Пальцы второй руки провели по ее подрагивающему животу, по родовому треугольничку меж разведенных ног и осторожно нащупал какую-то особо чувствительную точку, которая от этих вкрадчивых, теплых прикосновений вдруг начала чувствительно пульсировать. Жажда вспыхнула в ней, разлилась жжением по телу, и Хлоя отчаянно завертела задом несмотря на впивающийся крюк. Звонкий хлесткий шлепок обрушился на ее ягодицу, девушка взвизгнула, замерев от боли, чувствуя, как по коже расплывается горящее огнем пятно.
— Стой смирно, — пророкотал над ней знакомый глубокий голос, от которого по ее коже побежал холодок. Дракон! Все эти вещи с ней проделывал Дракон! — Не то я накажу тебя за не послушание.
Его пальцы вновь скользнули вниз ее живота, к той чувствительной точке, легли на нее и принялись двигаться неторопливо, поглаживая чувствительно и без перерыва. Казалось, от этих прикосновений жар разгорался в крови, Хлоя отчаянно сжималась от невыносимого жгучего ощущения, и скоро еще один звонкий шлепок отпечатался ярким пятном на ее ягодице.
Она взвизгнула, чувствуя, как ладонь Дракона снова с силой надавали на ее лоно, погружая в ее тело игрушку глубоко, так глубоко. Что стало невыносимо, трудно дышать.
— Не смей его выталкивать — прорычал он, и Хлоя застонала, закусив простыню, терзая ее руками, чувствуя в себе глубокие, сильные толчки, которые растирали жар внутри ее тела, как до этого руки Дракона растирали на ее коже масло.
— Я не могу, — пискнула Хлоя. Ее тело отчаянно дрожало, напряженное, как натянутая струна. Поясница ее изгибалась, металлический крюк чувствительно впивался в тело, терзая, и она со стоном принимала прежнее положение, подставляя свое лоно под грубые ласки Дракона.
Его пальцы все настойчивее и все сильнее ласкали горящую огнем точку, от глубоких, сильных толчков внутри себя Хлоя сходила с ума, расставляя шире ноги и трясясь, как в лихорадке, боясь шевельнуться, чтоб металл не резанул ее чувствительное тело. От очередного шлепка и глубокого, резкого толчка она закричала, извиваясь и крутя задом, потому что даже причиненная боль не смогла перебить яростного и прекрасного жжения. Каждое прикосновение пальцев Дракона к этой точке заставляло Хлою дрожать, ее бедра двигались быстро-быстро, такими мелкими движениями, словно это была крупная дрожь, и толчки в ее тело стали легкими, она сама ласкалась об удерживающую ее ладонь, ластилась к теплу.
— Еще, еще, — бессовестно шептала, стонала она, позабыв всякое стеснение, облизывая пересохшие губы, содрогаясь, стараясь двигаться навстречу толчкам и чувствуя, как металл удерживает, дразня, ее тело. Странно, но теперь и эти извращенные ощущения ей нравились — острые толчки металла в ее анусе, вынужденная покорность, подчинение и беспомощность. И ласки, которых приходилось выпрашивать и которые были чувствительны, остры и грубы.
Пальцы, поглаживающие ее снизу, стали настойчивее, жестче, и Хлоя, чувствуя, как удовлетворение проливается обжигающим потоком в ее тело, закричала. От мягких спазмов ее разгоряченного тела игрушку из нее выдавило, и пальцы дракона грубо, резко проникли в ее мокрое лоно, ловя последние отклики удовольствия, лаская, толкаясь глубоко, нарочно терзая ее тело.
— Хорошо было?
Его острые зубы прикусили мягкую кожу на ягодице, чувствительно цапнули за мягкое бедро. Дрожь обессилевшей, тяжко дышащей девушки, ее трепет под его ладонями возбуждал его, как запах крови загнанной жертвы возбуждает хищника.
— Какой запах, — пробормотал он, и Хлоя, без сил уткнувшись лицом в простыни, еле слышно застонала. — Вкусная самка.
