— Какими захочешь. Дам тебе каталог кондитерской фирмы, сама выберешь, что тебе больше по вкусу.
— Искуситель, — проворчала я. — Ладно, убедил.
Фредерик широко улыбнулся и сделал приглашающий жест к машине с терпеливо дожидавшимся нас шофёром.
И вот теперь я сидела на постели в гостевой спальне и с интересом оглядывалась по сторонам. Накануне, если честно, я почувствовала себя слишком усталой, и комната в памяти почти не отложилась. Что ж, обставлена она была без той показной роскоши, которая била в глаза в отеле «Райский сад». Добротная мебель, довольно высокая и широкая кровать, большое, но не во всю стену окно с плотными портьерами. Напротив была дверь. Закрытая, но… Я пригляделась. Закрытая, да не совсем — между створкой и косяком оставалась небольшая щель.
Фредерик. Я улыбнулась. Только он мог додуматься до такого — оставить дверь демонстративно приоткрытой, чтобы у меня и мысли не возникло, будто меня запирают. Душу затопила волна тепла, ведь подобные проявления ненавязчивой заботы были настолько в его характере…
О господи. Волна тепла сменилась волной холода. Я закрыла лицо руками и со стоном повалилась на подушки. Ну почему, почему со мной такое происходит? Можно было, конечно, всё отрицать, придумать тысячу объяснений моим нынешним чувствам, но зачем обманывать себя? Я влюбилась. Опять. Мало мне было первого раза.
Я бы поняла это ещё вчера, не будь я так взбудоражена всем происходящим. Тот миг дикого страха, который пронзил меня, когда Фредерик упал, и я на мгновение подумала, что они его достали. Именно он должен был открыть мне глаза, ведь будь у меня в тот момент выбор спасти кого-то одного, Альму или Фредерика, я не раздумывая выбрала бы Фредерика. Наплевав на то, что меня наняли для охраны именно его сестры, и что после выплаты гонорара Фредерику я ничего не должна.
Когда в игру вступает любовь, от чувства долга не остаётся камня на камне. Это я тоже знала не понаслышке.
Перевернувшись, я от души саданула кулаком по подушке. Ну вот что мне стоило влюбиться в кого-нибудь из своих же, из Стрелков, или, взяв пример с девочек Стасяка, в бесполезного, но и безопасного по причине постоянного нахождения в подвале Криса? Хотя нет, влюбись я в Криса, я бы уже давно устроила ему побег, и неизвестно, чем бы это дело кончилось. Но мне обязательно нужно выбрать наименее подходящего мужчину. Что со мной не так? А ведь полюби я собрата-Стрелка, я бы избежала самого страшного испытания в своей жизни, и сейчас благополучно оставалась бы в Ордене…
Об опасностях любви нас в Ордене предупреждали давно. Мне было лет двенадцать или тринадцать, когда наш Наставник Янош собрал нас, всех пятерых своих воспитанников в кружок и очень серьёзно (он вообще всегда говорил очень серьёзно) провёл с нами беседу о том, что мы вступаем в тот возраст, когда юноши и девушки начинают влюбляться. То же самое в любой момент может произойти с каждым из нас. И если мы полюбим кого-то из Ордена, ничего страшного не случится. Но вот если чувство вспыхнет к постороннему человеку… Мы должны помнить, что мы, Стрелки, можем полностью доверять только своим. Весь остальной мир нам враждебен, и наши враги будут рады воспользоваться любой нашей слабостью. А главное — любовь может заставить нас забыть свой долг перед Орденом, и вот это будет настоящая трагедия. А потому, каким бы сладким не казалось чувство влюблённости, ему не надо поддаваться. Его надо переждать, как болезнь, помня — влюблённость приходит и уходит, а Орден остаётся, и жив он благодаря нам и нашей преданности ему.
