сейчас у меня есть возможность! Почему-то казалось, что это что-то значит для меня, какой-то особый ритуал. Встретить солнце. Тут не видно даже неба, а вот вершина скалы была отличным плацдармом для этой задачи.
Я без особых усилий взобралась на неё, держа подол в зубах. А неплохо я за последние дни натренировалась! Даже почти не запыхалась. Оглядела почти плоскую, с небольшим уклоном, поверхность и удобно расположилась на островке мягкого, ещё влажного мха. Города всё равно не видать из-за деревьев, но виден горизонт, бугрящийся холмами.
Рассвет приближался, вот уже небо перешло из розового оттенка, в светлый желтоватый. Подул ветерок, и над горизонтом медленно показался первый неторопливый лучик солнца. Он окрасил верхушки дубов в радостный золотой свет и заставил меня сощуриться. Птицы разом удвоили свои старания, наполняя щебетанием весь лес вокруг. С появлением первых лучиков пришло и тепло, я зябко поёжилась и расправила плечи, небо тихо наливалось светом, и, глядя на него, мои веки тяжелели. Я легла прямо там, где сидела. Уже совсем скоро станет тепло — я не успею замёрзнуть…
Сон был необычный, тот редкий, когда знаешь, что не спишь. Я встала и огляделась. Всё выглядело по-другому, казалось, каждый листочек сам по себе излучает тёплый свет. Тело было удивительно лёгкое, я спорхнула со скалы и плавно опустилась перед входом в пещеру.
В отличие от реальности, здесь её заполнял яркий свет, но он, будто проникал сквозь тело и не слепил. Меня так и потянуло войти. Внутри уже не было статуи, вместо неё там стояла женщина. Или это был столп света силуэтом её напоминающий? Я узнала ту прекрасную эльфийку с добрыми глазами. Она протянула ко мне руки, будто призывая в свои объятья. «Дитя моё — услышала я её прекрасный нежный голос, хотя губы её не шевелились — приди ко мне, я успокою твои печали».
Я сама не заметила движения, но ведь это сон. Очутилась в её объятьях, и душу переполнил сладостный трепет, я готова была раствориться в пронизывающем меня свете, даже захотелось немного поплакать. Но вдруг почувствовала, что кто-то меня зовёт.
Это было странное чувство, кто-то позвал меня по имени, и я знала, что позвали именно меня, но имя было какое-то другое, я не знала его и не смогла расслышать. Обернулась и в тот же момент оказалась в пещере одна. Свет потух, оставив лишь пробивающиеся утренние лучики. А у выхода, в лучах солнца, заставляя меня зажмуриться, стоял кто-то. Тёмный силуэт не шевелился, но я знала, что именно он звал меня и ждёт, когда я подойду.
От него не веяло этой светлой силой, как от всего остального, он был преисполнен тяжёлым, но каким-то удивительно родным теплом, знакомым и незнакомым одновременно. Это напоминало тепло от свежего сухого полена, горящего ровным бездымным огнём в очаге, к которому спешишь после долгой прогулки под холодным дождём. Это было как прикосновение кошки, хищной и опасной, но любящей и пушистой, когда нужно. Он совсем не испугал меня, хотя казался куда сильнее всего, что окружало нас. Я почему-то была уверенна, что, захоти, он бы смял всю эту реальность, даже не сделав лёгкого усилия. Будто только он один был настоящий, а всё остальное — нарисованный на тонкой газетной бумаге черновик.
Я не видела его лица, лишь тёмный силуэт на фоне слепящего солнечного света, но знала, что он смотрит прямо мне в глаза, прямо в душу. Улыбнулась ему, а в голове вновь раздался голос, но теперь спокойный мужской. Он говорил тихо, почти шептал, видимо, чтобы не пугать своей силой. Он сказал мне:
— Твой путь ещё не окончен. Ты должна идти дальше.
Силуэт повернулся и указал рукой на юг. Да, именно туда я неосознанно шла всё это время, туда меня влекло с самого начала. Я увидела, будто в подзорную трубу, горы и реки, промелькнувшие перед моим взором слишком быстро, чтобы я могла их запомнить. Красивые, потянувшие какие-то новые струны души, места. Подумала, что, может, стоит сказать ему, что я решила — и когда это успела, не спросив хозяев? — остаться жить в Дубах, но он будто прочитал мои мысли, и вновь сказал:
— Твой путь не окончен. Иди к Ирту…
И он исчез, а следом за этим я вдруг резко ощутила своё физическое тело и проснулась.
Солнце уже совсем встало, в городке раздавались голоса непоседливых фирей, из тех, что не любили долго нежится в постелях. Я поспешила обратно, зная, что меня могут искать, и, наверное, волнуются. Но вроде не сильно заспалась, минут двадцать, наверное?
Пока спускалась в город, мысли о странном сне не оставляли меня. Ума не приложу, кто это мог быть? Сейчас этот тёмный силуэт даже пугал немного, настолько реальным и ощутимым он был. Раньше у меня бывали похожие сны. У нас их называют осознанным сновидением. Я выходила из тела и, как бабочка, порхала по комнате, вылетала из окна, гуляла по городам реальным и фантастическим. Мне это нравилось, я старалась видеть такие сны почаще. Иногда у меня даже случались пророческие сны. Однажды я сначала во сне, а затем и наяву сдала зачёт, и при этом мне попался именно тот вопрос, на который я отвечала во сне. В другой раз мне снилось, что одна моя знакомая убеждала меня не идти в один клуб, куда намыливались мои родители. Но мне пришлось пойти, и там какой-то пьяный парень пребольно ударил меня пивной кружкой. Так что ещё две недели я ходила с огромным фингалом, который невозможно было замазать никакой косметикой. Я достаточно серьёзно относилась к таким снам, хотя расскажи я об этом кому-нибудь, меня бы подняли на смех. Но здесь, среди этих волшебных созданий, я подумала, что могу попробовать, хоть в шутку, упомянуть этот свой сон, может, мои маленькие друзья тоже отнесутся к нему серьёзно?
