В медпункте нас встречает тучная медсестра и сразу тянет ко мне свои руки, как будто я — желанный гость, которому забыли выстелить ковровую дорожку. Александра стоит у меня за плечом и с каждой секундой становится все бледнее и бледнее. Не успеваю сесть на кушетку, как за окном раздается громкий «Бах!» выхлопной трубы, и моя Овечка просто садится на кушетку, как будто ей подпилили ноги.
— Вот она, — отвожу руку медсестры, когда та пытается что-то там выщупать у меня на лбу. — Она же студентка-медик? Справится.
Я добавляю к словам пару купюр и с очаровательной улыбкой предлагаю ей пойти выпить кофе. Ее словно ветром сдувает: через секунду в пропахшем лекарствами тесном кабинете остаемся только мы вдвоем и, должен сказать, это немного будоражит кровь. Даже противный химозный запах не в силах перебить тонкий аромат ее невинности, и он так сильно меня искушает, что приходится заложить ногу на ноги, чтобы не пугать малышку своими слишком очевидными мыслями.
— Это нормально, что мне страшно? — говорит моя Овечка, промокая царапину у меня на лбу какой-то бесцветной дрянью. Даже не щиплется.
— Всем страшно, когда на них падают деревья. — пытаюсь философствовать я, потому что у меня нет для нее ответа. Откуда я знаю, страшно ли ходить по краю смерти, если никогда этого не чувствовал. И, надеюсь, не почувствую.
— И чуть не сбивают машины, — добавляет Александра.
Она пытается подойти ближе и хмуро смотрит на мои ноги. Приходится расставить колени и быстро, пока она не сообразила, что к чему, прижать ее к себе. Руки укладываются на симпатичные изгибы ее бедер, как будто там им самое место. Александра же только сосредоточено делает свою работу. Втирает мне в лоб какую-то зловонную мазь, и я почти готов прыгать от радости, потому что она хоть немного, но перебивает ее сладкий аромат.
— Ты правда миллионер? — спрашивает Овечка, сгребая со стола испачканную вату и бинты.
— Это имеет значение? — Уверен, что для нее — нет, иначе приклеилась бы ко мне еще вчера, когда увидела мою тачку. Тогда все было бы проще. И совсем не интересно, если уж быть до конца откроенным.
— Просто не понимаю, зачем тебе я? — Она подносит к моему носу растопыренную ладонь и стучит пальцем по кольцу на безымянном пальце. — Может быть…
Вы будете смеяться, но она снова не успевает закончить мысль, потому что над нашими головами раздается хрустящий скрежет — и старая лампа с тремя рожками срывается вниз, словно уродливое семечко. Я и сам не очень в курсе, как успел схватить Александру и опрокинуть ее на пол, прикрыв собой. Звон разбитых плафонов немного глушит мое: «сука, блядь, когда это кончится?!» Потому что я зол, как черт, и потому что пара осколков точно угодила мне в ногу.
Александра лежит подо мной тихой мышью и даже не шевелится, и не дышит. Если я срочно что-то не придумаю, то она, чего доброго, начнет задыхаться.
— Эй, Овечка, все в порядке, это просто старая люстра, — шепотом говорю я.
Она еще пару секунд смотрит на меня немигающим взглядом, а потом говорит:
— Александра.
— Что? — не въезжаю я.
— Лучше «Александра», а не «Овечка».
Она как-то странно выходит из ступора, снова удивляя меня отсутствием слез, паники и криков.
— Александра, — растягиваю ее имя по слогам. И только, когда член снова напрягается до состояния полосатого жезла, до меня доходит, какую чудовищную ошибку я совершил.
Но уже поздно, потому что ее губы слишком близко, и если я не могу трахнуть их Локи-младшим, то точно могу трахнуть языком.
В конце концов, я же должен попробовать будущую жену на зуб?
Александра угадывает мои намерения, потому что вдруг оживленно ерзает подо мной, пытаясь освободиться, и даже достает из арсенала пару крепких кулачков, которыми, если ее срочно не утихомирить, точно навешает мне люлей.
— Александра, хватит, — шепчу ей в губы, уже почти чувствуя дурманящий вкус невинного рта.
А в ответ слышу:
— Мы едем в ЗАГС, Алексей. Сейчас или… будешь целовать меня в гробу!
Вообще, в моей грешной жизни случалось много того, о чем не расскажут в «Спокойной ночи, малыши», но некрофилией я точно не баловался. И мне как-то совсем не хочется распечатывать эту традицию.
Глава десятая: Локи
Что со мной не так? Где я просчитался? Какую страницу в книге не прочел и какой фрагмент в фильме промотал, если весь мой гениальный план работает косо и криво? Разве не я должен волочить волоком несчастную невинную деву в ЗАГС, покупать ее невинность за большие деньги и терзать невинное тело в своих загребущих лапищах настоящего властного героя?
Нет. Настоящий властный герой сидит на соседнем сиденье моей машины и смотрит вперед таким взглядом, что я вообще удивлен, как лобовое столкло до сих пор сдерживает этот беспощадный натиск.
Печально осознавать, что на почве страха за собственную жизнь моя малышка повредилась рассудком, но еще печальнее, что, блин, меня ведут под венец, а не наоборот. Где-то здесь логика помахала ручкой и отчалила к дальним берегам.
Ладно, нужно хоть что-то взять в собственные руки. Раз уж я собираюсь впервые за двести лет своей беспутной жизни стать мужем.
Телефон в кармане напоминает о том, что папочка бдит.
«Платье девушке купи, олух!» — и смайлик с дымом из ноздрей.
