— Да, кажется, оно и не ладно.
— Ну, у Графа-то получается прекрасно, а я как-то все время приземляюсь то в ванной, то обеими ногами в нужнике.
Я привела ее в комнату и посадила на диван.
— Чаю хочешь? У меня есть печенье.
Ирма пыхтела в точности, как Винни-пух из мультфильма. Она расплела бардак у себя на голове, и пышные, волнистые темно-коричневые волосы рассыпались по ее плечам и спине. Она стала еще красивее и еще больше. Огромная грудь обтягивалась шикарным платьем из темно-бордового материала, а удивительно тонкую, для таких габаритов, талию подчеркивал пояс. Кожа светилась, губы были цвета спелой клубники, а глаза — черные, блестящие искры, которые с нескрываемым недовольством осматривали меня. Все в ней выдавало ее счастливую, сытую жизнь. Она заново заплела себе косу, разглядывая меня с ног до головы:
— Некогда нам чаи попивать. Давай, пакуй трусы, я забираю тебя.
— Куда?
— Домой. Слушай я насчет еды совершенно серьезно. Ты, правда, не ешь?
— Я ем! А вот что ВЫ там едите, что вас прет, как на дрожжах? И я уже дома.
— Это — не дом. Мы-то как раз питаемся правильно. Видела Графа? Ох, красавец! Моя работа. Знаешь, каких трудов мне стоило вернуть ему вид нормального мужчины?
— Не знаю. И что же это, по-твоему, если не дом?
— Ну, не знаю… Убежище, конура, нора бобра… называй это как хочешь, мой зайчик.
— Это — мой дом, и я никуда не пойду.
Тут Ирма закончила плести косу и подняла на меня глаза:
— Что значит, не пойдешь? — голос ее стал серьезным, и в такой вариации даже немного пугал.
— То и значит, — уже гораздо менее уверенно произнесла я.
— Не пойдешь? — повторила она. В голосе явно прозвенела сталь.
— Не пойду, — проблеяла я, уже изрядно сомневаюсь в своем решении.
Глаза Ирмы вонзились в меня, и тут-то я поняла, какова Ирма, когда Влад боится ее. Холодная решимость, в мгновение ока, сделала из нее женщину-викинга, и смотрела она на меня так, словно я забралась в ее земли в мечом в руках.
— Не пойдешь, говоришь? — сказала она, и голос ее стал ледяным. И тут маленькая подушечка, что всегда лежала на моем диване стремительно полетела в меня, сопровождаемая страшными ругательствами. Я пригнулась и успела увидеть, как она приземляется в нескольких сантиметрах от ноутбука. Ирма поднялась и, хватая вторую подушку, занесла ее над моей головой. Я отшатнулась, и снаряд просвистел прямо перед моим носом, смачно ударившись о подлокотник дивана.
— Я тебе не Граф! — закричала ведьма. — Я тебя уговаривать не буду! Никаких заклинаний влюбленности и прочей белиберды!
И снова подушка пронеслась рядом с моей головой.
— Я тебе такие аргументы сейчас приведу, что жопа еще неделю будет гореть красным, как огненное сердце Данко. Слыхала про такого? — и подушка снова полетела в меня и на этот раз пришлась ровнехонько по спине, довольно болезненно, кстати. Я взвизгнула и побежала по коридору в кухню.
— Я чуть шею не сломала, пока добиралась до тебя, а ты мне рассказываешь, что…
В этот момент я забежала на кухню и заперла за собой дверь, из-за которой послышалась очередная порция нецензурщины. Я щелкнула замком и прислонилась спиной к двери, за которой Ирма поносила меня, на чем стоял свет.
— Развесила нюни, смотреть противно! Сидит она тут, понимаешь ли, сопли на кулак мотает да радуется! Самая несчастная, что ли? А ну выходи, я тебе покажу истинное несчастье! Сразу поймешь разницу!
Я судорожно металась взглядом по кухне в поисках чего-то, что обычно спасает от разъяренных ведьм, но ни святой воды, ни мела, чтобы очертить круг вокруг себя, здесь не было, а потому приходилась уповать на дипломатический подход.
— Ирма, ты не имеешь права бить безоружных!
— Право? Выходи, трусливая курица, я тебе покажу все мои права.
— Ирма мы так ни к чему не придем!
— Еще как придем, только дай отдышаться.
Тут я услышала за дверью тихий стон и тяжелое дыхание. Я услышала, как моя ведьма сползла по стене и плюхнулась на пол. Ирме стало плохо. Очевидно, межпространственные путешествия давались легко далеко не всем, и сердце моей Ирмы не выдержало нагрузки. Я открыла дверь и вылетела в коридор. Ирма сидела на полу и тяжело дышала. Я подбежала к ней и упала на колени рядом.
— Попалась! — победно выпалила она, когда ее рука намертво вцепилась в мою. Лицо ее снова стало живым и бодрым. — Все, мой зайчик, допрыгалась.
Я возмущенно крикнула:
— Это нечестно! Ирма, у тебя совести нет совсем.
— Честно, говоришь? Ну, так я расскажу тебе, что такое «честно» в твоем понимании, — она закряхтела и поднялась на ноги. — Честно — это когда у людей хватает совести попрощаться, прежде чем уйти. Честно — помогать людям, которые просят, если тебе есть чем помочь. Честно, моя хорошая, — не гонять взрослую женщину между мирами только для того, чтобы потешить собственное самолюбие.
