За секунду мозг, как скоростной экспресс, сворачивает в нужный тоннель.
Я привяжу ее к себе, а себя — к ней. И накачаю собой так, что даже на кровяных тельцах в ее венах буде отпечатана буква «Л». Разделю каждую эмоцию надвое и скормлю под таким соусом, что моя маленькая Овечка будет просить добавки.
И в этом мне, хитрецу и обманщику, поможет — что бы вы думали? Правда.
Как только у меня появляется план, жизнь налаживается. Шестеренки в голове, получив порцию высококачественного масла, вертятся на скорости «турбо» и генерируют целую колонию трудолюбивых муравьев, которые, пока я раздеваюсь, напевая себе под нос, за считанные секунды выстраивают дьявольский план.
Если я что и почерпнул из женских форумов, так это то, что девочки — все без исключения — падки на красивые мужские тела. Даже девственницы, хоть вряд ли они признаются об этом своим мамочкам за чашкой чая и булкой с малиновым вареньем. Поэтому я делаю то, что делаю: отправляю моей маленькой невинной Александре свою фотографию. Нарочно «стыдливо» прячусь в запотевшем зеркале, чтобы она не думала, что я совсем маньяк, и чтобы ее сон был наполнен желанием стереть пар с зеркала и рассмотреть все подробности внимательно и очень медленно. Хоть я и голым мог бы сфоткаться — у меня, как вы понимаете, нет никаких комплексов, тем более, что я, хоть и младшенький, папочкой наделен хорошим и внушительным «инструментом». Было бы странно, будь у демона искушения пипетка вместо члена.
Конечно же я не рассчитываю на то, что Овечка пришлет в ответ хотя бы возмущенный смайлик, но все-таки примерно еще час жду хотя бы какой-то реакции. И мысленно посмеиваюсь, представляя ее румяные щеки, когда она будет весь день украдкой поглядывать на мое фото. Потому что ни на секунду не сомневаюсь — маленькая Александра просто не сможет его удалить.
Глава седьмая: Александра
Будь неладен Алексей и его фотография.
Конечно же я не смогла ее удалить. Не знаю почему. Но на всякий случай, чтобы не упасть в собственных глазах, даже не пытаюсь анализировать причины. Потому что в этот раз они вряд ли будут созвучны моему обычному трезвомыслию. Дурацкое слово, и как я только его придумала?
Утром отправляю сообщение Виталику и собираюсь удалить ненужный снимок, но вместо этого таращусь на него минут пять и, как итог, приготовленные кое-как криспы с вареньем ем уже на ходу. В метро просто листаю галерею и вдруг понимаю, что у меня нет ни одной фотографии моего парня, а мы вместе не один месяц. И до этого дня меня ни капли не смущало отсутствие не то что его фото, но и наших общих снимков. Если бы не фотография Алексея, мне бы и в голову не пришло об этом подумать.
В конце второй пары Алексей присылает еще одно сообщение, и я долго не решаюсь его открыть, потому что на занятиях мне нужна ясная голова, а не забитая всякими непотребными картинками девичья коробка с секретами, которую я зачем-то приволокла в универ и решила разложить прямо на столе. Но как только профессор отпускает нас, я первым делом открываю сообщение и с облегчением вздыхаю, потому что на этот раз там нет никакого фото, а только короткое послание: «Все в силе». Я так понимаю, этот ненормальный серьезно вбил себе в голову осуществить дурацкую затею более близкого знакомства со мной?
«У меня есть парень, не нужно меня компрометировать», — пишу в сердцах в ответ, отправляю, и через пару секунд, когда на сообщении появляется статус доставлено, до меня понемногу начинает доходить, что именно я написала.
Не нужно меня компрометировать?!
Господи, так не выражается даже наша строгая комендантша, помешанная на сериалах.
Я вылетаю из аудитории, на ходу уговаривая себя больше не реагировать на очевидные и намеренные провокации, и теперь уже точно, железно, никогда не открывать сообщения с этого номера, который для верности обозвала «Псих!» Я буду просто удалять их, не читая.
