Шутливый ответ лишь усилил желание сделать хоть что-то хорошее.
— И всё же. Я настаиваю.
— Что-то надумала? — с некой неприятной настороженностью спросил он, и девушка даже обиделась.
— С чего бы это?
— Провожу параллели с Риэвиром.
При упоминании имени брата лицо островитянина на долю секунды скривилось от внутренней боли. В этот миг растаяли и все её обиды. Не одной ей сейчас было плохо.
— Зря. Ничего такого в моих мыслях нет.
— А что есть?
— Если серьёзно, — начала она, несколько тушуясь, — то мне не настолько хочется спать, чтоб погружаться в кошмар.
— Дурные сны всё равно лучше, чем ничего.
— Нет, дело не в сюжете. Сны я почему-то не запоминаю, — неожиданно для себя Инга осознала, что действительно расхотела спать из-за боязни, которую тут же и озвучила. — Дело в том, что, если ты прав… Уж, извини, но для того, чтобы поверить, что ты что-то забываешь, нужно прежде всего вспомнить о забытом! Дело в том, что сейчас я помню о тебе, о Риэвире, о моих родителях, об Антоне. Обо всё случившимся. А, выходит, что по пробуждении перестану о чём-то знать? Проснусь и стану какой-то другой Ингой? Или всё намного проще? Я вообще перестану существовать?
— Не стоит таких печальных мыслей. Чтобы перестать существовать, для начала надо прожить свою жизнь до конца.
— Или для этого достаточно утратить память о прежней жизни? — она с упрямой решительностью посмотрела ему прямо в глаза. — Воспоминания слой за слоем формируют то, кем мы являемся. Если они стёрты, то нет и человека.
— Наверное, я зря это делаю.
Вздыхая, но уже принимая окончательное решение, Остор протянул ей свои наручные часы.
День девятнадцатый. Чуть позже полуночи
Лисичка сжалась в клубочек, кутаясь в плед, на который налипла и грязь, и подсохшие кусочки растений, но затем, понимая, что так не согреться, встала. Ей было холодно. Она давно не ощущала холод, но сегодня он стал настолько явным, что на время занял все её мысли. В какой-то момент девушка даже поняла, что ноги привели её к Храму. Наверняка там было теплее, нежели снаружи. Быть может, местные жрицы окажут своё гостеприимство заблудшей душе? Или… всё проще? Она ведь и сама не может пойти туда. Она слишком страшится взглядов глубоких глаз, проникающих за изнанку мыслей. Она всегда их боялась. Даже когда была другой Лисичкой.
О прежней себе ей досталось много воспоминаний. Она помнила свою жизнь очень подробно. Причём, с момента самого раннего детства. Но та жизнь больше походила на платье, которое вдруг стало мало ребёнку, да и починке уже не подлежало. А потому его оставалось либо изорвать на тряпки, либо отдать кому-то, кто сделал бы тоже самое. Разве что на сердце стало спокойнее от того, что столь любимую вещь не довелось портить своими собственными руками.
А вот новая жизнь никакой наряд не напоминала. Лисичка ощущала себя обнажённой перед возникающими обстоятельствами.
«Это слуги Хозяина. Такие же, как и ни ты», — сказал Владыка.
«Такие же, как и ни ты», — в очередной раз эхом пронеслось у неё в голове.
Предположение Владыки Риэвира о том, что она не живая, единожды лишило земли под ногами. Но признать эту правоту оказалось легко. Нет! На тот момент было трудно, но теперь, когда Лисичка осознала, кем именно видели её прочие люди, то поняла, сколь то выходило простым. Проще.
Что сотворил с ней Пророк?
… Зачем он сотворил её?
… Зачем лишил покоя?
Уйма вопросов, остающихся без ответа, тревожила. И настойчивое желание знать мешало ей оставаться прежней. Спокойной. Когда она убегала от Владык и их людей, то понеслась без оглядки. Не выбирая направления. Но на самом деле бежала то Лисичка от себя. А ноги никогда не смогли бы унести её от неё же самой. И потому вид представшего посреди тропы Пророка донельзя разгневал девушку.
До этого, она не испытывала подобных чувств к нему. Теперь раздражала даже мягкая добрая улыбка и заботливый взгляд.
«Это слуги Хозяина. Такие же, как и ни ты», — сказал Владыка.
— Они сделали тебе больно.
Пророк редко спрашивал. Ему всегда всё должно было быть известно. И сейчас, когда он хотел проявить участие, то делал это привычным образом… А, может, на этот раз действительно знал?
— Не так больно, как ты, — нашла в себе силы ответить она, теребя край платья. Пророк посмотрел на бывшую прислужницу с искренним непониманием. И потому ей пришлось продолжить так, как было для неё возможно. — Почему я не человек?
— Всё начинается с малого, — он присел, взрыхлил пальцами землю, освобождая корни придорожного растения и, аккуратно взяв его в ладонь, поднял. — Для того, чтобы цветок родился, сначало должно лопнуть семя. Оно ещё не живо. Но уже и не мертво. И чтобы вырасти, ему нужно время. И судьба на то.
— Нет, — она энергично отрицательно замотала головой. — Я уже приходила в мир. Живой. И человеком.
— И прожила данное тебе, оставляя после себя семена. Моя память о тебе стала благодатной почвой для новых грёз.
— Ты рассказал мне, как изменился мир, но… Но не от тебя я узнала, что мертва в нём!