Ещё несколько дней мы переваривали этот разговор, шёпотом совещаясь между собой и приходя к неизменному выводу, что уж кто-кто, а мы-то искушению не поддадимся. Почему-то каждый из нас пребывал в уверенности, что честь просвещения на столь деликатную тему была оказана только нам, и свои сомнения надо таить от воспитанников остальных Наставников, дабы не смущать их душевный покой. Смешно воспоминать теперь… Позже старшие ещё несколько раз ненавязчиво напоминали нам о необходимости держать себя в узде и не потакать своим чувствам. Однажды я, после просмотра какого-то фильма, полностью, кстати, подтверждавшего тезис о пагубности любви, ибо его героям она на пользу не пошла, расхрабрилась и спросила у одной из старших учениц, только-только перешедших в разряд полноправных Стрелков: а что она думает об отношениях с мужчиной?
— Держись от этих козлов подальше, — был ответ. И столь резким был её тон, что больше я спрашивать не решилась.
В общем, и я, и мои подруги, как и все девушки нашего возраста, с трепетом ожидали прихода нашей первой любви. Но не для того, чтобы отдаться чувству, а для того, чтобы бороться с ним и героически его преодолеть.
Это случилось вскоре после того, как мне исполнилось семнадцать. С этого возраста мы получали право выходить в город и возвращаться когда вздумается, не спрашивая разрешения на каждый выход и не отчитываясь, где были и что делали. Свобода пьянила, и мы пользовались ею — правда, довольно умеренно, ибо, будучи воспитанными в строгости, плохо представляли, на что её можно применить. В тот вечер мы с подругами решили отправиться в ночной клуб. Выпить, потанцевать — нам это казалось очень смелым и дерзким. Нас было четверо, мы заняли один из столиков, заказали какие-то коктейли и сидели, хихикая и комментируя то, что видели вокруг. До тех самых пор, пока за наш столик не подсел Он.
Самый красивый мужчина, какого я когда-либо видела.
Андор Густавссон был действительно потрясающе красив — я и сейчас не могу этого не признать, а тогда он и вовсе произвёл на нас четверых неизгладимое впечатление. Конечно, нам польстило, что из всех посетителей клуба он выбрал именно нашу компанию, и, должно быть, презабавное мы представляли собой зрелище, когда одновременно из кожи вон лезли, чтобы привлечь его внимание, и всем своим видом старались дать понять, что он нас ни капельки не интересует, и вообще мы оказываем ему великую милость, что не гоним прочь из-за своего стола. Андор держался очень непринуждённо, шутил и смеялся нашим шуткам, предлагал нас угостить (что мы с возмущением отвергли, у нас были свои карманные деньги как раз для таких случаев), и вообще вёл себя как галантный кавалер, не обделяя никого вниманием. Но явное предпочтение он отдавал Маргарете, буквально расцветавшей от его взглядов и улыбок, и я не могла не признать, что это справедливо — она была самой хорошенькой из нас. На меня он если и смотрел, то только когда я заговаривала, а по своей инициативе он останавливал свой взгляд на мне пару раз, не больше. Где-то в середине вечера я выбралась из-за стола и направилась в дамскую комнату. Уже в ведущем к ней коридорчике я услышала позади себя шаги, обернулась и узнала догонявшего меня Андора. Прежде чем я успела спросить, что он тут делает, он вдруг обнял меня, прижал к стене и крепко поцеловал.
Впервые в жизни меня целовал мужчина. И я так растерялась, не зная, как реагировать, что первые секунды не реагировала вовсе. Я, конечно, могла бы его ударить, бросить на пол, или даже и вовсе убить — но как-то неловко бить, а тем более убивать за поцелуй, да ещё такого красавца. В конце концов я всё же вырвалась, оттолкнула его и убежала — и из того коридорчика, и вообще из клуба. Вернулась в Башню, и долго ещё не могла заснуть, отказавшись отвечать на вопросы подруг, почему я бросила их в клубе. Зачем он поцеловал меня, если до этого почти не замечал? А если я ему понравилась, то почему нельзя было показать этого раньше? Ему же нравилась Маргарета, разве нет? Или он притворялся, но зачем?