Виталик поджидает за дверью и подстраивается под мой быстрый шаг. Он пытается что-то сказать, но я даже не слушаю. Поэтому он берет инициативу в свои руки и резко хватает меня за плечи. Еще бы «Тпррр!» сказал, как бешеной лошади.
— Сашка, слушай, хватит дурить, — говорит он немного нервно, потому что внутренние тормоза срабатывают не сразу — и я какое-то время еще перебираю ногами в бессмысленных попытках уйти. — Я очень погорячился вчера. Мне правда жаль. Мне очень-очень жаль. Эта работа… Черт! Я рассчитывал на стабильный заработок, хотел сэкономить, чтобы повезти тебя куда-нибудь на Новый год. Помнишь, ты хотела покататься на лыжах?
— Нет, Виталик, не помню. Хочешь, скажу почему? Потому что в шестом классе я очень неудачно упала с горки, когда спускалась вниз по лыжне, сломала ногу и три месяца проходила с костылями. И с тех пор я ненавижу лыжи и коньки, и санки. И даже игру в снежки!
Я понимаю, что ору, ведь вечно спешащие студенты-медики вдруг перестают копошиться, словно мухи на арбузе, и заинтересованно наблюдают за спонтанным предоставлением под названием «Разлад влюбленных». Виталик поджимает нижнюю губу, еще крепче сжимает пальцы у меня на плечах и вдруг делает то, чего я совсем не ожидаю — он меня целует. Прямо врезается ртом в мой рот, и я чувствую скользкий язык у себя на губах, которые, чем больше он старается, тем сильнее пытаюсь сжать в ответ. Конечно, это не первый наш поцелуй, и конечно, у нас было кое-что более откровенное, чем язык в рот. Ну, не считая самого главного. Но Виталик никогда не пытался помириться такими варварскими методами. Любой наш спор — хоть их и было немного — это операция в миниатюре. Мы ставим диагноз, выдвигаем гипотезы, выкладываем воображаемые инструменты, а потом тщательно препарируем нашу проблему до тех пор, пока все раковые клетки не будут вырезаны под корень. Никаких поцелуев, слез, истерик и тем более глупых подарков и конфет в коробках в форме сердечка. Только трезвый расчет.
То, что Виталик делает сейчас, очень похоже на панику. Он же будущий хирург, а ведет себя как студентка-практикантка, которая трясется от страха сделать укол в вену живому человеку, а не силиконовой руке.
Я пытаюсь его оттолкнуть, потому что мне нечем дышать, и потому что во рту Виталика есть стойкий вкус вчерашнего алкоголя, который он попытался заглушить апельсиновой жвачкой. Виталик еще сильнее прижимает меня к себе и я — господи боже! — чувствую, что мне что-то упирается в живот.
Ладно, я в курсе, что это, я ведь студент-медик, но вместо того, чтобы испытывать хотя бы толику возбуждения, я чувствую только идиотское желание врезать ему побольнее за это представление. Он ведь мог дождаться конца пар, спокойно предложить поговорить, а не корчить из себя героя голливудской мелодрамы. Мы оба без пяти минут люди с высшим образованием, а он ведет себя, как неандерталец в пубертатный период.
Я кое-как упираюсь ладонями ему в грудь, собираюсь с силами для толчка, нажимаю на ребра — и Виталика сносит, словно волной. Даже не сразу понимаю, что происходит, потому что у нас с ним огромная разница в комплекции, и как бы я ни пыталась корчить Халка, такие штуки мне не по плечу.
— Слушай, лапша, девушка не хочет пробовать на вкус твои слюни, — слышу очень знакомый насмешливый голос.
Моргаю, рукавом вытирая мокрые губы и поднимаю голову.
Сегодня Алексей в стильном темно-синем костюме, белой рубашке с очень фривольно расстегнутыми тремя верхними пуговицами, приталенном полупальто и начищенных до блеска туфлях. Только прическа та же, что и вчера — взлохмаченные темные волосы, от которых хочется убрать подальше все расчески и гребешки, чтобы ни в коем случае не испортить идеальный беспорядок. И глаза те же, за исключением того, что сейчас в них нет ни капли веселья, хоть губы очень даже натурально улыбаются.
