— А я вполне серьезно! — Рысь ухватился за эти самые руки, перекинул наследника через себя, невзирая на разницу в росте, и, перешагнув через кряхтящее от встречи с паркетом тело, продолжил путь.
— Мне расценивать это, как покушение?
— Ага. И папочке пожалуйся.
Эгирон в три прыжка догнал друга, заломил руку и, опрокинув, ткнул Яура лицом в пол:
— Справлюсь без папочки.
— Неужели? — хмыкнул Рысь и вывернулся самым немыслимым образом.
Эгирон и сам не понял, как оказался на полу, лицом вниз, а Яур уселся на него верхом, однако не обиделся:
— Я уже выбрал невесту.
— Да? Луиску? — съязвил Рысь.
— Нет, Луиске придется искать другого мужа.
— Что же так?
— Потому, что на Яуре я сам женюсь! Такое ловкое тело и все мое!
— Придурок! — Рысь отвесил наследнику подзатыльник и, освободив от хватки, слез с его спины.
Эгирон вздохнул, поднялся, отряхнулся:
— Ладно, твоя взяла. Пойдем смотреть принцесс.
Первый же потрет, попавший в руки, принадлежал Аорнике из государства Виртас. Эгирон брезгливо оглядел холст, на котором была изображена полненькая девушка с румяными щеками, пухлые ее губы обнажали в улыбке ровные мелкие зубки, высокий лоб ее обрамляли темные спиральки кудряшек.
— Толстуха.
— Ты на глаза смотри. — посоветовал Яур.
Глаза у принцессы были большими, глубокого карего цвета и лучились добротой.
— Художники явно приукрасили. — фыркнул принц и небрежно откинул свиток в сторону.
Следующей попалась Этеса из Ликира. Весь образ этой девушки был будто соткан из солнечных лучей. Белокурые непослушные локоны, распущенные по худеньким плечам, огромные бледно-голубые глаза в пол лица, маленькие кукольные губы бледно розового цвета, кожа светлая, будто прозрачная.
— Это не девушка, это какая-то нимфа. — Эгирон долго смотрел на портрет, потом свернул и осторожно положил на столик.
Яур развернул следующий:
— Савигена, дочь степей.
— Ну, это вообще ребенок! Я не готов ждать пять лет! — ответил наследник, внимательно рассматривая портрет смуглой девочки с огромными карими глазищами и черными волосами.
— Да будь твоя воля, ты вообще бы никогда не женился. — фыркнул Рысь, разворачивая следующий свернутый в свиток холст — Уара, дочь северных пустынь.
Образ северной принцессы был словно пропитан холодом: белые волосы, белая кожа, холодные ярко-синие глаза, похожие на льдины, взгляд непривычно прямой и холодный, а все черты красивого личика выражают отстраненность и равнодушие.
— Красивая, холодная. — прокомментировал принц, и второй свиток отправился на стол.
— Меитит из Соры.
— Страшна! — восхитился Эгирон — Ей бы не королевой быть, а заведующей королевской библиотекой!
— А эта? — Яур развернул перед принцем следующий свиток — Аорет из Зайнара.
Эгирон вгляделся в строгую, гладко причесанную худенькую девушку. Глаза принцессы были опущены ниц и цвета не разглядеть.
— А этой быть храмовой мышью. — отрезал наследник, отправляя свиток в дальний полет.
Туда же отправились и портреты Маливики из Даолии, поскольку на мужика смахивает, и Зулилы из Роя, поскольку черна, как уголь.
Остались портреты Атилои и Эилин. И от этих двух Эгирон был в полном восторге, даже больше, чем от Уары, снежной дочери. Яур же не мог сказать ничего определенного, девицы несомненны были хороши собой, но как насчет ума? А характера? Эгирона же эти качества не интересовали совсем, он даже про Этесу и Уару забыл напрочь, оставив у себя в лидерах портреты нежной красавицы, похожей на ангелочка Атилои и роскошной во всех отношениях соблазнительной Эилин. Рысь едва за голову не схватился, но промолчал. Он знал, что его друг далеко не глуп, верил, что красивые мордашки его не одурачат, и он все же сделает правильный выбор.
***
Тем временем в Зайнаре было уже раннее утро. Сонные служанки проводили утреннюю уборку, шестеро принцев досматривали последние сны, а их фаворитки собирали предметы своего туалета, чтобы успеть ретироваться. И весь этот мирный порядок потряс нечеловеческий вой.
Выла нянька принцессы, старая надменная фрейлина, бывшая некогда фавориткой деда своей воспитанницы. А выла потому, что Аорет снова не было в кровати — сбежала до зари.
Нет, Аорет не была развращенной девицей, убегавшей на ночные свидания, но хулиганкой была точно. Вот и в этот раз она встала до петухов, чтобы успеть наловить лягушек в королевском пруду, очень уж хотелось подсунуть живую жабу в тарелку своей старой чопорной няньке. В общем, Аорет искали по всему дворцу пока она, придерживая руками намокшие подолы платья, на цыпочках пробиралась обратно в свои покои. Только успела спрятаться в уборной, как в дверь заколотили.
— Ваше высочество! Ваше Высочество, Вы тут? — звала горничная.
— Да тут я! — рявкнула принцесса — Леди Аира снова вой подняла, не потрудившись постучаться в уборную, а я, между прочим, жду свое платье.