В конце концов, я решила, что незачем пытаться разгадать эту загадку — тоже мне, тайна века. Что с этих мужиков взять, козлы они все, права была Эльсе. Но… следующим вечером я зачем-то снова пришла в тот же клуб. Обошла зал, не увидела Андора и со смешанным чувством разочарования и облегчения направилась к выходу. Чтобы столкнуться с ним на лестнице в гардероб.
Разумеется, я согласилась с ним выпить. Разумеется, я пошла с ним танцевать. И когда он пригласил меня глянуть, как он живёт, я тоже не стала отказываться. Он отвёз меня на свою квартиру, и, как пела героиня древней трагедии, «та, что в дверь вошла, уже не девушкой ушла из этого угла…»
Много ли надо в семнадцать лет? Стоит ли говорить, что я влюбилась по уши?
Всё произошло настолько стремительно и неотвратимо, что порой мне казалось — какая-то сила подхватила и понесла меня, как щепку в потоке, не давая возможности ни свернуть, ни затормозить, ни за что-то уцепиться. Я перестала быть хозяйкой самой себе, главным стал Он. Моя первая мысль, когда я просыпалась, была о нём, и о нём же была последняя, когда я засыпала. Словно сумасшествие какое-то нашло, и теперь, когда я оглядываюсь назад, на себя тогдашнюю, я не могу не изумляться: что я в нём нашла? Ну да, смазлив был, но ведь этим все его достоинства и исчерпывались, нам даже поговорить толком было не о чем. Правда, в постели он был бог, этого не отнимешь, но ведь не сексом же единым… И я практически ничего о нём не знала, и даже не пыталась узнать, наткнувшись на мягкий отпор после первых же расспросов, и решив, что раз я молчу о том, кто я, будет справедливо, если и он сохранит свои тайны. Я подозревала, что источник его не таких уж маленьких, судя по квартире во вполне респектабельном районе, доходов не вполне законен, но мне ли было этому возмущаться? Ничего не имело значения, кроме того, что я его любила. И как любила!
Нет, я не забыла в одночасье о своём долге перед Орденом. Я знала, что не за горами тот миг, когда нам придётся расстаться. Но ведь не обязательно делать это прямо сейчас, верно? О самоуверенность юности! Я сходила с ума от любви, но в то же время была уверена, что в любой момент смогу от неё отказаться. Так наркоман уверен, что в любой момент может завязать, и не делает этого только потому, что не хочет. Мы встречались почти каждый день, и я настолько потеряла голову, что вздумай кто-нибудь проследить за мной, меня бы разоблачили безо всякого труда. Но никто в Ордене не взял на себя труд установить за мной слежку.
Но конец был неизбежен, и он настал. Мне объявили, что меня ждёт финальное испытание, которое решит, стану ли я полноправным Стрелком, и отправляться на него нужно прямо сейчас. У меня не оказалось времени даже попрощаться с Андором. И, трясясь сперва в подземном поезде, а потом в джипе, похожем на те, которые использовала группа Альмы, только старее и разболтанней, я решила, что всё к лучшему. Хвост собаке частями не рубят, долгое душераздирающее прощание нам ни к чему. Тех двух месяцев, что я прожила в селении на старом прииске, тщательно готовя убийство совершенно незнакомого человека, которое мне удалось обставить как несчастный случай, казалось, хватило, чтобы я смогла преодолеть свою любовь. Но потом я вернулась. Мне было велено после возвращения в город пожить немного в гостинице, чтобы убедиться, что я не привела за собой хвост. И на второй день в дверь гостиничного номера постучал Андор. Когда я открыла, он молча втолкнул меня внутрь… и моя голова отключилась начисто. Пришла в себя я только на следующее утро.
