С провожатыми идти было легче; с обоих сторон ее поддерживали под руки сильные мужчины, иначе она просто упала бы и не смогла подняться. Такая короткая дорога в часовню, которую Анна обычно проделывала в несколько минут сейчас заняла очень много времени, и, казалась, была нескончаемой. Глазами Анна отыскивала родителей, не взгляд ее натыкался только на грозную, зловещую стражу, которая, казалось, оцепила весь ее путь к алтарю.
И в конце этого пути, в свете золотых венчальных свечей, прекрасный, как воплощение божества, стоял Король.
У Анны ноги дрогнули, когда он обернулся к ней, и золотой свет бликами заиграл на его губах. Причудливая игра теней на его лице заставила Анну увидеть на его красивых губах легкую, мягкую улыбку. Его ласковый взгляд, исполненный гордости и огня, был обращен к ней, и Анне показалось, что Король даже замер, ослепленный ее великолепием.
Сам он не сменил свой наряд на что-то другое, более дорогое, Анна узнала его черно-синий костюм, белую тонкую линию кружев на вороте, но и так Король показался Анне самым красивым и ярким из всех, кто присутствовал на церемонии. Она дрогнула, оступилась, и ее ножка выскользнула из туфельки. Анна захромала, и ее провожатые тотчас заметили это. В нескольких шагах от алтаря и ожидающего Короля Анна была вынуждена остановиться. Один из ее провожатых опустился на колено, приподнял подол ее платья и отыскал туфельку. Лишь на мгновение маленькая изящная ножка в белоснежном чулочке показалась из-под богатого платья, и помощник от восторга ахнул, невольно залюбовавшись изящной точеной лодыжкой, крохотной ступней, которая оказалась меньше его ладони. Надев туфельку, он поднял взгляд, стараясь заглянуть под черную вуаль, а замер, ослепленный увиденным. В его черных глазах отразилось такое изумление и такое восхищение, что Анна смутилась, ниже опустив лицо и надежнее прикрывая его вуалью. Чтобы вывести из восторженного транса ее неожиданного поклонника, второму провожатому пришлось ткнуть его в бок, весьма непочтительно и чувствительно, и тот спешно поднялся, с силой потирая лицо, словно просыпаясь и отходя от прекрасного видения.
Анна испуганно глянула на Короля; игра теней теперь не могла обмануть девушку. Король больше не касался ей расслабленным, улыбающимся и нежным. В глазах его бушевал пожар; он смотрел почти с ненавистью на того, кто посмел рассматривать его невесту, и на лице его все явственнее выписывалось чувство, имя которому ревность.
*****
Шепотки, сплетни уже поползли за спиной государя; как бы он не хотел скрыть особенность его юной жены, все давным-давно знали, что она — Седьмая Дочь, — а кое-кто даже знал, что это означает. И Король, отправляясь на смотрины, со злостью скрипел зубами, слыша, ощущая отвратительное слово, мечущееся над ним. Юродивая, юродивая — повторялось многократно, эхом отдаваясь от стен. Безумна, юродива — дышала толпа, провожающая своего Короля на это сватовство. Взлетающие к небу смешки казались Владу обжигающими ударам плети, и он — такой сильный, такой величественный, прекрасный, верхом на огромном черном жеребце, которого кроме него укротить не мог, — самому себе казался жалким изгоем, преступником вроде тех, кого гоняли по улицам, и беснующаяся толпа награждала несчастных насмешками и закидывала тухлыми яйцами.
«Черта с два вы достойны спасения, — зло думал Влад. Он не смотрел ни на кого, чтобы не дай бог не увидеть, не заподозрить издевки на чьем-либо лице и не сорваться, не велеть страже исполосовать кнутами посмевшего улыбнуться. — В любом из вас столько же порока, сколько и во мне. Но я Король; я не имею права так думать и бросать вас на произвол судьбы… Даже если мое бремя тяжелее вашего!»
И сейчас, стоя перед алтарем и глядя, как его придворный заглянул под вуаль невесте и замер, пораженный увиденным, Влад испытывал ровно два чувства: невероятного облегчения и гордости. Облегчения оттого, что стихнут ядовитые шепотки и издевки за его спиной, замолчат недоброжелатели, узнав, что с юной Седьмой Дочерью все в порядке, и гордости потому, что любой, кто взглянет на Королеву, скажет, что Королю воистину досталось сокровище.
Впрочем, еще одно странное чувство, неведомое ему ранее, коснулось его души.
Острозубое и горячее, как открытая рана, оно кричало и хохотало, от него кровь стучала в висках, и Влад испытывал такую боль, что едва сдерживался, чтоб не сорваться с места и не оттащить свою юную супругу от помогающего ей с этой проклятой туфелькой провожатых.