Элни я увидела издалека. Он показал в мою сторону рукой, что-то крикнул в открытую дверь и исчез в ней. Когда я дошла до крыльца, они с сестрой снова выглянули. Отсутствие осуждения на их лицах пролилось бальзамом на душу, ведь когда я предпринимала попытки ненадолго отлучиться погулять в одиночестве раньше, уже через четверть часа мне начинали названивать, а затем ругали, будто я делала что-то постыдное. Фири же просто были рады, что я вернулась. Здорово! И чем я им приглянулась?
Я пожелала им доброго утра, они ответили тем же, и Майри позвала за стол. Завтрак был восхитительным, как ему и полагалось быть. Созданный руками умелой хозяюшки из свежих продуктов без намёка на химические добавки. Откусывая хрустящий только сорванный огурчик, я с наслаждением думала, что его удобряют настоящим густым и свежим навозом.
Кстати! Надо будет угостить хозяев моим печеньем, тут вряд ли такое есть. Лишь бы только у них с непривычки животы не разболелись… О, у меня же ещё и шоколадки остались!
Окончив завтрак, фири занялись своими делами: Элни ушёл куда-то, Майри принялась мыть посуду. Я, было, сунулась ей помочь, но она тактично отказала, предложив пока перебрать ворох вещей, которые по её мнению могли мне подойти.
К своему удивлению я обнаружила среди прочих вполне подходящую рубаху и льняные штаны. Как позже узнала, сшитые из скатерти специально для меня. Рубаха была чуть маловата, но я этому только обрадовалась, потому что благодаря своему размеру, она выгодно подчёркивала мои вполне достойные формы. В подмышках жмёт, правда, слегка…
Одежда, в которой я ходила до этого, была хоть и выстирана, но уже порядком поистрепалась. Джинсы были разодраны на самом интересном месте, заплатка, пришитая сверху, была достаточно плотной, но я совсем не была уверена, что она выдержит мой какой-нибудь особо вычурный рывок через забор, например. На футболке красовалось шикарное жирное пятно, которое не смогли вывести даже умелые ручки хозяйки. Про пуховик я вообще молчу, такой драной одёжки я даже у модных дизайнеров не встречала в их эксцентричных коллекциях! Зашивать куртку Майри пока не стала, справедливо считая, что на это полгода уйдёт. Да и тепло уже, на кой она мне здесь? Одна толстовка была во вполне приемлемом состоянии.
Я взяла рубаху со штанами и удалилась переодеться.
Спаленка, в которой мы все вместе размещались, была крохотной. Как и весь остальной фирьский домик. Потолки везде низкие — постоянно пригибаешься. У дальней стенки под окном стояла кроватка Майри, рядом с дверью — Элни, а посредине разложено моё исполинское лежбище из нескольких перин и трёх одеял. Впрочем, простыню, как и ночнушку, фири для меня добыли человеческую. Видать где-то были в Дубах запасы на случай.
Я неловко стала натягивать штаны и заметила на стене зеркальце в круглой оправе, диаметром сантиметров сорок. Когда я в него заглянула, показалось, что на меня смотрит какой-то дикий зверь, так я изменилась за эти несколько дней. Волосы уже не напоминали старый веник, какими они были до того, как фири попарили меня в своей баньке, но, тем не менее, они уже мало походили на те гладкие локоны, что мне укладывали чуть ли не каждый день. Хотя, признаться, теперь они мне нравились намного больше: они стали пышнее, и будто гуще. Под глазами красовались замечательные фиолетовые круги, возникшие то ли от недосыпа прошлых дней, то ли от переизбытка отдыха в последующие. К тому же я сильно похудела, лицо осунулось и черты стали жёстче.
Но больше всего изменился взгляд. Теперь это был не затравленный уставший взгляд старой цирковой лошади, а взгляд молодого волчонка, готового оскалить свои крошечные, но острые зубки. Это порадовало, ведь это значило, что я стала сильнее.
В новой одежде мне сразу стало как-то свободнее, особенно порадовало наличие штанин. В длинной ночнушке движения были скованными, а тут мне то и дело приходилось сидеть в раскоряку. Одежда приятно пахла хозяйственным мылом и лавандой, которую фири клали в шкафы с одеждой, защищая её от моли. Вот с обувью было сложнее, ведь местные ею не пользовались. Но мои кроссовки ещё держались в приличном состоянии, поди не Китай, и я решила, что обувью я как-нибудь да разживусь. Позже.
Да и вообще, на улице было тепло совсем по-летнему, так что я отставила в сторону свою смердящую обувку, и прошлёпала босиком обратно в кухню. Майри критически оглядела меня, подёргала штанину, что-то пометила у себя на маленькой дощечке угольным карандашиком и удалилась в другую комнату, таща с собой ворох оставшегося тряпья.
К обеду вернулся Элни, таща за собой мешок с мукой и ещё какими-то припасами. Пообедали и вышли в небольшой садик перед домом. Фири расстелили одеяло, и мы устроились под солнышком. Я достала печенье и распотрошила пачку прямо на покрывало. Элни закурил трубку, ещё больше сливаясь с образом классического хоббита, а Майри тихо заговорила:
— Вчера ты рассказала нам свою историю, а теперь мы расскажем тебе свою, а что делать дальше, ты решишь сама.
И она начала.