— Это бы расстроило тебя, а мне нравится видеть твою счастливую улыбку.
— Как и оскалы тех тварей? — девушка продолжала настойчиво смотреть в бездонные бирюзовые глаза, как будто читала в них ответы, не слыша самого голоса. — Я ведь такая же, как и ни они. Как твои слуги.
«Это слуги Хозяина. Такие же, как и ни ты», — сказал Владыка.
— Они тоже воплощение моего желания.
— Сколь омерзительно тогда оно должно быть! — сморщилась от неожиданно охватившего её презрения Лисичка.
Чувства, которые она постепенно теряла к возрасту юности, кипели в ней с новой яростной всесокрушающей силой. Ей так и не довелось научиться усмирять их. Для этого надо было прожить несколько иное детство и отрочество. И потому ныне бег эмоций походил на дикую скачку или бурлящие волны в горной реке.
— Разве плохо, — начал было с хорошо слышимым удивлением Пророк, но Лисичка не постеснялась перебить его:
— Плохо! Если такие чудища убивают людей, то это плохо. Если мёртвые становятся убийцами живых, то это отвратительно. А когда все они гибнут из-за меня одной, то это ещё более гадко и мерзко! — она, испытывая жалость, смешанную с болью и упрёком, опустила на миг взор, прежде чем поднять его вновь. — Ты всегда был странным Пророком. Но что должно было произойти, чтобы долг сохранять равновесие мира стал отринут?
От серьёзности поднятого вопроса маленькое сердечко бешено заколотилось в груди. Может, для нынешнего человечества времена, которые были для неё привычны, прошли тысячелетия назад, а то и не наступали вовсе, но её от неё прежней отделяло лишь несколько дней и странные картинки воспоминаний о некой Грани. Всего несколько дней назад она не имела своего мнения. А теперь упрекала в лицо самого Пророка! И потому, всё-таки не выдержав остроты момента, Лисичка разревелась и снова побежала.
«Да вернись же ты! Вернись! Вернись, глупая!» — вспомнился ей крик Владыки Риэвира.
Он мог бы ей помочь. Она пока ещё не понимала толком в чём, но ощущала уверенность, что это стало бы так. А, значит, ей надо найти его.
Пророк же её не окликнул.
День девятнадцатый. Десять тридцать по местному времени
Сложно назвать отдыхом те три часа в поезде, когда он провалился в сон. Бодрость ощущалась только из-за того, что Остор решил, что обязан её ощущать. Инга же и вовсе выглядела жалко, однако по-прежнему крепко держала в своих руках свёрнутый холст словно оруженосец копьё. Нет, следовало приобрести как можно скорее хотя бы футляр. Треклятая картина привлекала всеобщее внимание. И в поезде, и в аэропорту — везде, где они останавливались, и место более-менее подходило для беседы, выискивался хоть кто-то, кто решал узнать об этом громоздком имуществе. Полотно маячило над ними не хуже флага! И оттого Остор с каждой минутой всё острее ощущал необходимость избавиться от подарка Арьнена.
…Хорошо ещё хоть сама рама осталась в далёкой Москве!
— Долго мы будем здесь? — поправляя огромные круглые очки, поинтересовалась Инга.
К счастью, такой аксессуар не привлекал ненужных взоров. Испания радовала мир необыкновенно ясным солнечным деньком, напомнившим ему об Острове. Так что сам Остор тоже бы надел нечто подобное, чтоб скрыть мешки под глазами, но он был вынужден не прятать лицо. Причиной для того являлся телефон, побывавший в полиции. Чтобы исключить слежку, его пришлось сломать и выбросить, а оставленный в участке след не позволял купить другой, используя имеющийся в распоряжении паспорт. Как приобрести подобную технику нелегально Владыка, никогда не покидавший пределы Острова, не знал. И потому оставалось либо воровать, либо решаться на посещение одного из адресов, где обитали люди, способные помочь ему добраться до дома. Но тогда — прощай инкогнито! Поэтому он предпочёл рискнуть и пойти на вокзал, куда прибывал их прежний с Ингой поезд. Быть может, люди Леона ждали его здесь? Однако, задумка потерпела провал.
…Хорошо ещё, что не фиаско!
— Нет. Пошли отсюда.
Под неугомонный гул толпы они двинулись в сторону выхода. Где-то рядом заплакал младенец. Его плач сливался со смехом и пением компании пузатых мужчин в одинаковых фанатских футболках. Чуть дальше двое молодых влюблённых громко ссорились. Это не мешало парочке геев поблизости целоваться. Какая-то девочка лет трёх, держащая в руках плюшевого монстра кислотно розового цвета, открыв рот внимательно смотрела то на тех, то на других. Её родители тем временем разглядывали каждый свой смартфон. Настороженный взор выловил среди людей и карманника, ловко и на ходу вытащившего из яркой дамской сумочки кошелёк.
— Это какой-то сумасшедший мир.
— О чём ты? — не поняла его Инга.
— Все вы находите Остров загадочным и странным. Но, поверь, он намного более нормален, нежели творящееся вокруг. Всё здесь просто безумие!
Воришка на его пристальный взгляд погрозил щуплым кулачком, и Остор поспешил найти иной объект для созерцания. Проблем и так с лихвой хватало, чтобы ещё и за некую справедливость во всём мире бороться!
— А мне нравится, — пожала плечами спутница. — Жизнь кипит. Везде что-то происходит.