И в это утро, стоя у окна, глядя на улицу и дома напротив так, словно видела всё в первый раз, чувствуя себя как задыхавшийся человек, на которого надели кислородную маску, как страдающий от клаустрофобии, которого выпустили из крохотной комнатушки на площадь, я решила — чёрт с ним, с Орденом и Долгом перед ним. Моя жизнь до встречи с Андором была только сном, и лишь теперь я проснулась и зажила по-настоящему. И когда сладко спавший Андор открыл глаза, я рассказала ему о себе всё. Поклявшись, что сделаю для него всё, что он захочет. Сбегу из Ордена, пойду за ним на край света. Только пусть не оставляет меня, потому что без него я умру.
Андор не выглядел удивлённым — он лишь улыбнулся и сказал, что придёт ко мне вечером, и тогда мы всё решим окончательно. Он действительно пришёл, принёс бутылку вина, я выпила всего один бокал и отрубилась. Чтобы прийти в себя в совсем другом месте. В бетонном подвале, крепко привязанной к металлическому стулу с ввинченными в пол ножками.
Потом были четыре, как я позже узнала, дня допросов, побоев и голода, потому что за всё это время мне дали лишь несколько глотков воды. По вопросам я сделала вывод, что меня-таки нашли люди того убитого мной на прииске человека. И все эти четыре дня во мне что-то умирало. Сначала я отказалась верить с ухмылкой брошенному одним из допросчиков замечанию, что парень, видать, так отчаялся от меня отделаться, что не нашёл ничего лучше, чем меня продать. И боялась за Андора больше, чем за себя. Потом я начала думать, что его заставили. Схватили, запугали. Потом… потом я перестала вообще что-либо думать. И когда на пятый день дверь подвала распахнулась, и в него вошёл, перешагивая через трупы допросчиков, Наставник Янош, он вынес оттуда на руках совсем другую женщину.
Так, по крайней мере, мне тогда казалось.
Глава 13
Первой, кого я увидела, когда оделась и вышла из спальни, была Альма с рукой на перевязи. Бледная, с кругами под глазами, но на вид вполне бодрая.
— Альма! Ты же в больнице была! — только выпалив это, я сообразила, что вдруг перешла со своей бывшей подопечной на «ты». Но Альма не обратила на это внимания.
— Меня выписали под наблюдение нашего домашнего врача. Буду долечиваться дома.
— Что, вот так просто взяли и выписали?
— Ну, не то, чтобы совсем просто… — она улыбнулась. — Пришлось повоевать. Но у нас хороший врач.
Я лишь покачала головой:
— Всё равно тебе сейчас лежать нужно.
— Я и лягу. Но сперва я хотела навестить тебя. Ты уже, э… завтракала?
Я невольно глянула на часы. Легла я на рассвете, и поспала хорошо. Скоро ужинать впору.
— Нет ещё.
— Тогда я распоряжусь накрыть тебе в малой гостиной. А потом тебя хочет видеть отец.
Завтрако-ужин (или полдник) принесла на подносе и расставила на столе молчаливая женщина в строгом платье — как её там, горничная? Или эта прислуга зовётся как-то иначе? Она выслушала благодарность хозяйки, спросила, не нужно ли что-нибудь ещё, и вышла. Альма пожелала мне приятного аппетита и тоже собралась идти, и я торопливо спросила:
— А где Фредерик?
— У себя в офисе, разгребает накопившиеся за время его отсутствия дела, — Альма улыбнулась. — Не беспокойся, он скоро вернётся.
Дверь бесшумно закрылась, и я осталась в одиночестве. Стало как-то неуютно, но тут желудок заурчал, напоминая, что в последний раз я ела чёрте когда, и я поторопилась отдать должное лепёшкам с маслом и джемом, маленьким сэндвичам с мясом, что горкой лежали на тарелке, и запила всё это сладким кофе. К кофе прилагались сливки в крошечном кувшинчике, но я, плюнув на возможное несоответствие этикету, выпила их отдельно. Раз уж я никогда в жизни не пробовала сливок, надо же разобрать их вкус как следует, верно?