— Конечно, Ваше Высочество, сейчас будет.
Аорет быстро стянула с себя намокшее платье и, запихав его под бадью с водой, быстро омыла ноги от тины. Вышла она аккурат к тому моменту, когда чистое платье было разложено по кровати вместе с чистой сорочкой, чулками и прочими атрибутами женского туалета. Под халатом вякнула выловленная лягушка, и горничная, конечно, услышала подозрительный звук.
Аорет смущенно улыбнулась:
— Так рано, а я уже проголодалась. Иди, я сама облачусь.
— Но… — попыталась возразить горничная.
— Я сказала, что сама! — для убедительности она даже ножкой топнула.
В общем, служанка была выпровожена, лягушка аккуратно посажена в вазу с широким горлом, чтобы не ловить ее потом по всем покоям, а сама принцесса собственноручно облачена в серое, закрытое наглухо платье. Русые волосы она собрала в аккуратный пучок на затылке, проверила, не перекошен ли ворот. В собственной внешности Аорет не находила ничего особого: маленькая, худенькая, вся серая, как и весь ее гардероб, и волосы серые, и глаза, и кожа тоже казалось серой. А они ее еще замуж за принца Елора сватают. Нужна она была ему, бледная мышь. Да и ее саму не привлекали пустоголовые красавцы, а про Эгирона говорили, что он красавец. Портрет «жениха» Аорет даже смотреть не стала. Зачем? Даже если каким-то чудом он из всех красоток выберет мышь, она все равно сделает все, чтобы не выходить за него.
Аорет мечтала только о приключениях, но никак не о любви. Тайком, пока не видела нянька, она взахлеб читала расследования детективов, приключения морских волков, научные труды и трактаты философов, а вот благовоспитанные романтические истории и религиозные писания всячески избегала, как зубной боли. Какой толк от таких глупостей?
За завтраком она таки умудрилась незаметно подсунуть в блюдо леди Аиры пойманную в пруду зеленую красавицу. На этот раз няня не визжала, она сразу упала в обморок. Аорет подавила хулиганский смешок и приняла полностью благовоспитанный вид, едва ли не засияла от благолепия. Конечно, никто не обманулся ее видом, но и доказать вину не смогли.
***
До прибытия невест оставалась всего неделя, но покои уже были готовы, на случай если кто-то явится раньше. Эгирон уже не бесчинствовал, он мирно спал в своих покоях, утомившись делами государственными, которыми наградил его венценосный батюшка. Яур же сидел на подоконнике в одном из пустых коридоров дворца и смотрел через узкое стрельчатое окошко на закат. Смуглые тонкие пальцы задумчиво вертели копию серьги, подаренную Дикиором. Нет, он не думал о том, откуда он взялся, и почему оказался с дикими кошками, как не думал и о серьге, найденной на нем. Просто была у него привычка такая: вертеть алмазную каплю в пальцах, и, хоть и не принято было в Елоре мужчинам носить серьги, снимать ее он даже не думал.
Он давно привык к себе такому, какой он был. А сейчас он и вовсе ни о чем не думал, просто отдыхал и смотрел на закат. Присматривать за наследником, пусть и взрослым, работка та еще. И Эгирон не знал, что его друг исполняет роль его персональной няньки. Не приведи боги, узнает — визгу будет.
Из задумчивости Яура вывело странное ощущение чужого взгляда, и он обернулся, чисто инстинктивно. Он никого не увидел и, если бы не шорох, списал бы все на «показалась». Именно шорох заставил его плавно стечь с подоконника и двинуться к источнику звука. Только тот, кто следил за ним, не собирался дожидаться, когда Рысь до него доберется. Буквально за поворотом извилистого дворцового коридорчика раздался топот ног, легкий, частый, будто бежал ребенок. Яур прибавил скорости, но когда завернул за угол, увидел только мелькнувшую ткань юбки. На следующем повороте Рысь бросился вверх по лестнице, куда и завернула эта самая юбка, и позорным образом поскользнулся на натертых до блеска ступенях. Равновесие не смог удержать и кубарем покатился вниз. Последнее, что помнил — удар затылком о плиты пола.
Ему снились необычайно яркие вспышки в ночном небе и темнота, холодная темнота, будто он сидел в подвале или погребе. Сквозь громовой грохот, от которого тряслась земля, он отчетливо слышал голос, детский, тонкий. Голос звал кого-то, просил откликнуться и, кажется, принадлежал маленькому мальчику.
— Юнэми, ты жив? Юнэми, где ты?
Нет, он не Юнэми, он Яур, зовут совсем не его. Но почему же так хочется откликнуться? Хочется сказать этому ребенку: «Успокойся, я здесь». И добавить имя, он же знает, как зовут этого мальчика. Или не знает?
А голос из детского становится мужским и проникновенно шелестит в голове:
— Юнэми, отзовись, я найду тебя. Юнэми! Где ты?
У него нестерпимо болит голова, так сильно, что он… просыпается. Лепной потолок чужой комнаты кружится перед глазами в каком-то бешеном танце, горло пересохло, и голова действительно болит. Но сон никак не желает отпускать, и это имя, кажущееся знакомым, будто он слышал его сотни раз. Юнэми. Он хочет вспомнить, но как только начинает — головная боль становиться сильнее. Юнэми.