Ревность.
Глядя, как пальцы мужчины касаются крохотной ступни со стыдливо поджатыми пальчиками, как он поглаживает маленькую ножку — Владу казалось, что обостренным слухом он улавливает шорох ткани чулка в тот миг, когда ладонь мужчины бессовестно и интимно скользнула по лодыжке Королевы и прихватила ее маленькую пяточку, направляя ножку в оброненную туфлю, — он вдруг почувствовал непреодолимое желание самому встать на колено перед девушкой и обуть ее. Подержать ее тепленькую крохотную ступню в своей ладони, скользнуть выше, по стройным икрам, отыскать пальцами край чулка и прихватить разгоряченное бедро. Точно так же заглянуть под ее вуаль и с удовлетворением рассмотреть, как заливаются краской юной прелестницы в тот миг, когда его рука ласкала бы ее ноги…
Впрочем, инцидент с туфлей был исчерпан еще до того, как успокоилось его разыгравшееся воображение, и ручка девушки скользнула в его ладонь, отвлекая его от еще более смелых фантазий. Он с нескрываемым удовольствием слышал удивленные перешептывания, подобные быстрому шуму крыльев, в маленьком зале, наполненном самыми приближенными — что?! Как?! Хороша собой?! — и потому его руки приподняли и откинули плотную вуаль с лица девушки прежде, чем это решение оформилось и укрепилось в его душе.
Это было тщеславно, очень тщеславно, но Влад не мог себе отказать в этом. Он едва не рассмеялся, слыша, как задвигались стулья, с которых начали подниматься изумленные гости, чтобы рассмотреть получше хорошенькое личико юной Королевы, и как изумленные вздохи взлетали над их головами.
«Да! — ликуя, подумал он, осторожно касаясь нежной щеки девушки, которая выглядела насмерть перепуганной и чуть не плакала, но на безумную вовсе не походила. — Я заслужил это. Ваше изумление после издевок и злорадства, которыми вы меня награждали… Это моя женщина! Она принадлежит мне — ни одному из вас не овладеть ею. Не сорвать поцелуя с ее прекрасных губ».
…Анне казалось, что она вся содрогается от бешеных ударов сердца. И когда Король тряхнул рукой, раскрывая вороново крыло и распуская перья, чтобы добыть одно — для подписания брачного договора, — и когда он выбирал кольцо… На бархатных подушках, поднесенных каждому из молодоженов, лежало их превеликое множество: разного размера, разно украшенных, простых и вычурных, тяжелых перстней и скромных гладких колец. Ритуал этот был древним, но скорее шуточным, чтобы разрядить обстановку. Назывался он Первый Подарок. Новобрачные выбирали друг другу то кольцо, которое, как им казалось, больше всего подходило их паре. Отвернувшись к своей подушке, Анна перебирала кольца, мучительно соображая, какое из них подойдет на палец Короля и не окажется ему малым или напротив — слишком большим. К тому же, она никак не могла понять, как кто она выходит замуж — как Анна или как Изабель?! Ее пальцы касались сверкающих драгоценностей, в голове был сплошной хаос, и еще эти люди…
Казалось, в этот миг они позабыли обо всяком почтении. Они тянули шеи, высматривая, что выбрали Король с Королевой, некоторые даже повскакивали со своих мест, когда Анна, наконец, определилась со своим выбором и тоже раскрыла крыло, вытряхивая перо.
На сморщенную ладонь старого друида, который был призван заключить брак, почти одновременно легли два обычных золотых кольца, не особенно широких, но и не узких. Они были практически близнецы с той лишь разницей, что разного размера. Новенькие, недавно лишь изготовленные ювелиром, вероятно, не самым искусным, отлитые из светлого яркого золота, они нарядно и жарко горели золотым блеском, и Влад с Анной невольно ахнули и отпрянули друг от друга в изумлении рассматривая лица друг друга так, словно впервые видели.
— Добрый знак, — похвалил Друид. — Настоящая пара.
— Королевское благословение мастеру, — пробормотал Король машинально.
Кольцо, которое он выбрал, скользнуло на пальчик Анны легко и оказалось впору. И то кольцо, что выбрала она, подошло тоже — скорее, Влад удивился бы, если б то ему не налезло. Друид раскрыл книгу, ткнул коричневым пальцем в строки, и невеста молча и покорно выписала там свое имя, тем самым подтверждая свое согласие на брак.
Король подписывал после нее. Скользнув взглядом по длинному имени, аккуратно выведенному на бумаге, он чуть ухмыльнулся: то ли по привычке, то ли от растерянности, но девушка подписалась своим привычным именем — Анна, Первая Дочь Среднего Ворона.