— Да не тешу я ничего!
— Ну, раз так, тогда в путь, родная. Я уже что-то проголодалась.
— Ирма, я…
— Бегом!
Я заткнулась, потому как ну совершенно бессмысленно преграждать путь ледоходу, идущему на полном ходу. Я замолчала и обреченно кивнула:
— Что делать — то нужно?
— Я возьму тебя за руку и произнесу заклинание, а ты должна подумать о том месте, куда мы собираемся.
— И все?
— И все… — пробурчала она. — Все, да не все! Тут еще приземлиться нужно правильно. Попасть надо так, чтобы не оказаться в навозе по самое филе. У Графа это получается очень ловко, а вот у меня… Ты переодеваться не будешь, что ли? — спросила Ирма, глядя на мои джинсы и свитер.
— Я так всегда хожу.
— Ну, тогда понятно, почему кроме Графа на тебя особо никто не покушается. Держи мою руку крепче, — скомандовала она и сжала мою ладонь так, что вырваться было совершенно невозможно.
Она нахмурилась, очевидно, вспоминая слова заклинания, и я тут же подумала, что Влад обычно так долго не возится. У него подобные словечки на языке подвешены, а потому, зачастую, ты просто не успеваешь что — либо сообразить, не говоря уж о том, чтобы стоять и рассматривать магические муки человека, особо не практикующего. Интересно, дай мне пару заклинаний, я тоже буду, как Ирма стоять по десять минут в задумчивости? Может и двадцать, а то и все полчаса. Наконец, нужное слово было найдено под кучей рецептов, народных мудростей и нецензурной брани.
— Готова?
— Готова, готова… — пробубнила я,
В знакомом порыве нас подхватило и понесло. Воздух перестал существовать, а потоки ветра были такими сильными, что впервые за все те разы, что кто-нибудь оттачивал на мне транспортировочное заклинание, мне стало физически больно — шершавый воздух, словно наждаком, сдирал мою кожу, и в какой-то момент я была совершенно уверена, что ее снимет с меня, как костюм. Волосы словно рвали вниз, в то время как голову нещадно тащили наверх. Раньше все происходило быстро, и мы мгновенно оказывались в точке назначения, но теперь я чувствовала, как заныли легкие. Вдохнуть при такой скорости было невозможно — воздух становился, словно камень, а потому я тихонько заскулила, чувствуя, как закружилась голова. А потом все закончилось.
Я стояла в чем-то мягком и теплом и не решалась открыть глаза. Мне казалось, что на мне не осталось ни кожи, ни волос, а под ногами у меня вонючая мерзость, очень похожая на…
— Навоз, — тихо сказала Ирма и выругалась.
Я открыла глаза и со вздохом облегчения увидела, что кожа моя на месте и даже не покраснела. А навоз, и правда, был под ногами. Вернее мы были в нем, по щиколотки утопая в отвратительно теплой, зелено-коричневой массе. Я повернула голову и увидела как на нас, глазами полными вселенской мудрости, абсолютно невозмутимо смотрела лошадь, не сегодня-завтра собирающаяся к праотцам. Бока ее ввалились, глаза затуманились белой пеленой и не все зубы были на месте. Она лениво жевала траву и осматривала меня так, словно я — третья за сегодняшний день, кто оказывается по колено в продуктах ее жизнедеятельности. Она лениво отвернула голову и, неторопливо работая челюстями, уставилась на деревянную перегородку прямо перед своим носом.
Я повернулась и посмотрела на стоящую рядом Ирму. Та высоко задирала подол платья, который, к слову сказать, уже был безнадежно измазан, и ругалась, хоть святых выноси. Когда словарный запас ее исчерпался, она выдохнула, а затем, посмотрел на меня:
— Вот такого со мной, мой зайчик, еще не было. Всякое случалось, но чтоб в гов…
— Вот вы где!
Мы подняли глаза. Перед нами стоял Игорь. Его лицо застыло в гримасе удивления и чего-то, что через минуту превратится в искренний смех. А пока он разглядывал нас с ног до головы и периодически открывал рот, чтобы задать риторический вопрос вроде «Что вы тут делаете», но очевидно, глядя на Ирму, понимал, что слишком велик риск получить «по щам», и просто закрывал рот, беззвучно поднимая брови вверх:
— Привет, Лера. Очень рад снова видеть тебя, — сказал он, наконец. — Давайте руки, я вам помогу.
Ирма снова сказала что-то непотребное о том, что тут уже ничем не поможешь и, широко расставляя ноги, направилась к узкому проходу небольшого загона, мерзко хлюпая коричневой жижей. Я протянула руку парню, и тот помог мне выбраться из затруднительного положения. Уже на улице, стоя перед большими воротами конюшни, я с грустью осматривала носки и джинсы, которые уже не спасти. Здесь была ночь. Мы стояли в полумраке, разбавляемом светом фонарей. Ирма стояла рядом со мной и обсуждала с Игорем какие-то доски и гвозди, то ли для веранды, то ли для беседки, и пока они перебрасывались ничем не запоминающимися фразами, я чувствовала, как навоз начинает застывать на моих ногах. Меня передернуло от отвращения. Ирма это заметила: