— Да. Это очень почетно. Это заслуживать только истинный сиросэкай.
— Скучаешь, — без вопросительных интонаций, прокомментировала я. — И он, наверняка, скучает. Я без Пашки не могу. Я за него жизнь отдам.
Кагараши выпрямился и хмуро, но уже без обычного превосходства или недавней злости взглянул мне в лицо.
— Паша смелый. Ты — правильная мать.
То ли от полученной эмоциональной и физической травмы, то ли от лекарств, если конечно они в моем организме водились, а может и от простых слов парня губы затряслись, я шмыгнула носом и снова заревела.
Чувствую, команда сейчас бы с удовольствием взглянула в это, ставшее таким растерянным и молодым, юношеское лицо. Кагараши испуганно заметался по медблоку в поисках не знаю чего. Женская истерика явно не входила в список его профессиональных навыков, или он просто раньше с ней не сталкивался.
— Ты не переживай. Сейчас пройдет. Это от потрясения.
Врач склонился надо мной и нахмурился. Мне в голову ударила дурацкая мысль и, не утруждая себя осмыслением ее верности, я приступила к исполнению. Вытянула руки с прикрепленными к ним разноцветными проводками из капсулы, взяла парня за плечи и притянула к себе. Удивительно, но он не сопротивлялся.
— Вы чем-то с Пашкой похожи, — я устало выдохнула в его притихшую макушку. — У тебя тоже внутри стальной стержень, и он скорее сломается, чем согнется, только каждая попытка сломать закаляет его и делает тверже.
Я не знала, понял меня Кагараши или нет, да это было и не важно. Его руки вдруг обвили мою шею.
Так и обнимали мы друг друга. Я — в горизонтальном положении, он — в вертикальном. Этот мягкий жест немного напоминал те взаимоотношения, что связывали нас с сынкой. В груди стало тепло, на душе спокойно. Плакать больше не хотелось.
— Он скучать, я с ним говорить совсем недавно, но я не сказать ему, что тоже скучать, — пробубнил Кагараши. Мне пришлось напрячься, чтобы расслышать это признание.
— Он знает, — уверенно кивнула я головой.
Парень оторвался от меня и выпрямился во весь свой немаленький рост.
— Откуда знать?
— Он ведь родитель. А родитель всегда знает, что ребенок скучает. И потом, он же мудрый. Конечно, он знает. Но говорить почаще не помешает, — поспешно исправилась я.
Дверь медблока открылась и внутрь влетел счастливый Шуаи.
— Сишати разрешил навестить. Ты — наш счастливый зверек! Ты не представляешь, как я тебе благодарен и лично от себя, и лично от своей семьи! Столько месяцев поиска и вдруг: на тебе!
— Чего? — не поняла я.
Кагараши прошелестел что-то Шуаи и вышел в коридор, на прощанье улыбнувшись мне. Я тоже послала ему одну из своих материнских улыбок. Хороший мальчик. Немножко несчастный, но все обязательно наладится. Пашка продолжал мирно посапывать в кресле, откинувшись назад.
— Так чего там про благодарности? — обратилась я к удивленному поведением врача Шуаи. Он снова повернулся ко мне со счастливой улыбкой.
— Ты умница. Мы думали, все. Не докажем существование яда, так ты ж возьми и начни умирать прямо на нужной растительности!
— Какая я молодец! А кто были те желтые упыри?
— Что значит "упыри"?
— Живые трупы.
— А у низших встречаются такие особи? Или это форма заболевания? В архивах академии ничего такого не было.
Эдак мы надолго зависнем.
— Не важно, так кто те желтые?
Шуаи замялся.
— Это не ко мне. Это в ведении капитана, что рассказывать, а что нет. Он придет, ты его расспроси.
Я устало изучала виноватое лицо подчиненного. Он явно ненамеренно с порога начал извиняться. Похоже, что он, вообще, не в курсе, что в данном вопросе капитан был пока молчалив як рыба карп.
— Тогда скажи, как перевести, — я на секунду задумалась, вспоминая точно слово, — "рэшока"?
Брови Шуаи недоверчиво поднялись.
— Откуда ты это слово взяла?
— От капитана услышала, — решила сказать я правду.
Сиросэкай оглянулся на спящего кактусенка.
— Да, да, — попыталась я ухватить за рога специалиста по фауне. — Он так Пашу назвал. Что это значит?
Похоже, на этих мужчинках, где сядешь, там и слезешь.
— Ничего дурного, но лучше спроси тоже у Сишати. Будет неправильно, если я скажу. Ему самому надо.
И продолжая задумчиво изучать катусенка, покинул медблок. Откинула голову назад. Шея затекла и побаливала от постоянных попыток держать ее на весу. Теперь я ждала капитана.
Проснулся цветик, ответственно, как и все остальные, отказался объяснять все произошедшее, перекинув эту миссию на старшего по кораблю, потом принес мне учебник и мы занимались. Кагараши больше не готовил зеленый бурды, он обширно воспользовался мясными продукты из запаса Маши. Ближе к вечеру забежал довольный Наши, как и Шуаи расхвалил мою замечательную попытку помереть на нужной траве (на лопухах этих зеркальных что ли?) и, не дав мне открыть рот, исчез.
Сишати не пришел.
Кагараши запретил мне покидать капсулу еще ближайшие сутки. Я отправила Пашку к Маше и Дольфу спать в каюту.
— Мам, а знаешь, — неожиданно выдал ребенок, — это и есть каюта капитана.
— Медблок? — не сообразила я.
— Нет. Каюта, где нас поселили. Это Сишати. Мы поэтому ее тогда не нашли.
Цветик зевнул и покинул меня, оставив ошарашено переваривать полученную информацию.
Кагараши улыбнулся мне.
— Как чувствовать?
— Если бы не твои приказы, с удовольствием бы побегала! — ласково проворчала пациентка.
Он засиял.
— Нельзя. Рано. Спи.
— Я, по-моему, давно уже выспалась.
— Остаться с ты?
Я постаралась скрыть удивление. Этот Кагараши мне нравился намного больше предыдущего. Не скованный, улыбчивый, открытый. Нет. У него определенно должно все наладиться! Есть у меня пара знакомых светлых стройных землянок-коротышек, которые от него просто в ауте будут.
— Нет. Ты что! Иди поспи лучше! Даже Маша уже в отключке, наверное.
Врач деловито осмотрел капсулу в последний раз.
— Если я надо, ударь по кровать.
Я кивнула. Он тихо удалился, приглушив свет. Я осталась лежать, глядя в потолок. Потом осторожно перевернулась на бок. Если что задену не то, вряд ли Кагараши еще спит. Не задела. Подложила ладонь под голову, осторожно притянула ноги к груди, помятуя о той боли, что испытывала. Но ничего сверхъестественного не произошло. Обняла рукой колени и попыталась уснуть, ну или хотя бы просто задремать.
Не выходило. В голове вертелась ребенкина фраза про каюту. Если верить Шуаи, мы для них вроде пятикантропов, и закон их преследует. Так отчего они называют кактусенка по имени, терпят вопросы, разгуливания по кораблю, лечат? Я перевела взгляд на провода, торчащие из руки и не причиняющие особых неудобств. Иголки у них что ли мягкие? Вспомнила желтый коммандос. Вот те шибко не церемонились, хотя было вообще неясно, узрели ли они на вид мое происхождение или нет.