Изабель канула в прошлое и там и растворилась без следа…
***
Стомак * — от слова "живот"
Женские наряды украшали нежными кружевами, огромным количеством бантов, изящной вышивкой и великолепными драгоценными камнями. И одним из обязательных компонентов был СТОМАК (в переводе с анг. — живот), который являлся треугольной пластиной, которая сужалась книзу с V — или U — образной нижней частью. Она являлась основной деталью передней части корсажа.
Эту прекрасную центральную часть женского платья старались оформить особенно красиво. Шнуровка, кружева, банты, драгоценные камни, вышивка золотыми нитями и серебрянными, блестки и синель, которую собирали в виде цветов. Сам стомак являлся отдельной деталью и приходилось потратить немало времени для того чтобы его прикрепить к платью — булавками, петлями, крючками или с помощью оригинальных застежек. Стомак был особенной деталью, так как его можно было снимать и прикреплять каждый раз к новому платью, постоянно меняю свой образ — дамы тех времен были ах, как изобретательны:)
Глава 7. Катание розового жемчуга
Сколько же сил, оказывается, было в тонком, хрупком на вид теле маленькой Изабель!
Каким испытаниям подвергал ее отец, растя из нее покорную королевскую невесту? Анна не знала. Однако, под конец церемонии девушка все еще находила в себе силы стоять на ногах, а Анна — будь она в своем теле, — упала бы уже через четверть часа.
И перелет дался ей легко; Король не пожелал оставаться в замке ее отца ни минуты после того, как церемония была окончена. Никаких приготовлений к отъезду; он просто молча указал пальцем на балкон, и его свита молча потянулась к выходу. Всплескивая крыльями, один за другим люди обращались в воронов и взлетали в черное небо. Влад требовательно протянул руку Анне.
— А как же моя семья? — пролепетала растерянная девушка. — Я хотела бы попрощаться с ними…
— Теперь я — твоя семья, — жестко ответил Влад, неодобрительно глянув на девушку. — Я и все королевство. О нас ты должна думать прежде всего. Не об отце и не о матери; забудь свою беспечную жизнь. Отныне ты — Королева; ты сама на то дала согласие, добровольно, при свидетелях вписав свое имя. Ты должна быть покорна. Поэтому дай мне руку.
Анне оставалось лишь подчиниться; взмах крыльев — и отчий дом остался позади, а она вместе со стаей воронов поднялась в темное небо.
После перелета ей стало легче. Магия пробудилась в ней, влила силы в уставшие ноги и руки, сделала смелее, и даже праздничный дворцовый шум не напугал ее. Ослепленная блеском огромных зеркал, в которых свечи отражались тысячами, пораженная красотой хрустальных люстр, великолепием портьер, изяществом мебели, она словно попала в другой мир, перенеслась в яркую сказку из мрачного и аскетичного замка своих родителей.
В натертых до блеска полах крытых паркетом из самых дорогих пород дерева, она видела свое отражение — прекрасной и юной Королевы, перед которой в изумлении и восторге склонялись придворные, и которая шла рука об руку с Королем, с самым прекрасным мужчиной в этом зале, на которого дамы смотрели с вожделением и страстью.
Помощники следовали за нею и несли ее длинный шлейф, и Анна не без удовольствия заметила, что Король посматривает на них с раздражением, хотя они в точности исполняли то, что должны были — помогали Королеве. Но от каждого их прикосновения к своей новоиспеченной Королеве Король вздрагивал и яростно кусал губы. И от этого Анне становилось еще смешнее, она изо всех сил скрывала улыбку, отворачиваясь от Короля, и ловила восторженные взгляды помощника. Король вздрагивал, вспыхивал гневным румянцем и крепче сжимал ее руку с сияющим кольцом на пальце, словно напоминая девушке, кому она принадлежит, и та морщилась от невольно причиненной ей боли.
По правилам королевской свадьбы Анна обязана была станцевать ровно три танца — с одним из придворных, с Королем и с тем, кого выберет сама. Это было своего рода знаком расположения и королевской милости по отношению к людям, и Король, едва усевшийся на свое место за праздничным столом, чуть не подскочил снова, когда увидел, что Анна, место которой было как раз напротив него, обменивается долгим взглядом со своим нечаянным поклонником — а затем и протягивает ему благосклонно руку, выбирая его на первый танец.
— Вороны вас разорви! — шептал Влад яростно, наблюдая, как пары скользят по блестящему полу — и его юная жена, раскрасневшаяся от удовольствия, счастливая, затмевает всех своей красотой. Анна в своей жизни танцевала очень мало, по понятным причинам. Ее хромота не позволяла ей двигаться плавно и красиво, как хотелось бы, и к тому же это было мучительно больно. Да в придачу ко всему Анна ужасно стеснялась, когда на то, как она неловко ковыляет, смотрели люди.