Он дернул веревку — Хлоя услышала, как та лопнула у нее над головой, — и неосторожно, грубо вынул крюк, потревожив ее анус. Девушка вскрикнула от резкого болезненного ощущения, которое одновременно утопило ее разум в стыде и в возбуждающем удовольствии. Так же бесцеремонно обхватил ее бедра, поднимая девушку и устраиваясь меж ее ног. От проникновения его члена Хлоя застонала жалобно и тонко, ощущая, как он медленно входит, чувствуя каждую неровность, каждую цепляющуюся кожную складку, и сладко заскулила, когда Дракон вошел в нее полностью, до сладкой боли. Он делал это нарочно — чтобы она всецело почувствовала его желание, его нетерпеливое напряжение, его силу, его жажду.
Его ладони отпустили ее, он чуть касался бедер девушки, лаская ее жаром своей кожи. Первые толчки были мягкими, плавными, и Хлоя затаила дыхание, прислушиваясь к наполняющим ее тело ощущениям. Рука дракона, скользнув по ее спине, рванула тонкую ткань, раздирая на девушке одежду, и крепко ухватила мягкую кожу, причиняя боль. Хлоя вскрикнула, и Дракон толкнулся в ее тело крепче, уверенней. Его рука поймала конец ее светлой косы и да, он медленно и вкрадчиво накручивал ее на ладонь, заставляя девушку все дальше и дальше запрокидывать голову назад. Толчки в ее тело стали все крепче, Хлоя стонала, кусая губы, не смея и двинуться. Быстрые жесткие движения Дракона, его плоть, проникающая в ее тело, его власть над нею, его нарочитая грубость, его хищность, с какой он склонялся над нею, вслушиваясь в ее стоны, возбуждали ее все сильнее. Она нарочно опускала голову, чтобы заставить его нетерпеливо потянуть ее за косу, дернуть резко, заставить ее выгнуться назад, вскрикнуть — и склониться, заглянуть в ее глаза, упиваясь ее наслаждением.
— Маленькая горячая самка…
Он последних, самых жестких и быстрых толчков в ее тело Хлоя кричала, извиваясь, изгибаясь, словно змея. Ладони Дракона крепко держали ее за талию, он яростно толкался в ее тело, вколачивался безо всякого опасения, и ей нравилась эта дикая горячая скачка.
— Еще, еще!
Хлое показалось, что она сошла с ума, руки дракона сжимали ее тело крепко, тискали грудь, он прижимался лицом к ее дрожащей шее, чуть покусывая, и два тела двигались медленно и плавно, мягко, ласкаясь, переживая самые последние вспышки удовольствия.
Однако, вместе со страстным безумием, с гаснущим удовольствием приходило осознание, и реальность накатывалась на Хлою безжалостным холодом. Образ любимого Мишеля вынырнул из ее памяти так внезапно и нарисовался в ее воображении так ярко, что Хлоя зарыдала, горько, безутешно, выпав из объятий Дракона, выскользнув их его ласкающих рук.
— Слезы? — удивленно и настороженно произнёс он, разглядывая рыдающую девушку. — Отчего? Тебе же было хорошо. Я знаю.
Он поднялся, обернул бедра алым шелком, и Хлоя сквозь слезы рассмотрела его как следует.
Сильная широкая спина, перекатывающиеся под гладкой кожей мышцы… Сильный и самоуверенный. Привык, что все кругом принадлежит ему. И она тоже. Как вещь, как золото, которое он так любит. Как рабыня…
А Мишель не такой. Для Мишеля она была единственной!
— Господин Дракон умеет доставить женщине удовольствие, — тихо произнесла она, продолжая разглядывать его.
— Так что тогда?
— Мой муж… — прошептала Хлоя. И губы ее предательски задрожали. — Он любит меня. И я… я люблю его. А я здесь… и с вами…
Она не смогло договорить — уткнулась лицом в смятые шелка и разрыдалась.
Дракон насмешливо фыркнул.
— Чушь, — пророкотал он. — Любовь!.. В этом мире можно любить только себя и нельзя верить сказкам ярмарочных врунов. Он не любит тебя.