Накрывавшая на стол женщина вернулась примерно через час, когда тарелки полностью опустели и я лениво дожёвывала последний кусочек. Войдя в комнату, она остановилась у двери и невыразительным голосом произнесла:
— Господин Свеннисен зовёт вас к себе.
Я кивнула, одновременно спешно проглатывая то, что было у меня во рту, и выбралась из-за стола.
Господин Свеннисен принял меня в, должно быть, рабочем кабинете — небольшой комнате с массивным длинным столом, высокими шкафами и большим экраном на стене. Когда я, повинуясь приглашающему жесту, села напротив, то почувствовала себя ещё более неуютно, чем до того. Не знаю, сколько лет было Свеннисену-старшему, но выглядел он на семьдесят, не меньше. Почти совсем седые волосы, морщины, небольшие, но пронзительные бесцветные глаза. И теперь эти глаза вдумчиво разглядывали меня, напоминая не то рентген, не то оптический прицел. Как-то сразу заставив прочувствовать и простые, не очень чистые штаны, и видавший виды свитер, бывший на мне большую часть похода. И обломанные ногти, и связанные в простой хвостик волосы. Хорошо хоть чистые — к гостевой комнате примыкала ванная комната, давшая мне возможность как следует вымыться. Я всё-таки попробовала, каково это, принять ванну — и, честно говоря, осталась в некотором недоумении, чем все так восторгаются. Ну да, расслабляет, и немножко тяжело дышать. Но я пришла к выводу, что душ, когда вода стекает по телу, нравится мне больше. Особенно если нет нужды лихорадочно считать вытекающие литры, торопясь закончить до тех пор, пока кончится лимит, и вода иссякнет. Или начнёт крутиться счётчик штрафов.
— Мои дети рассказали мне о ваших приключениях, — нарушил наконец молчание господин Свеннисен. — И с очень большой похвалой отозвались о вас.
— Я всего лишь делала то, для чего меня наняли… сэр, — я выпрямилась и, как примерная школьница, сложила руки на коленях. Как-никак, сейчас решалась моя судьба. Да, я могла убить этого человека одним ударом. Но и он мог уничтожить меня, даже не шевельнув пальцем. И если уж взвешивать, кто из нас двоих опасней, лично я бы поставила на этого старика в дорогом, явно сшитом на заказ костюме.
— И всё же вы рискнули ради них жизнью.
— В этом и заключается моя работа. В том числе и в этом, — уточнила я.
Свеннисен задумчиво кивнул.
— Но вы вправе рассчитывать на награду.
Он сделал паузу, но я промолчала, не будучи уверенной, что надо отвечать, и надо ли вообще.
— Ладно, — он шевельнулся в своём кресле. — Что вы хотите?
— Можно сначала задать вам вопрос? Что именно Фредерик и Альма рассказали вам обо мне?
Редкие брови чуть приподнялись. Кажется, я совершила ошибку, назвав его детей просто по именам.
— Что вы — наёмница, которую Фредерик выручил из затруднительной ситуации, — чуть помедлив, произнёс Свеннисен. — А поскольку вы ему понравились, он нанял вас с большой оплатой для пустякового, как ему тогда казалось, дела. Вы хотите что-то добавить?
— Да, — я сделала глубокий вдох. — Моё самое большое желание — и дальше быть полезной вашей семье. Работать на постоянной основе, в идеале — по контракту. Но я должна предупредить вас, что, возможно, этот наём способен принести вам всем большие неприятности. Я была Стрелком, но дезертировала из Ордена, и если мои былые собратья меня найдут, они не остановятся ни перед чем, чтобы меня уничтожить.
Кажется, мне удалось его удивить. Свеннисен довольно долго молчал, переваривая полученную информацию.