А тело Изабель — даже в чудовищно тяжелом платье, — двигалось легко и ладно. Анне казалось, что под этими восторженными взглядами она протанцует не то, что три танца — всю ночь, и поистине детская радость оттого, что сбылась самая невероятная ее мечта, затопила все ее существо. Она порхала, ее прекрасные руки ложились в ладонь партнера так мягко, так изящно — как белое лебединое перо на гладь пруда, — и придворные дамы быстро прикусили свои острые язычки, которыми до сих пор презрительно произносили слово «деревенщина», не зная, к чему еще придраться, чем еще запятнать образ юной Королевы.
Но самое главное — это Король.
Он следил за нею неотрывно, одержимым взглядом, и вспыхивал от ярости всякий раз, когда Анна откидывалась на руки своему партнеру. Даже соседство с невообразимого вида белоснежной красавицей, разодетой в жемчужно-серые шелка, не смогло заставить его отвлечься от наблюдения за юной Королевой, и Анна украдкой смеялась, глядя, как он раз за разом отмахивается от прелестной Белой Вороны, пожирая взглядом ее, Анну.
Бьянка — а это именно она улучшила момент и подобралась Королю поближе, — готова была от злости выть и кусать пальцы. Но вместо этого ей пришлось сладко, приторно улыбаться, щебеча какие-то нелепые слова поздравлений.
— Какая… миленькая, — пробормотала Бьянка, рассматривая Анну сквозь дрожащую пелену слез. Она изо всех сил старалась придать себе беспечный вид, но ее пухлые губки беспомощно дрожали, белые ресницы слиплись и потемнели. — Она вовсе не выглядит сумасшедшей. Поздравляю Вас, Ваше Величество, Вам несказанно повезло.
— Угу, — промычал Влад, взглядом следуя за танцующей парой.
— Магию… уже доставили во дворец? — как можно небрежнее произнесла Бьянка. Сердце ее разрывалось от ревности, и она очень хотела спросить прямо, задать мучающий ее вопрос — а станет ли Король держать при себе навязанную ему жену, или избавится от нее тотчас, как только получит желаемое. Но она страшилась; и не столько гнева Короля — что Король? Он всего лишь влепил бы ей оплеух. Разве мало она их вынесла за свою дерзость?
Бьянка боялась не этого; она опасалась отрицательного ответа.
Нет, не будет.
Едва не рыдая, она слышала, как страшное «нет» витает в воздухе. И потому спрашивала совсем о других вещах.
— Еще нет, — ответил Король рассеянно. — Она еще в пути.
— Но договор заключен? — допытывалась Бьянка. — Ты получишь в любом случае то, что желаешь?
— Конечно, — произнес Влад, мельком глянув на любовницу. — Договор свят и готов к исполнению.
— Так может, — не отставала Бьянка, шепча все нетерпеливее, придвигаясь все ближе, обвивая его плечи руками и нарочно склоняясь так, чтоб Король мог хорошенько рассмотреть ее вздымающуюся от волнения белоснежную грудь — и даже то, что таится в глубинах ее корсажа. — Так может, уже можно… избавиться от нее? Скажем Лукреции; она сварит такое зелье, от которого юная Королева заснет сладким, прекрасным сном, и наутро уже не проснется. Я скучала по тебе; так долго не видела… так долго, что истосковалась по вкусу твоих поцелуев. По запаху твоего тела… по вкусу твоего члена на моем языке…
Расслышав последнее, Влад глянул на свою изнывающую любовницу с нескрываемым негодованием.
— Ты с ума сошла?! — очень зло и очень тихо произнес он, буравя ее взглядом светлых злых глаз. — Ты говоришь мне об этом… за свадебным столом?!
— А что такого, — огрызнулась Бьянка, когда он оттолкнул ее руки, которые до того отчаянно цеплялись за его шею. — Что такого?! Какая разница, когда говорить об этом?! И с каких это пор мои откровения тебя шокируют?
— С тех самых пор, — остервенело произнес Влад, поднимаясь, — что теперь появилась та, которая будет скучать по вкусу моего члена на законных основаниях. — Уйди, спрячься. Сегодня мне не до тебя!
Влад сам не понимал, отчего оттолкнул Бьянку.
Ее ласки — умелые, изощренные и бесстыдные, — всегда нравились ему, и в любой другой день он позволил бы ей сделать то, о чем она говорила, прямо за столом. Но сейчас… даже чувственное наслаждение меркло в сравнении с желанием просто сжать руку Анны. Просто обнять ее стройную талию, просто глянуть в ее лицо, и перекинуться парой слов.