В одной руке Алексей держит стаканчик с кофе, в другой — загривок Виталика, который сжимает так крепко, что тот лишь бесполезно сучит ногами в воздухе, изредка чиркая носками кроссовок по полу.
Виталик. Висит. В воздухе. Виталик, в котором сто восемьдесят сантиметров роста и в общем прилично мышц, просто болтается в воздухе, как Буратино, которого Карабас Барабас прицепил на деревянный крючок. Только вместо крючка — крепкая рука, да и Карабас Барабас гладко выбрит.
— Ты же сказал, что заедешь после занятий, — говорю на автомате.
Даже не знаю, кто из нас удивлен больше: он моим словам или я тому, что сказала именно их.
— Решил украсть тебя у фармакологии, — подмигивает он. Протягивает стаканчик. — Ты не могла бы…
Я опять-таки на автомате забираю стаканчик и, даже не спрашивая, что там и мне ли это, сую в рот трубочку, втягиваю сразу большую порцию. Там капучино, как я люблю: мало кофе, много сливок и умерено сахара.
— Не возражаешь? — Алексей продолжает улыбаться одними губами, но жесткий взгляд косится в сторону выхода. — У меня, знаешь, с утра просто зверски ноет в боку, подозреваю аппендицит и хочу проконсультироваться у специалиста.
Я салютую ему своим капучино, не имея ни одного логического объяснения, зачем это делаю.
Пока Алексей волоком вытаскивает Виталика на улицу, я так и стою посреди коридора и в ответ на все вопросительные взгляды просто пью капучино. И потихоньку, почти как краб, боком, пячусь к окну. Тут у нас потертые скамейки, и ноги сами подгибаются, чтобы «усадит» меня до того, как я стеку по стенке подтаявшей древесной смолой.
Нужно время, чтобы переварить произошедшее. Ко мне приехал почти незнакомый парень, схватил за шиворот Виталика, с которым я до сих пор официально встречаюсь, и сейчас где-то там, на улице, задает ему взбучку за то, что он хотел меня поцеловать. Я ничего не пропустила? Как будто нет, но с какой стороны ни посмотри — всюду просто полный провал логики. Разве я не должна была храбро вступиться за Виталика и вытолкать Алексея не только из универа, но и из своей жизни?
Я все пью и пью, а кофе в стаканчике все не заканчивается и не заканчивается, но, когда Алексей снова появляется в коридоре, я все-таки приговариваю капучино и вместе с последним глотком втягиваю еще и воздух. Так что звук получается не то, чтобы приятным.
Алексей улыбается, подходит ко мне и присаживается рядом. Я кошусь на его руки, чтобы убедиться, что на них нет крови. Ни крови, ни колец, ни браслетов и татуировок на пальцах. Только часы на красивом суховатом запястье. Кстати, у него красивые ладони: узкие, с длинными пальцами и без намека на волосы. Терпеть не могу волосатые руки, а у Алексея волос на теле вообще кот наплакал, только вот та поросль от пупка и…
Я судорожно пытаюсь сделать еще один глоток, чтобы запить полный рот слюны, но снова получается только тот противный звук, и Алексей со смешком забирает у меня стаканчик.
— Рад, что угадал с твоими вкусами, — говорит, поднимаясь, и протягивает мне руку, как будто какой-то принц из сказки.
Я несколько секунд таращусь на этот приглашающий жест, но все равно игнорирую его. Алексей понимающе качает головой, поднимает ладони, как будто готовится показать фокус с монеткой — и нарочито демонстративно опускает их в карманы пальто.
— Как себя чувствуешь? — интересуется почти официально-деловым тоном. Пока я пытаюсь понять, к чему бы этот вопрос, он уточняет: — Ты вчера сильно промокла, могла простудиться.