Вот вы верите, что Создатель может быть таким… гммм… шутником? Нет? А зря.
Я притормаживаю у солидного свадебного салона — не будет же моя Овечка идти под венец в тряпке из бабушкиной занавески. Она даже не сопротивляется, когда девицы уводят ее в примерочную. На прощанье смотрит так, что даже если бы от ее любви ко мне не зависело мое бессмертие, я все равно остался бы сидеть на диване, не помышляя о побеге.
Но, знаете, во всем этом есть плюс.
Потому что я могу взять со стойки комплект красивого нижнего белья и попытаться забраться к моей Александре, чтобы лично помочь его примерять. Вот только почти наверняка огребу по самые не балуйся, так что пока «нога на ногу» точно станет моей любимой позой до первой брачной ночи.
Ну ничего не могу поделать — хочу ее, просто пиздец!
Вот интересно, что будет, если скажу ей это на ухо сразу после того, как нас распишут?
Нет ни единой мысли на этот счет, потому что Александра «Бермудский треугольник» Романова еще ни разу не пошла по проторенной колее. Может показаться, что мне это не нравится, но нет — я, бляха муха, просто млею!
Пока моей Овечкой занимаются ушлые девицы из свадебного салона, я лезу в интернет. Думаете, зачем? Чтобы узнать, как положено проводить гражданские церемонии. Где-то на задворках памяти всплывает, что хорошие свадьбы гуляют минимум три дня всем хутором. Или как-то так. Но мы просто распишемся, и нам такой табор ни к чему. И все же, на всякий случай, нужно быть готовым. В Тени, например, все обряды соединения проще пареной репы: нашли алтарь, полоснули по ладоням, сцедили по ложке крови — считай муж и жена. Мой папочка так трех жен взял, потому что — да, вы не ослышались — в Тени мы все априори моногамны и редко, когда ревнивы.
Так, кажется, для порядка нужны хотя бы свидетели. Ну, тут без вариантов, хотя, блин, жаль, что Каин до сих пор валяет дурака в своем гробу, потому что Фер товарищ ненадежный и не всегда его «да» — это действительно «да», а «сегодня» может запросто превратиться в «завтра», а то и «я вообще забыл, брат!»
Но выбора у меня нет.
Фер, конечно, спит: берет трубку только после третьей попытки до него дозвониться. И когда я коротко озвучиваю суть проблемы, посылает меня в жопу и предлагает проспаться и выпить кофе. Он думает, я шучу. Набираю в четвертый раз — и когда брат берет трубку, быстро, пока он не открыл рот, говорю:
— Фер, я женюсь, понял? Это не шутки. И обо всей этой херне, между прочим, нужно будет поговорить. Помнишь, отец обещал устроить нам сладкую жизнь? Так вот — у меня эта сладкая жизнь уже в полный рост, и это вообще не так смешно, как ты тогда ржал.
Брат с минуту молчит, только слышу на заднем фоне щелчки зажигалкой и его недовольное ворчание.
— Слушай, правда, что ли? — не верит он.
— Ну а стал бы я же…
Слова просто замерзают на губах, потому что Александра появляется из примерочной и очень неуклюже, как кукла с ногами разной длины, идет на небольшой пьедестал в центре зала.
— Локи, блядь, ты куда пропал? — матерится в трубку Фер.
— Через час, — бормочу я и называю адрес ближайшего ЗАГСа, который высмотрел в гугле.
Бросаю телефон на диван и продолжат тупо пялиться на Овечку.
Ладно, нужно взять ма-а-аленькую паузу и сказать о том, что все женщины прекрасны, когда они — невесты. Вне зависимости от комплекции, возраста, количества детей до брака и количества похороненных мужей. Все невесты — безупречны, потому что это их звездный час. Даже если он десятый по счету и даже если платье не белое, а черное с готическими розочками.
Но моя Александра просто божественна. Ну, хотя бы потому, что пока взбирается на свою арену, задирает подол платья, а под ним у нее тяжелые осенние ботинки, которые впору носить байкерше. Потертые и со сбитыми носками, не особенно сочетаются с остальным ее образом, так что наверняка взяты в каком-то магазине «вторых рук».
Платье, которое вряд ли можно назвать сложным произведением портняжного искусства, на ней смотрится лучше, чем если бы это был подвенечный наряд Золушки или Бель. Длинные рукава с петелькой на большом пальце, прямая юбка-колокольчик, закрытая грудь и воротник стойкой до самой шеи. Но когда Александра поворачивается, я просто охуеваю от того, как пикантно открыта ее спина: широким ромбом от плеч до самой талии. И тонкие позвонки выступают под бледной кожей, словно клавиши.
— Эммм… — Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать в ответ на ее дефиле.
— Алексей, послушай… — Овечка вдруг спрыгивает на пол и в нерешительности мнет юбку, словно девчонка, которая собирается признаться, что разбила любимую бабушкину вазу. — Я… Ну, знаешь, просто испугалась. Извини, у меня немного помутилось в голове от стресса. Так бывает, мы проходили это на…
— Прости, что? — переспрашиваю я, нарочно корча растерянность.
Я ни фига не растерян, я, если так можно выразится, просто злой, как черт, хоть черти просто ехидные твари. Если бы она сказала это до того, как я увидел ее вот такой, возможно, я бы прыгал от радости до потолка. Но сейчас все, что я хочу — завладеть этим сокровищем. Хотя бы на двенадцать дней.
— Я не хочу замуж, — твердо говорит Александра и немного морщит лоб, как будто ей больно подбирать правильные слова. — Какой замуж, ты что? Мы друг друга не знаем.