От этих жестоких слов Хлоя зарыдала еще горше, вздрагивая всем телом.
— нет! Нет! — всхлипывала она.
— О да, — ответил Дракон, брезгливо поморщившись. — Он сам мне тебя отдал. Есть и дарственное письмо, полное лживой лести. То, что дорого сердцу, никому и никогда не отдают, — Дракон, смеясь, глянул в заплаканные глаза изумленно затихшей девушки. — Поэтому забудь это слово, и Мишеля своего тоже.
— Я не верю, — прошептала Хлоя. Ее светлые глаза стали черными от расширившихся от ужаса зрачков. — Этого быть не может! Меня похитили… Письмо подделали!
Дракон насмешливо смотрел на нее, на высохшие от глубочайшего потрясения слезы.
— Я что, похож на лжеца? — поинтересовался он. — Или мне нужно лгать, чтобы добиться от тебя чего-то? То, что мне нужно, я взял итак, и возьму еще столько раз, сколько мне вздумается. Но и ты не будь глупа. Письмо можно подделать, а герцогскую печать?
Глава 6. Подарки Дракона
Господин Робер был очень, очень, о-о-очень озабочен.
Перспектива завладеть сокровищами покойного герцога отодвигалась все дальше, растворялась в дымке того, что Робер для себя называл несбыточными надеждами, и Голос Дракона готов был откусить себе язык от злости. Упусти такую возможность! Сам отдал девчонку Дракону — а эта стерва умудрилась господину понравиться… И не сдохнуть, да, что немаловажно.
Лекаря к ней не звали ни разу; этот красноносый знахарь сутками сидел на кухне, в темном и теплом уголке у пылающей печи, и потягивал яблочную настойку. По секрету он проговорился кухаркам, что лишь однажды выдал девице Хлое успокоительное, чтобы она не померла от восторга при очередной встрече с Драконом, но и только. Никакие телесные немощи новую игрушку Дракона не терзали, и лекарь, потирая ручки и пьяно хихикая, сидел себе у огня дальше и пожирал жаренные свиные колбаски в неимоверном количестве.
И еще — кроме всего прочего, — Дракон умудрился выболтать, что прекрасный Мишель, которого юная глупенькая герцогинька боготворила и произносила его имя с томным придыханием и со слезами на хорошеньких глазках, оказался подлецом почище самого Дракона. Что Дракон? Он просто взял то, что ему причиталось. Как самый важный феодал в своем королевстве, он имел право на любую женщину. А вот Мишель… Мишель Хлою предал. Продал. Вечером после визита к Хлое и неприятного разговора касательно личности законного мужа герцогини Дракон потребовал выдать ему дарственное письмо, и Робер, конечно, его отдал, скрипя зубами. Вот зачем оно Дракону? Доказывать что-то глупой девчонке?! С каких пор его интересует, что думает о нем какая-то девчонка, с которой он всего лишь делит постель?! Плохо, плохо…
Робер письмо отдал, да. И Дракон, судя по всему, его показал Хлое, а та узнала и свою личную печать — ту, что хранилась под замком, — и почерк своего драгоценного Мишеля, его руку, его манеру письма. Этой самой рукой, этими самыми мелкими бисерными буковками он когда-то писал ей пылкие признания в любви, стишки и песенки.
Это, несомненно, был сильный удар. Потрясение. Шок, по силе своей равный болевому, когда тебя рвут на части взбесившимися лошадьми, привязав за руки и за ноги.
И от этого известия дева впала в хандру.
Ее яркое хорошенькое личико потускнело, зеленые глаза налились слезами, аккуратные губки побледнели и сама она стала походить на заболевшую нахохлившуюся птичку.
Дракону это не понравилось. Дракону это совсем не понравилось, черт ее дери!
Своим неуклюжим, топорным поступком он хотел всего лишь заставить девицу больше не вспоминать о каком-то там муже, тем более — в постели с ним, с Драконом, тем более — сразу после того, как девица неуемно прыгала на его члене и вопила от наслаждения.
Что за глупость такая — в такой момент, еще кончая, крутясь, как обезглавленный уж, от сладких оргазменных спазмов, начинать говорить о ком-то другом и заливаться слезами?!
А вышло все совсем иначе.
Ну, не понимал Дракон загадочного женского сердца!
Однако положение это надо было как-то исправлять, и исправить его Дракон решил теми же самыми грубыми, неумелыми жестами, которые казались ему самыми верными. Что любят женщины, чего они хотят и хотели во все времена?
Украшений, нарядов, духов в хрустальных бутыльках, красивых вещиц и маленькую собачку в придачу.
Робер за голову хватался, едва не стеная, когда раздавал слугам приказы дракона. Неслыханная щедрость, неслыханная! Казначей открыл сокровищницу — а этого не случалось уже много-много лет, — и слуги, пыхтя и сгибаясь в три погибели, извлекли из нее сундук — старый, пыльный, окованный почерневшим от времени железом, — доверху полный драгоценных камней и жемчугов. Вперемежку там лежали груды колец, ожерелий — одно совсем уж невероятное, из матово-розового жемчуга, такое длинное, что Хлоя могла его десять раз обернуть вокруг шеи, и оно все равно свисало бы до колен, — тиар и прочих женских украшений.
Самые лучшие, самые искусные швеи и белошвейки были в срочном порядке призваны во дворец, самые дорогие и красивые ткани, кружева, пуговицы и крючки были куплены и предоставлены им для работы. Дракон хотел не только растормошить свою новую игрушку, но и украсить ее, чтобы она блестела и радовала его сердце как слиток золота.
И господин Робер, наблюдающий всю эту суету со стороны, однажды едва дара речи не лишился, увидел Хлою, прогуливающуюся по дворцовому саду.
Она была одета — как, впрочем, и сам Робер, — в цвета дома, в благородный фиолетовый бархат. Ее прекрасное с белоснежным воротником из тончайших кружев платье было так богато ушито золотом, драгоценными камнями и жарко горящими на солнце жемчугами, что непонятно было, как она умудряется ходить в такой тяжелой вещи. Сама королева позавидовала бы этому небывало роскошному наряду.
На ее медовых волосах, аккуратно расчёсанных и прибранных, надушенных лучшими духами королевства, лежал тонкий венец, а впереди медленно шагающей девушки лохматым колобком катился рыжий маленький пес с пушистым хвостом и плоским носом. Вот теперь — это можно было отметить смело, — Хлоя действительно походила на важную персону, на герцогиню или даже королеву, и производила внушительное впечатление — не то, что перепуганная девчонка в грязном платье, бьющаяся в клетке.
«А что, дорогая вещь, — про себя отметил Робер. — Такую не грех иметь у себя!»
Внезапно в черной, как непроглядная безлунная ночь, душе Робера шевельнулось что-то невероятно светлое, ослепительное, болезненно резанувшее — как режет свет привыкшие к мраку глаза. Для себя Робер обозначил это неведомое ранее чувство как влюбленность, подумав, что вдруг разглядел прелесть юной Хлои, но мы-то с вами точно знаем, что никакой любовью там и не пахло. Господин Робер просто увидел красивую блестящую вещь — платье с жемчугами, — и пожелал ее себе. Вместе с содержимым, разумеется.
Лицо девушки было грустно, но эта грусть несказанно шла ей. Господин Робер это отметил особо, когда подошел поклониться и поздороваться. Несмотря на то, что на девушке было драгоценностей, наверное, на миллион золотых, самым прекрасными все равно были ее печальные глаза.
— Доброго дня, госпожа герцогиня, — произнес Робер, кланяясь так низко, как, наверное, и Дракону не кланялся. Его взгляд упал на туфельку, выглядывающую из-под длинного подола платья, и Робер едва ли зубами не заскрипел от злости, рассмотрев на ней вышитые золотой канителью цветы. — В добром ли вы здравии, все ли хорошо? Или чего-то хочется? Можете смело говорить мне, я передам Дракону.