— Я попарила ноги в тазу. — Блин, ну вот зачем я это сказала?
— Надеюсь, ты не забыла положить туда таблетку противовирусных?
— У меня под рукой была только горчица. — И это правда, потому что осень, как известно, пришла внезапно в октябре, и я встретила ее полностью неподготовленной. В моей аптечке нет даже горячего чая, только капли для носа. — Спасибо, что помог с… с…
Я сдаюсь и просто киваю на дверь. Выше моих сил сказать: «Спасибо, что не дал моему парню меня поцеловать». Кажется, если я произнесу эту чушь вслух, от смеха Алексея рухнет крыша — и судьба заваленной сессии будет целиком на моей совести.
Но он рушит мои надежды, с совершенно серьезным видом заявляя, что Виталик меня сдал и признался, что мы встречаемся. Немая сцена, достойная Бродвея. И мой суфлер дрыхнет пьяным в своей будке.
— Так я могу украсть тебя с фармакологии, Александра? — интересуется Алексей.
— Нет, конечно, — не задумываясь, отказываюсь я. Ни разу за все время — ни в универе, ни даже в школе — я не пропускала занятий. И сегодня не тот случай, когда стоит сделать исключение. Все еще пытаюсь найти причину, по которой он здесь, и вдруг до меня доходит. Ну да! Ну конечно! И как я сразу не догадалась. Чтобы не покраснеть, начинаю рыться в своих вещах, достаю кошелек. — Я же должна тебе за такси.
Он совсем немного сводит брови к переносице, но этого достаточно, чтобы мне расхотелось открывать кнопку застежки. Так и стою, как дурочка, со свисающим с одного плеча портфелем и своим потертым кошельком.
— Александра, откроешь его — и обещаю, что ты будешь расплачиваться со мной всю оставшуюся жизнь, — очень спокойно, почти ласково, говорит он. Не запугивает ни в коем случае, просто озвучивает непреложную истину. И снова немного пугает меня тем странным взглядом, в котором за серыми глазами скрывается целая пропасть клубящегося тумана.
Чур меня!
Глава восьмая: Александра
Я быстро сую кошелек обратно и со словами «Ну, все равно спасибо, мне пора, до свидания» честно пытаюсь от него сбежать. И Алексей меня не останавливает.
Казалось бы, в чем подвох? В том, что лекторий, где нам читают фармакологию, окнами выходит во внутренний двор, а я всегда сажусь рядом со вторым окном. Просто потому, что от окна больше света и не приходится щуриться.
Алексей никуда не уехал. Его спортивная машина припаркована таким образом, что он может спокойно опираться бедрами на капот и как раз смотреть в мое окно. И стоит мне это понять, как он на минуту снимает солнцезащитные очки, снова подмигивает мне и стучит большим пальцем по циферблату часов, давая понять, что никуда не уедет, и никакая фармакология ему не помеха.
Ладно, пришло время узнать, что он за тип. Вдруг, маньяк?
Пока наша пожилая преподавательница вещает на латыни, я потихоньку забиваю в гугл «Алексей Черных». И в глаза сразу бросаются две странности: о нем есть целая статья в википедии, но ни единого намека на то, чем именно он сколотил свой, судя по указанной цифре, немалый капитал. Странно, да? Ну написал бы, что качает нефть или продает дорогие машины, или занимается сельским хозяйством. А так — вообще ничего. На официальном сайте его компании, который выглядит стильно и солидно, тоже никакой конкретики. Пару раз я цепляю взглядом слово «услуги», но в чем они состоят — непонятно.
Фотографий с ним не то, чтобы много, но все они какие-то совершенно типовые: на фоне рекламного баннера с парой блондинок, или перерезает ленточку с каким-то толстым мужиком. Ничего, что, хотя бы отдаленно намекало на его увлечения в повседневной жизни. Кажется, Алексей Черных только то и делает, что работает на работе, которую нельзя называть. Может, мама Ро что-то знала, и он возглавляет филиал корпорации зла Волан-де-Морта?